Галера была совсем небольшой, метров десять в длину и не больше двух в ширину. Как тут помещались капитан, несколько матросов, надсмотрщик и барабанщик, не говоря уж о двух десятках гребцов, было загадкой. Тем не менее ему выделили тесную и холодную, но все-таки отдельную каюту, величиной с половину купе в поезде. Ррольм ван Наттафари не врал: на судне и правда не было места для слуг.

  Зато Моррест оценил мореходные качества галеры. Она стойко сопротивлялась зимним штормам, быстро скользя мимо берега огромного острова. Только ближе к ночи с ее штормами и плавучими льдинами кораблик заходил в какую-нибудь бухту и бросал там якорь. Матросы отправлялись веселиться в ближайший кабак, гребцы ели баланду и отправлялись спать в трюм, и на палубе становилось хоть немного просторнее, и можно было выпить здешнего дрянного пива, бесплодно мечтая о сигаретах и, если уж на то пошло, плеере. Да, галера была утлой и примитивной (как, наверное, и вся здешняя техника), но свое предназначение выполняла неплохо.

  Эленбейну ван Эгинару не терпелось узнать, чем кончилась экспедиция. Увы, слишком большой интерес может показаться подозрительным. Итак бы отбрехаться, когда совсем еще не старый и неглупый жрец вдруг станет слюнявым идиотом. Амори слишком умен, чтобы ничего не заподозрить, но нужно позаботиться, чтобы у короля не было доказательств. Подозрения, скорее всего, так и не выльются в соответствующие решения. Разве что припомнят эту историю, если он ошибется в чем-то другом.

  Придворный историк вышел на балкон. Башня ему нравилась: тут уютно, тепло и в то же время не душно, из окна весь город и порт как на ладони. В порт, ныне, наверное, крупнейший на Сэрхирге, то и дело заходят корабли: от крошечных рыбачьих шаланд до огромных квинквирем, оставшихся со времен Империи. Вот-вот появится маленькая, но быстроходная галера для гонцов. Угадать, в каком состоянии прибудет Моррест, невероятно трудно. Но он не оставлял попытки в надежде, что сумеет подправить, если отрава не сработает. Хотя алхимик обещал, что сработает, а астролог усыпит бдительность короля. Он же великий мастер писать свои предсказания так, что можно подумать всё, что угодно. Потому, собственное, еще ни разу не сел в лужу.

  А если кетадрин не попадется в ловушку - скажем, обнаружит, что зелье отравлено, и не станет пить? Да еще дознается у капитана, кто подкинул яд? Мысль бросила Эленбейна в дрожь. Попробовать выдвинуть встречное обвинение? Но в чем обвинить того, кого, считай, не знаешь? И не окажется ли так, что король отправит отравителя на плаху безо всяких объяснений?

  - Ты, принеси плетку, - скомандовал он рабыне. В последние дни истязания стали единственным, что радовал в окружающей неопределенности. Или, наоборот, попробовать задобрить мудреца, откупившись вот этой хорошенькой девочкой? Говорят, этот Моррест еще не стар, значит, остаться равнодушным к женской красоте не сможет. - Живее, живее, а то еще хуже всыплю!

  И в то же время рабыню отдавать жалко. Она красивая, неистовая в постели, покорная в жизни, смирившаяся с судьбой и покорностью стремится хоть немного облегчить наказания.

  Так что все-таки делать с новым хронистом? Если мертв или сошел с ума - все прекрасно, докажи, что ты ни при чем - и все шито-крыто. Если же жив и доволен собой, нужно мириться. Пожертвовать кое-чем из запасов на черный день, рабыней, но сохранить пост. Тогда рано или поздно траты окупятся. Кетадрин не знает королевский характер, а Эленбейн знает. Рано или поздно северянин промахнется, и тогда... Впрочем, так ли обязательны расшаркивании сразу по прибытии заезжего мудреца? Лучше попробовать сперва оклеветать его. Сказать, что он - разведчик, действующий по приказу... Ну, скажем, короля крамарского - Крам Строитель, как может, ставит Алкской державе палки в колеса.

  - Принесла? - взвесил плеть в руке хозяин. - Спускай юбку, задирай платье.

