– Значит, сегодня, должно быть, Рождество.

Уехали они примерно час спустя. Машина Ламонта – «Мерседес-600» – была оборудована мини-баром, телефоном и небольшим телевизором. Они с Майклом сидели на заднем сиденье. Один из телохранителей выполнял функции водителя, второй молчаливо сидел справа от него. Ламонт открыл дверцу мини-бара, вынул бутылку «Вдовы Клико», хлопнул пробкой и налил шампанское в два бокала. Они чокнулись. Свободная рука Ламонта легла к Майклу на колени.

– Подожди, не спеши, – сказал Майкл с усмешкой, – если он встанет, то долго не опустится.

Ламонт усмехнулся, нагнулся к Майклу и поцеловал его в губы, активно работая языком. Майкл сыграл свою роль.

В доме было еще два охранника. Один стоял у ворот, другой, впустивший их в дом, дежурил сразу за входной дверью. Не тратя времени даром, они сразу же поднялись по лестнице в спальню с бокалами недопитого шампанского в руках, а Ламонт нес еще то, что оставалось в бутылке.

Как только они вошли в роскошную спальню с огромной кроватью под шелковым балдахином, Майкл сказал:

– Деньги вперед.

Ламонт вынул бумажник и отсчитал пятьсот франков. Майкл засунул деньги в задний карман джинсов. Ламонт тут же скинул с себя одежду и направился к Майклу, чтобы получить то, что он только что оплатил. Он протянул руку, чтобы притянуть голову Майкла ближе к себе. Молодой человек поцеловал его, потом сжатыми пальцами правой руки нанес Ламонту резкий, сильный удар точно под ребра. Когда Ламонт падал на толстый ковер, правое колено Майкла страшно разбило ему лицо, сломав нос и выбив четыре передних зуба.

Очнулся Ламонт через пять минут. Он лежал голый на огромной постели, испытывая нестерпимую боль. Большие пальцы его рук были связаны. Он взглянул Майклу в глаза. Глаза были темные и очень холодные. Они не выражали никаких чувств, будто рассматривали какой-то скучный предмет. Раздавшийся голос звучал совершенно буднично, словно молодой человек беседовал о погоде со своим дядей. В голосе его не было даже намека на угрозу, но в сложившихся обстоятельствах именно это и было самым зловещим.

– Ты веришь в Бога?

Ламонт потерял дар речи. Разбитое лицо нестерпимо болело, тело сковал страх.

– Если веришь, – продолжал голос, – настало время молиться твоему Богу. Настало время покаяться. Настало время задуматься над твоей жизнью.

Ламонт набрал полные легкие воздуха и хотел закричать, чтобы позвать на помощь. Он не смог издать ни звука – кулак Майкла вновь обрушился ему на лицо, выбив еще три зуба. Очухавшись во второй раз, испытывая приступ тошнотворной боли, он снова взглянул в холодные, темные глаза Майкла, снова услышал спокойный, неторопливый голос.

– Забудь, Ламонт, о своих телохранителях. Они еще до двери дойти не успеют, как ты сдохнешь. Думаешь, ты крутой, но ты представления не имеешь о том мире, в котором живут такие люди. Я тебя в твоем собственном доме достал, как ребенка в колыбели. Жить я тебя пока оставлю, но только если ты зарубишь себе на носу одно имя. Имя женщины, которую зовут Блонди. Ты ей угрожал. Хоть я, наверное, тебя немного напугал, будь уверен, что тебе здорово повезло. У Блонди еще один приятель есть, если что случится, он тебя в ад пошлет в ледяном гробике, который никогда не растает. А я тебя пожалею. Когда тебя из больницы выпишут, ты пойдешь на улицу Аржан и извинишься перед Блонди. Если этого не произойдет, я вернусь, и тогда уже жалеть тебя не стану.

Он наклонился и левой рукой зажал бельгийцу рот. Ребром ладони правой руки он ударил Ламонта по левому плечу и сломал ему кость предплечья.

Десять дней спустя в «Паппагале» раздался мягкий звук дверного звонка. Рауль вышел из-за стойки бара, прошел по коридору, открыл шторку дверного глазка и посмотрел в него. Он узнал стоявшего за дверью мужчину. Рауль обратил внимание на то, что его пиджак свободно свисал с плеч, увидел, что его правая рука была в белой повязке. Он открыл дверь.

