Сердце в ее груди бешено застучало. Джонатан оглядывал зал. Милли спрашивала себя, не ее ли он высматривает. Она знала, что от этих мыслей сойдет с ума, но не могла остановиться. Ее обычно контролируемые эмоции в эти дни вышли из-под подчинения. Она нервно схватила веер, ожидая, когда взгляд Джонатана отыщет ее.

— Он — типичный скандалист, — неодобрительно продолжала тетушка Ораделли. — Никакой порядочный джентльмен никогда не наберется наглости настолько, чтобы явиться в общество в таком виде. Едва ли подобный человек достоин быть издателем газеты, влияющей на общественное мнение.

— Скандалист? — Миллисент резко обернулась к Ораделли, в груди у нее кипела ярость от несправедливого обвинения. — Это к нему не относится! Едва ли он виноват, что трое — трое, заметьте — разбойников поджидали его в его же собственном дворе, ночью, чтобы напасть и избить!

Тетушка Ораделли, глотая ртом воздух и не в состоянии говорить, уставилась на племянницу.

— Миллисент Хэйз! Да что вы можете знать об уличной драке?

— Я видела ее! И слышала. Вряд ли было возможно не заметить, если все происходило под моими окнами. На него напали трое, и все они убежали, как только мы вышли из дома. Едва ли это была его вина. А что ему оставалось делать? Прятаться у себя в комнате, пока не сойдут синяки? Как бы плохо он себя не чувствовал, он посчитал необходимым пойти на следующий же день в редакцию и доказать, что они не запретят ему высказывать свое мнение.

Тетушка, не мигая, смотрела на нее.

— Несомненно, милая, ты знаешь об этом намного больше, чем следовало бы. И еще мне интересно, почему это ты так защищаешь этого мужчину?

Миллисент осознавала, что было серьезной ошибкой дать тете Ораделли даже крошечный повод для подозрений, если дело касалось ее отношений с Джонатаном. Теперь ей следует быть более осторожной. Но она не собиралась брать свои слова назад или извиняться за то, что заступилась за Джонатана. Миллисент вызывающе вздернула подбородок и тоже посмотрела на тетушку Ораделли.

— Этот мужчина — мой сосед, и мне неприятно, когда я становлюсь свидетелем жестоких и несправедливых обвинений.

— Несправедливых обвинений! — гневно повторила за ней Ораделли. — Как ты смеешь такое говорить!

Сидящая по другую руку от Ораделли Софи внимательно наблюдала за происходящим, и Милли была уверена, что не один человек с интересом прислушивается к громкому голосу тетушки. Но Миллисент решила, что волноваться не следует. Она от души желала победить в этом споре, она слишком устала от постоянного угождения тете Ораделли только потому, что та была главой клана и самой разговорчивой в их семье.

— Ты забыла, что я все-таки дочь судьи, — сердито произнесла Миллисент, — воспитана с верой в определенные принципы. Мой отец был справедливым человеком и верил в «Билль о Правах».

Глаза тети Ораделли грозно прищурились, лицо исказила гримаса гнева. Она приготовилась прочитать племяннице долгую и нравоучительную лекцию, но не успела вымолвить и слова, как раздался мужской голос:

— Добрый вечер, леди!

Миллисент вскинула голову. Перед ними стоял Джонатан. Он снял шляпу и вне защиты ее полей синяки на его лице казались еще более заметными. Он обращался ко всем сразу, но глаза его смотрели на Миллисент и сияли весельем и еще чем-то. Миллисент до конца не понимала, что означал этот его взгляд, но он вновь вызвал в ней уже знакомые ощущения.

— Джо… мистер Лоуренс. — Внутренне Милли прокляла себя за эту оговорку.

Тетушка Ораделли перевела свой величественный взор на Джонатана и холодно кивнула. Она посмотрела так, будто перед ней стоял двадцатифутовый слон, но Лоуренс в ответ улыбнулся простой улыбкой без тени смущения или испуга.

— Как вам сегодняшний вечер? — как ни в чем не бывало, продолжал он.

— Прекрасно, спасибо, — сказала Камилла и была осажена взглядом мачехи.

— Нравятся танцы?

— Да. А вам? — голос Миллисент был несколько глуховатым; она надеялась, что это не выдаст волнения, которое она чувствовала каждой клеточкой своего тела.

