— Как много людей отсутствует?

Странное чувство тревоги кольнуло сердце Кёрнчи, но понять причину беспокойства Вако не смог, отвечая между тем все в той же светской манере:

— Около полутора сотен, то есть чуть меньше трети.

— Но ваши–то люди все на местах?

— Разумеется, но вы ведь не хотите сказать, что в случае необходимости нам придется… расстаться с некоторыми… союзными отрядами?

Интуиция все настойчивее наигрывала на тревожную мелодию в сознании капитана. Тысячник вел себя немного по–другому, старался делать вид, что ничего не изменилось, но все же был не таким хорошим актером. Попасть в каюту в отсутствие Вако, минуя выставленных часовых, не смог бы никто. Точнее, не смог бы сделать это так, чтобы Кёрнчи оставался не в курсе. Что еще могло встревожить Нуена? Может быть, он обдумал все сказанное и изменил решение? Или просто пришел к какому–то неутешительному для себя выводу?

На все подозрения капитан Басо ответил сам.

— Нет, я не намерен бросать соратников по присяге. Просто мне захотелось уточнить расстановку и соотношение будущих сил в нашей партии.

За мгновение взгляд Нуена окончательно заледенел. Рука Кёрнчи метнулась к кинжалу на поясе, но тысячник резко вскинулся вперед, и холодная грань матового клинка коснулась капитанского горла. Режущая кромка вжалась в шею Вако чуть выше кадыка так сильно, что из–под нее по коже медленно вытекла густая капля темной крови. Но Басо не потерял разума и сохранял контроль над телом, это не был смертельный удар, и капитан отпустил рукоять собственного оружия, чуть подняв обе руки в умиротворяющем жесте.

— Что это значит? — выдавил из себя Кёрнчи, стараясь немного отклонить назад.

— Боюсь, у меня нет времени объяснять тебе то, что ты и так знаешь — без эмоций процедил Нуен, не давая командиру судна уйти из своего «смертоносного захвата». — Поднимайся, медленно и без резких движений.

Разоружив капитана, Басо несколько секунд колебался, стоит ли связывать пленнику руки. Наблюдая за его метаниями, Кёрнчи прикидывал свои дальнейшие шансы. Тысячник был моложе, крупнее и сильнее него, да и оружием, судя по всему, в отличие от большинства юньских полководцев, владел неплохо. Оставалось лишь попытаться переиграть Басо в ту игру, в которой Вако чувствовал себя увереннее, чем в рукопашной схватке.

— Тысячник, вам нужно выйти с борта «Ненасытного», — подсказал командир судна Нуену, не дожидаясь, когда тот примет свое решение. — Без меня вам этого сейчас не сделать. Если у меня будут связаны руки, то матросы заметят это, и вам точно не дадут уйти. Мои люди преданы мне до последнего вдоха.

— И будут рисковать твоей драгоценной жизнью? — усмехнулся Басо.

— Рядовые нет, а вот офицеры, — капитан дотронулся пальцами до царапины на шее и покачал головой. — Они все поймут, и поймут очень–очень быстро. А уж этих мерзавцев я подбирал себе под стать, и рисковать своей шкурой…

— Я понял тебя, — тысячник перебил Кёрнчи без всякой почтительности. — В таком случае, пойдешь на шаг впереди, руки все время держать на виду. Малейшее подозрение, пусть даже мне что–то просто случайно покажется, и все будет кончено. Надеюсь, сомнений в моих способностях исполнить угрозу, ты не испытываешь.

— Как можно? — натянуто улыбнулся Вако.

— Это не был вопрос, — отрезал Нуен. — Вперед.

Первая возможность, по расчетам Кёрнчи, должна была представиться ему в тот момент, когда они миновали охрану, выставленную у винтовой межпалубной лестницы. Однако хитрый тысячник велел Вако еще издали приказать солдатам спуститься вниз. Переходы галеры были слабо освещены, и Вако ни выражением лица, ни как–то по–иному не мог показать солдатам, что ситуация требует их вмешательства. Узнав голос капитана, бойцы послушно загрохотали по ступеням, видимо, полагая, что командир хочет переговорить о чем–то с гостем на ходу, но без лишних ушей.