Мужчина сказал спокойным, немного сдавленным голосом:

– Я бы хотел поговорить с мадам Блонди.

– Подождите здесь.

Моросил мелкий дождик. Мужчина остался стоять там, где ему было сказано, его пиджак и волосы постепенно пропитывались влагой.

Рауль вернулся в бар и сказал Блонди:

– Там за дверью вас ждет Ламонт. Он хочет с вами поговорить.

Ее лицо заострилось от гнева.

– Мне с ним не о чем говорить. Ни теперь, ни потом!

Рауль улыбнулся и произнес:

– Вам и не надо будет ему ничего говорить. Мне кажется, это он вам хочет что-то сказать.

Йен Йенсен был хорошим полицейским. Инстинкты его были отлично развиты. Он носом все чуял и всегда точно определял, когда за ним ведется слежка. Затылком ее ощущал, кожей чувствовал.

Йен шел по парку с пакетом, в котором нес завтрак, чтобы спокойно съесть его где-нибудь на освещенной солнцем скамейке. Едва он откусил первый кусок бутерброда с салями, рядом с ним сел молодой человек со смуглой кожей и темными как смоль волосами.

– Что вам надо? – спросил его Йен.

– Я хочу поговорить с вами о «Синей сети».

Йен Йенсен не без некоторого смущения открыл перед Майклом дверь своей квартирки в одном из районов Копенгагена – Вестербро.

– Здесь немного тесновато, – сказал он. – Ни за что не скажешь, что датским полицейским переплачивают за их работу.

Квартира была небольшой, уютной и очень теплой. Ее действительно вполне можно было назвать домом. Майкл пожал руку жене Йена Бриджит, изящной и очень привлекательной женщине, которой не было еще и тридцати лет. Потом с самым серьезным видом подошел к их шестилетней дочери Лизе и пожал ее ручонку.

Квартирка была невелика, зато ужин обилен. Начали они с копченого лосося на обжаренных хлебцах. Поверх лосося лежали нарезанные кружочками крутые яйца, спаржа и листья салата. В качестве основного блюда были поданы ветчина, запеченная с овощами. На десерт Бриджит приготовила восхитительный вишневый мусс с лесными орехами и шоколадом.

С момента отъезда из Брюсселя Майкл во рту маковой росинки не держал, поэтому он молча поглощал пищу, слушая типичную семейную застольную беседу: Йен жаловался на начальника, Бриджит, работавшая учительницей в школе, жаловалась на учеников, а Лиза – на учителей. Но все говорили с добродушным юмором, и Майкл решил, что семья эта вполне счастлива.

После ужина Лиза отправилась спать, Бриджит убрала со стола и вышла в кухню. Майкл с Йеном завели беседу о «Синей сети». Йен был совершенно уверен, что члены этой организации действовали главным образом из трех основных центров – Марселя, Милана и Неаполя. Так как он располагал сведениями о том, что в организации очень сильно влияние арабов, Йен полагал, что основным центром, скорее всего, был Марсель.

– С него я и начну, – сказал Майкл. – Завтра же туда отправлюсь. У вас есть там какие-нибудь связи?

Йен кивнул.

– Да. Одна, но надежная. Это мой коллега, человек по имени Серж Корелли. В его жилах течет немного арабской крови.

Майкл слегка усмехнулся.

– В моих тоже, – сказал он.

Йен удивленно поднял бровь, и Майкл, поддавшись внезапному внутреннему побуждению, рассказал ему о своем прошлом, начиная с подробностей пребывания в сиротском приюте, куда он попал сразу же после рождения. Бриджит вышла из кухни и присоединилась к ним. И она, и Йен завороженно слушали историю жизни Майкла. С этими двумя людьми он чувствовал себя на удивление спокойно и просто. Он рассказал им, как его усыновил Кризи, вскользь упомянул о том, как они с Кризи вершили справедливую месть. В заключение он передал им слова своей матери перед ее кончиной.

Когда Майкл смолк, воцарилось долгое молчание, потом Бриджит протянула через стол руку, положила ее на руку Майкла и мягко сказала:

– Я хорошо понимаю ваши чувства…

Йен кивнул.

– И почему вы так хотите их найти. Хотя с тех пор уже много воды утекло, и, может быть, теперь там совсем другие люди заправляют.