— Уверен, мне тоже понравятся, если вы, мисс Хэйз, будете так добры и позволите пригласить вас на танец.

Милли показалось, что сердце в груди оборвалось. Она не собиралась с ним танцевать и, честно говоря, все-таки не ожидала, что он ее пригласит. Она предполагала, что они просто посидят рядом, поболтают и может быть, вместе дойдут до буфета за напитками. А вот танцевать с ним, наверное, не следовало. И кто-кто, а тетушка Ораделли именно так и считала. Краешком глаза Милли увидела, как Ораделли повернулась к ней и выражение ее лица было при этом весьма красноречиво.

Милли открыла рот, чтобы отказаться, но услышала, как ее собственный голос произносит:

— Почему бы нет, мистер Лоуренс, с удовольствием!

Не обращая внимания на взгляд потрясенной Ораделли и тихие веселые смешки остальных, Миллисент встала. Ноги от волнения дрожали и казались чужими. Она протянула Джонатану руку, и они пошли в центр зала.

У Милли было ощущение, словно она парит в руках Джонатана под звуки музыки. Он осторожно обнимал ее, нежно и, в то же время, крепко обхватив ее талию одной рукой, а другой держа трепещущую ладонь.

Он танцевал не просто умело, он еще и демонстрировал такие оригинальные па, которые можно было встретить очень редко.

— Кажется, ваша тетушка была более чем недовольна, — прокомментировал он, кивнув в сторону Ораделли, наблюдающей за ними с грозным видом.

Миллисент подавила смешок. Скользя по паркету в его объятиях, она чувствовала себя молодой и беззаботной, как девчонка.

— Думаю, вы правы.

— Насколько я понял, она не одобряет меня?

— Думаю, она не одобряет меня, танцующую с вами. — Миллисент помолчала и потом честно добавила. — Хотя, кажется, она не одобряет и вас тоже.

— А вы еще говорили, что я такой завидный жених в городе, — пошутил он.

— Тетя Ораделли — исключение из общих правил. Во-первых, у нее нет дочери на выданье. Во-вторых, она жена банкира…

— А-а, теперь все становится ясно.

— Также она — опора и поддержка Первой Баптистской Церкви.

— Которая владеет прибрежной собственностью? Мм-м, кажется, я понимаю все больше и больше.

— А к этому еще прибавьте мою дерзость, мое непослушание и…

Джонатан, запрокинув голову, громко расхохотался:

— Вы? Мисс Миллисент Хэйз, само достоинство и порядочность? Вы в глазах вашей тети дерзки и непослушны?

— Нет ничего смешного, — строго заметила Миллисент, но потом сама не сдержалась и рассмеялась.

— Вы должны рассказать мне, в каких грехах вас обвиняют.

— Я приютила Опал — это раз, а когда тетушка Ораделли объясняла, как это непорядочно и неприлично и говорила, что нужно избавиться от нее, я отказалась. Еще ей не нравятся мои частые встречи с Бетси.

— Бетси! — Джонатан нахмурил брови. — Опал — одно дело; меня возмущает их отношение, но совершенно ясно, что большинство дам точно так же отнеслись бы к ней. Но десятилетняя девочка? Она-то как может «дурно влиять» на других?

— О, нет, речь не о дурном влиянии. Просто это дает повод для разговоров. Будут думать, что… ну, вы знаете… — Миллисент опустила глаза, а голос ее смущенно затих.

— Нет, не знаю. Что они будут думать?

Она удивленно посмотрела на него и увидела, что его глаза смеются.

— Ах, вы! — Она покраснела. — Прекрасно знаете, что они подумают о нас с вами.

— Скажите же. — Его палец нежно заскользил по ее ладони.

Миллисент вздрогнула, будто молния пронзила ее руку.

— Перестаньте! Вы пытаетесь меня скомпрометировать.

— Нет, я пытаюсь сдержаться, чтобы не поцеловать вас прямо здесь, на виду у всех.

Миллисент казалось, что стало нечем дышать. Она посмотрела в его глаза, которые уже не смеялись, а стали вдруг сияющими и зовущими. Она не могла произнести в ответ ни слова.

— А когда вы смотрите на меня вот так, как сейчас, сделать это становится все труднее, — прошептал он.