  - Может, не надо, хозяин? - на всякий случай (хотя знала, что сами Боги сейчас бессильны его отговорить), спросила она. - Не мучайте меня так...

  - Молчать! - приказал Эленбейн. "А ведь и летописью надо заниматься! - подумал, привязывая женские руки к скобе в стене, Эленбейн. - Кем я тут буду без нее?" - Радуйся, что жива до сих пор!

  - Чем такая жизнь, лучше в могилу, - прошептала она. Совсем тихо, но хрониста словно укусила бешеная собака. Может быть, сегодня сколенка и получила бы сполна, но в каморку вбежал другой слуга - ему Эленбейн велел стоять в порту, выслеживать галеру.

  - Господин, прибыла галера из Валлея.

  - Твое счастье, - процедил Эленбейн, закрывая дверь.

  Сначала на горизонте показались размытые, почти неотличимые от облаков скалы. Постепенно они вырисовывались все четче и резче, будто невидимая рука постепенно прорисовывала колоссальную картину. Ее размывал косой ледяной дождь, ночами переходящий в мокрый снег, пятнали висящие тут и там над морем клочья тумана, но картина наливалась цветами, проступая сквозь однообразную серость.

  Моррест уже знал, что скалы громоздятся лишь по краям. В центре острова лежат несколько защищенных от зимних ветров, орошаемых горными речками плодородных долин, в которых можно снимать по два урожая в год. И зимой, и летом там существенно теплее, чем в окружающем море: климат, считай, как в Сочи. На горных отрогах хорошо было пасти коз и овец, а там, где не было даже травы, были каменоломни. Прямо на острове добывались уголь и железо, а всего в нескольких милях от железных рудников наличествовали медь и золото. Ни первый Моррест, ни нынешний не были геологами, потому и не оценили уникальность Алкрифа. По-алкски "криф" означает корабль, Алкриф - "корабль алков". Остров действительно напоминал исполинский линкор, навеки бросивший якорь посреди обширной банки. Одетый в броню скал, точно пушки, вздыбивший к небу сторожевые башни, на котором в достатке все необходимое людям - будто запасы эти делал рачительный и мудрый хозяин. Алки знали его имя - Алк Морской.

  Моррест встречал богатейший город этого мира на носу. Впервые за много дней шторм улегся, в тучах замелькали разрывы, а ближе к вечеру из-за них вырвалось яркое, но негреющее зимнее солнце, озарившее палубу, море - и город на горизонте.

  - Красивый город, - не удержался Моррест.

  - Моя родина, - кивнул капитан.

  - Греби, требуха рыбья, сто ... тебе в рот и якорем по ...! - раздался, возвращаясь к действительности, рев надсмотрщика.

  Алкриф-город находился в устье единственной настоящей реки Алкрифа-острова, Торгатты. Стиснутый с двух сторон скалами, рассеченный надвое неширокой, но быстрой и полноводной речкой, Алкриф казался беспорядочным скопищем дворцов, особняков, домищ, домов, домишек и таких лачуг, которые не поворачивается язык назвать домом. Как любой большой и богатый город, Алкриф поражал близким соседством кричащей роскоши - и не менее кричащей нищеты, красотой храмов и дворцов - и воняющими мочой и гниющими отбросами, кишащими чумазыми ребятишками, шлюхами и нищими припортовыми улочками. Старый, избитый до полусмерти штамп советской прессы - "город контрастов" - обретал здесь новое звучание.

  - Это и есть Алкриф? - спросил Моррест.

  - А вы видели еще один такой город?

  - Странно, почему им не интересуются пираты?

  - Ну, вы сказали, Моррест-катэ! А флот на что? У нас, между прочим, почти полтораста галер, и не таких лоханок, а настоящих - по двести рабов и сто морпехов.

  - А если они окажутся в другом месте?

  - Едва ли, Моррест-катэ. А даже если и так... Между вон теми башнями, - указал мореход на два приземистых сооружения у входа в бухту, - натянута огромная цепь. Сейчас ее опустили, но если надо, могут поднять, и тогда ни один корабль не войдет в город. Даже в столице императоров такой нет!

  "А зачем она там? - подумал Моррест. - Там же не море, только река!"