Алан пытался не думать об этом, забыть о приближающемся событии в жизни Опал. Вместо этого он с новым рвением приступил к тренировкам. Он пододвинул коляску к кровати и когда в первый раз оказался на ее краю и взглянул на инвалидное кресло, ему показалось, что между ним и кроватью — огромная пропасть. Одна мысль о необходимости перекинуть свое тело с кровати на коляску наполняла Алана ужасом.
Умом он понимал, что расстояние это не превышает нескольких дюймов; что только страх так увеличивает его. Но все же было очевидно, что кровать слишком высока по сравнению с коляской. Казалось невозможным спрыгнуть с кровати на инвалидное кресло. Он вспомнил, что Опал говорила, будто у ее знакомого покалеченного ветерана была низкая кровать. На следующий день Алан попросил Джонни подпилить ножки его кровати так, чтобы она стала почти вровень с коляской. Когда все было готово, Алан пододвинулся на край и взглянул на стоящую рядом коляску.
И все равно задуманное выглядело совершенно невероятным. Хотя Алан знал, что его руки уже достаточно сильны, чтобы выдержать вес тела при перемещении его с кровати на коляску. Ему мешал только страх.
Потом начали возвращаться кошмары. Алан задумывался о том, не сумашедший ли он, раз решился на такое. Но мысль об Опал, о ее вере в него заставляла не отказываться от своего намерения.
Однажды утром он проснулся с твердым убеждением, что именно сегодня все получится. Прежде, чем усомниться в этом или испугаться, как обычно, он с помощью рук сместился как можно ближе к краю кровати, схватился за веревку и подтянул туловище к самому краю. Он взглянул на коляску, напрягся, зажмурил глаза и бросил свое тело в сторону коляски. Он не успел ничего подумать и за какую-то долю секунды уже оказался за пределами кровати. В это мгновение пальцы разжались, и он удал на сиденье, но упал боком, и ручка коляски больно вонзилась в ребра. Потом, через некоторое время, он осознал, что уже не в кровати, а в инвалидной коляске. Забыв о боли, Алан начал ерзать и ворочаться, держась за ручки своего кресла и поворачивая тело до тех пор, пока ровно и удобно не устроился на сиденье.
Когда Алан, наконец, уселся, как надо, он откинулся на высокую спинку инвалидного кресла. Он сделал это! Он сам, без всякой посторонней помощи, обойдясь только своими силами, сел в инвалидную коляску, и неважно, что сначала чуть было не свалился. Он вытер со лба пот и улыбнулся. Он совершил это! И еще он знал, что теперь раз за разом делать это будет все легче и легче.
Через несколько минут дверь в его комнату открылась и вошла Опал с подносом в руках.
— Ида сказала, Джонни опоздает, и я подумала, что… — Она застыла на месте и голос ее оборвался… — что смогу принести тебе завтрак. — Она с минуту просто молча смотрела на него, а потом сказала:
— Алан! Ты в своем кресле! — Алан кивнул. Солнечная, светлая улыбка озарила лицо Опал. — Ты сделал это!
Она поставила поднос на кровать и подбежала к нему.
— Я так горжусь тобой! Это замечательно! — Она импульсивно наклонилась и обняла его, коснувшись его лица своей щекой.
Алан еле сдержался — так хотелось обхватить ее и не отпускать от себя. Она пахла так свежо и сладко, и ее прикосновение было так приятно! Чувствовать ее руки на своих плечах, видеть так близко ее глаза было равносильно минуте в раю! Алан взглянул на ее улыбающееся лицо.
Он знал: все, что ему пришлось испытать, стоило ее улыбки.
Глава XVII
Алан с трудом проснулся. Моргая в темноте, он пытался понять, что именно разбудило его. Спустя некоторое время раздался слабый, непонятный звук, который, по-видимому, уже давно подсознательно слышал Алан.
Но что это может быть? Он присел в кровати и напрягся прислушиваясь. Кругом стояла тишина, которую нарушали только гулкие удары его собственного сердца. Но вдруг тот же незнакомый звук повторился. Он был похож на тихий стон, который тут же оборвался. Алан еще не осознал, что это, не понял значения происходящего, но внутри него все затрепетало; он начал инстинктивно двигаться к краю кровати. Что-то с Опал!