Второй шанс должен был представить уже наверху. Под открытым небом в ночное время на палубе собиралось немало народу, кто–то даже предпочитал здесь спасть, пользуясь тем, что корабль стоит у причала, а не бороздит океанские просторы. В такой обстановке, Вако рискнул бы даже попытаться сбежать, но первыми кто попался им на пути, едва они покинули тесную надстройку у главной мачты, оказались несколько офицеров панцирной пехоты и кто–то из десятников Нуена.

— Тысячник, капитан, а мы как раз собирались поискать вас, — обратился к пленнику и его «конвоиру» кто–то из командиров латников.

— У нас возникла небольшая проблема, — прежде, чем Вако успел что–либо сказать или сделать, Нуен вновь перехватил инициативу. — Обсудим ее на берегу.

Острие кинжала кольнуло Кёрнчи под лопатку, веселые улыбки исчезли с лиц других юнь, и к ужасу капитана, все остальные сразу же образовали вокруг них сплошной круг и, не задавая вопросов, двинулись в сторону сходен.

До офицерского шатра они добрались быстрым шагом за считанные минуты. Теперь Вако оставалось рассчитывать лишь на сообразительность и расторопность своих подчиненных, которые должны были понять, что произошло, и принять хоть какие–то меры. При этом капитан очень наделся на то, что в число этих мер не войдет приказ отдать концы, вышвырнуть с галеры немногих панцирников и отчалить в ночное звездное море. Кое–кто из офицеров Кёрнчи вполне был способен на подобный поступок, не столько даже из природной хитрости и чувства самосохранения, правильно высчитав единственный наиболее приемлемый «способа отхода», сколько просто перепугавшись спьяну.

В походном штабе латной пехоты капитану связали руки за спиной и усадили в дальнем углу под надзором пары дюжих мечников. В небольшое полутемное помещение быстро набились царские офицеры и большинство седоусых десятников, которым тысячник Нуен быстро, но красочно поведал о подслушанной беседе и своих собственных мыслях по этому поводу. Вако же в это время пытался сохранять невозмутимое спокойствие, проклиная себя мысленно на все лады за глупую самоуверенность. Что стоило выставить одного лишнего часового в том дурацком проходе? Или просто прикрыть перегородку обычной щеколдой? Но нет, на своем корабле Кёрнчи чувствовал себя слишком уверенно и властно, за что и поплатился теперь сполна. Однако это был еще не повод отказаться от продумывания дальнейшего плана действий, а в том, что он еще мог вывернуться даже сейчас, Вако не сомневался.

— У меня уже давно были определенные подозрения на счет этого проходимца, — сказал, наконец, сотник Зошу, недобро поглядывая на Вако, когда Басо закончил свой краткий пересказ событий на корабле. — Было что–то мутное во всем этом рейде с самого начала.

Капитан в ответ лишь слегка скривил губы, не рискуя высказывать вслух свое мнение о чутье и умственных способностях офицера пехоты, негласно считавшегося старшим над остальными командирами панцирников в силу почтенного возраста и долгой выслуги лет.

— Что дальше? — задал тем временем главный вопрос кто–то из сотников.

— Нужно установить полный контроль над галерой, в особенности над ее орудийными палубами, а также выяснить, кто являлся непосредственными сообщниками Кёрнчи, — рассудительно ответил Нуен, оглядывая лица остальных.

Большинство офицеров хмуро кивнули, соглашаясь, но некоторые все же были настроены куда более скептически.

— Начнется бойня, — заметил пожилой одноглазый десятник, — матросы не будут просто так смотреть на то, что мы делаем. Они потребуют объяснить, зачем все это, и куда подевался их капитан? Сделать последнее будет особенно сложно, тем более что многие видели, как вы увели Кёрнчи с корабля. Даже те, кто могут быть ни при чем, вступятся за остальной экипаж, а в этом случае, времени для разъяснительных бесед у нас может и не оказаться.

— Но нельзя же просто бездействовать, — нахмурился Зошу. — Может быть, попробуем вызвать сюда остальных офицеров судна?

— Это только лишь спровоцирует подельников капитана и приведет к куда более резкому обострению ситуации, а вот этого нам как раз очень хотелось бы избежать, — через лоб тысячника пролегли две неглубокие складки, постепенно Нуен начинал понимать в каком сложном положении оказался он сам и его люди. — Боюсь, придется действовать жестко…