- Словом, брат пошел на брата, а сын на отца, - резюмировал Олег. - И бысть сеча зла... Интересно, сколько книжек примерно с таким сюжетом вышло в этом году?

  - Можно же рассказать с разных точек зрения. И героиня может быть разной, и король, и остальные. И сама страна...

  - Может, хотя бы не людей взять, а... ну, циклопов, там?

  - Я же для людей пишу, а не для циклопов!

  - А героиню не жалко? - спросила молчавшая до сих пор Валя. - Может, не надо так жестоко?

  - А как? Если все будет трали-вали, не зацепит. По себе знаю. Надо, чтобы пожестче было. Подчеркнуть жестокость эпохи, а потом показать, что и в эту эпоху было можно любить, надеяться и бороться за правду. И вообще, - произнес Миша. Говорить с каждым словом становилось труднее, в голове шумело, язык еле ворочался. "Быстро как действует... Неужто паленая, или подмешано что?" - М-мне надо н-на в-воздух, - запинаясь, продолжал он. - Накурили тут... Я быстро...

  - Наш скальд уже готов, - томно протянула Вика и, приподнявшись, поставила ему на щёку мерцающую розовую печать. - Хорошая выйдет книга.

  - Не пейте ее, она паленая, - произнес Миша, уже не понимая, что имеет в виду, водку ли, книгу ли. Но его никто не услышал, водку благополучно выпили, и никто не отравился. Быть может, дело в особенностях организма? Но ведь пил же всегда, и не хуже остальных. И вроде жив остался. А тут... Да что такое? Может, станет легче, если холодный ветер проберет до костей?

  Миша не знал, что на палубе совсем другого корабля, в другое время года, в другой стране и даже другом мире такое же точно зелье выпил старый кетадрин-летописец Моррест ван Арднар? Мудрый жрец, правда, пил не ради пьянки, а чтобы избавиться от ломоты в костях. А напиток ему дал не кто иной, как капитан Дестин ван Вейверн, которому, в свою очередь, его "проиграл" в кости Эленбейн ван Эгинар.

  - Не навернуться бы, - пробормотал Миша, поднимаясь на верхнюю палубу. Только что катер влетел в туманное облако, с ночи висевшее над морем. Палуба, поручни вдоль бортов, скамейки и бухта жесткого от соли каната враз покрылись росой, холодная влага оседала и на волосах и лице Михаила, приятно холодя кожу, помогая протрезветь. Туман был нереально густым, он скрыл даже палубу под ногами. Ощущение было невероятное - будто летишь в облаках. Сердце замерло от восторга, хмель куда-то пропал. Незаметно смолк и шум мотора: сперва была абсолютная тишина, а потом появился странный, деревянный какой-то скрип и глухой, размеренный барабанный бой, миг - и к нему добавились какие-то противные голоса. Говорили, вернее, матерились, на незнакомом языке.

  ...Когда прогулочный катер "Комсомолец" выскользнул из туманного облака, на его борту не оказалось начинающего писателя Михаила Кукушкина. Зато был сбитый с толку и ничего не понимающий кетадрин Моррест ван Вейфель. Попав на борт дьявольского железного монстра, движущегося без весел и парусов, плюющегося дымом и населенного одетыми в джинсовку демонами и демоницами, он попробовал помолиться Справедливому Стиглону, Снежноголовому Кетадру и Алку Морскому заодно. Разумеется, по-кетадрински.

  Это имело роковые последствия: по прибытии в Кронштадт прямо на пристани его взяли под ручки санитары и, на всякий пожарный надев смирительную рубаху, препроводили в ближайший желтый дом. В связи с этим кетадринский мудрец не успел подсидеть своего алкского коллегу, но с другой стороны, и не отведал отравы в качестве довода в научном диспуте. Ну, а со временем, когда немного освоился с ситуацией, стал даже находить в этом удовольствие.

  Туман рассеялся так же быстро, как налетел, куда-то делся весь выпитый алкоголь - но лучше не становилось. Сперва Миша тер глаза, потом щипал себя за разные места, потом уже лязгал зубами (оказывается, здесь была то ли поздняя осень, то ли ранняя весна) - но окружающий дурдом упорно не желал пропадать.