На минуту он замер. Потом схватился за веревку и бросил свое тело на инвалидное кресло, даже не задумываясь о том, что еще вчера этот поступок казался ему великим достижением. Все мысли были только об Опал. Должно быть, ей пришло время рожать, и нужна помощь.
Сняв с тормоза коляску, Алан выехал в коридор, а оттуда повернул к крошечной спальне под лестницей. Дверь была прикрыта. Он, не постучавшись, толкнул ее и заглянул внутрь.
— Опал? — Его голос прозвучал громко в маленькой комнате; очевидно, он почти кричал от страха.
Опал сидела в кровати, прислонившись спиной к стене. В тусклом свете Алан еще различал ее, но вся поза Опал выражала страдание. Можно было сразу догадаться, как тяжело и больно ей сейчас.
— Опал? — повторил он, подъезжая ближе.
— Да… — Голос ее показался слабым и отдаленным. В темноте слышалось частое прерывистое дыхание.
— Что случилось? — Алан увидел очертания выдвинутых ящиков комода и направил коляску туда. Он взял керосиновую лампу с комода, поискал спички и зажег камин. Повернувшись к Опал, он спросил:
— Это малыш?
Опал кивнула. В свете лампы Алан видел ее усталое вспотевшее лицо; в глазах была мука и страх.
— Думаю, да, — ответила она нетвердым голосом. — У меня начались схватки. Они наступают каждые несколько минут. Последняя только что закончилась, но… это долго не продлится.
Алан нервно покусывал губы. Он абсолютно растерялся. Хотелось взять на себя боль Опал, но это было невозможно. Он не имел понятия, что должен делать. Подъехав к выходу, он громко позвал:
— Миллисент! Миллисент!
Через несколько секунд он услышал сбегающие шаги сестры.
— Что? Алан?
Миллисент перепрыгнула последние ступеньки и вбежала в коридор. На ней была только ночная сорочка, волосы заплетены в толстую косу, спадающую на спину, а на ноги она ничего не успела надеть. Лицо ее было испуганным. Она резко остановилась, увидев Алана, выезжающего на своей коляске. Он выглядел смущенным. Милли все поняла.
— О, мой Бог!
Она бросилась в комнату Опал. Как только она вбежала, Опал испустила сдавленный стон. Алан въехал следом, внутри у него все похолодело. Опал скорчилась, подминая под себя простыню и одеяло; бледное лицо исказилось гримасой боли. От бессилия и жалости Алан вцепился в ручки своей коляски и посмотрел на Миллисент.
— Милли! Делай же что-нибудь!
— Я побежала за доктором, — решительно сказала Миллисент.
— Нет, — слабо запротестовала Опал. — Пожалуйста, не будите его зря. Сейчас ночь. Я уверена, что он не захочет подниматься. Это, я думаю, будет еще не сейчас. Иногда все может длиться часами…
— Часами! — Алан побелел. Опал должна терпеть эту боль много часов?
— Не глупи, — твердо ответила Милли. — Ты не знаешь, когда это случится. Я — тем более. Нам нужен врач. А если он отказывается встать с постели ночью ради больного, то это не доктор. — Милли кивком головы прекратила разговоры на эту тему, беря ответственность на себя. Она повернулась и выбежала из комнаты, крикнув на ходу:
— Я позову доктора Мортона. Алан, пожалуйста, побудь с Опал!
Алан кивнул. Он и так никуда не собирался. Он подъехал к кровати Опал; над их головами прозвучали шаги Миллисент.
— Все будет в порядке, — стараясь говорить убедительно, успокаивал он Опал. — Ты и не заметишь, как она вернется с доктором. А мистер Мортон — очень хороший врач. Несколько лет назад, после этого несчастного случая, он буквально вытащил меня. Все считали, что я не выживу, но ему удалось спасти меня.
Опал кивнула и постаралась улыбнуться, но не смогла. Ее лицо было абсолютно белым, а глаза казались огромными от ужаса и боли.
— Алан?
— Да?
— Я боюсь…
Его собственный страх притупился; вернее, Алан сам постарался забыть о нем. Опал не должна видеть, что он тоже смертельно боится за нее. Ей тогда будет еще хуже.