  - Тв-в-вою мат-т-ть, - были первые слова, произнесенные им в новом мире. Ибо вместо палубы прогулочного катера он оказался в душной деревянной каюте. Пахло рыбой, солью, какими-то пыльными тряпками. Над головой виднелся почерневший от грязи потолок, рядом без удобств и излишеств расположилась единственная, привинченная к полу кровать. Из ведерка в углу остро смердело парашей - о белом друге, похоже, придется надолго забыть. Еще одним разочарованием стала кровать, напоминающая то ли скамью, прочно привинченную к полу, то ли тюремные нары. Ни простыни, ни подушки, только вместо одеяла - поеденный молью плед, на кровати явно спали, не раздеваясь и не разуваясь. М-да, если спать на такой всю ночь... И не одну, что уж темнить...

  Миша осмотрелся. Под кроватью оказался сундучок. Не без труда Миша вытянул его, приоткрыл - и порадовался. Внутри оказалась одежда, наверняка принадлежавшая прежнему жильцу каюты. Повезло и с размером: был бы он замухрышкой или, наоборот, великаном, а то и вовсе женщиной - и что тогда? Щеголять в джинсах и футболке с надписью "Запомни, браток: пузо не от пива, а для пива", да еще голубая кепочка от фирмы "Найк"? Переодевшись, Миша продолжил осмотр трофеев. Ага, книги - наверняка прежний владелец всего этого добра был интеллигентом? Если тут средневековье или что-то в этом духе, грамотность - уже пропуск в высший свет. А что тут из теплых вещей? О, здорово, нечто вроде плащ-палатки, наверняка непромокаемое, шапка, напоминающая небольшой тюрбан, а также удивительно легкая и теплая шерстяная жилетка.

  Ух ты, и меч имеется! Миша осторожно вытянул из ножен тускло блеснувшее лезвие. А наточен здорово: едва коснувшись лезвия, Миша сунул порезанный палец в рот. Ладно, меч пока подождет. Пусть лежит, а то ведь заржавеет. Пора осмотреться, куда занесла нелегкая.

  Осторожно приоткрыв дверь, Миша оглядел мокрую палубу. Крошечный, по меркам ХХI века, корабль. Нет, не белоснежный теплоход "Комсомолец". Галера, древняя, как... как Древний Рим. Сырой, римский же, парус недовольно хлопал, выгибаясь под порывами холодного ветра, из-за борта (от поверхности до фальшборта не больше полутора метров) летели и летели ледяные брызги. Ближе к носу раздался хлопок бича, чей-то вскрик и непонятные, но наверняка нецензурные ругательства. Было бы странно, если бы местные изъяснялись на литературном русском. Даже на русском матерном. Скрип производили мокрые весла в уключинах, мокрый такелаж и прикрепленные к фальшборту большие овальные щиты. Еще неумолчно гремел, задавая гребцам ритм, барабан.

  Очередная волна резко качнула галеру, палуба дернулась из-под ног. Только ухватившись за дверь (и получив несколько заноз в ладонь), он не покатился по мокрой палубе. И волнение тут не в пример балтийскому... Затих и снова зазвучал, задавая гребцам ритм, барабан, снова раздалась иноязычная матерщина. Галера ползла по штормящему морю, а так как была она меньше прогулочного катера, мотало ее неимоверно.

  Деревянная крышка люка, ведущего в трюм, приоткрылась. Вылез высокий, с пышными, как у Буденного, усами, мужчина. На нем был грязно-серый плащ из плотной ткани, на поясе болтались потертые ножны с каким-то странным абордажным тесаком. Если тут в ходу галеры, основным типом морского боя и должен быть абордаж. Тяжелые, грубо сделанные сапоги с деревянными подошвами глухо стучали по палубе.

  Миша поспешил скрыться за дверью, но мужчина уже заметил.

  - Айвэн ки оомка, Моррест-катэ, - озабоченно теребя ус, произнес мужчина. "Моррест? - ошарашено он. - Какой такой Моррест? Не тот ли, которому принадлежал сундук?" - Арки гатэ ки хэ, авасти хэ Алкаи Маххати.

  - Чего? - обалдело спросил Миша. Значит, вот оно как получается. "Алкаи Маххати" - помнится, когда именно так в алкском королевстве звали бога моря, которого, судя по рукописи, почитали алки. "Алк Морской" - вот что это значит. Впрочем, звучало все так, как и предполагали сотрудники Нининого института. Воистину, далеко ушла наука филология - он не представлял себе, как по письменному тексту восстановить произношение. Ошибки были, но они вполне могли сойти за акцент. А военный продолжал, разбивая последние сомнения: