– Какая удача для воров.
– Да уж, – ухмыльнулся Гиддон.
– Есть еще новости?
– У сестры хозяина есть трехмесячный младенец, – ответил Олл. – Вчера утром они все здорово перепугались – им показалось, что один глаз у него потемнел, но это был просто отблеск.
– Потрясающе… – Катса полила мясо соусом.
– Королева Монси ужасно горюет по принцу Тилиффу, – начал Гиддон. – Нам монсийский купец рассказал.
– Я слышала, она отказывается от еды, – вспомнила Катса. Ей самой такой способ горевать казался на редкость дурацким.
– О, это еще не все. Она заперлась в своих покоях вместе с дочерью и не позволяет войти никому, кроме своей горничной, даже королю Леку.
Это было уже не глупо, это было очень странно.
– А дочери своей она разрешает есть?
– Горничная приносит им еду, – ответил Гиддон. – Но они отказываются выходить. Видимо, король – очень терпеливый человек.
– Это пройдет, – убежденно проговорил Олл. – Нельзя представить, на что может толкнуть человека горе. Все пройдет, когда ее отец найдется.
Совет предполагал скрывать местонахождение старика ради его безопасности, пока выясняется причина похищения. Но может быть, послать весточку королеве Монси, чтобы облегчить ее необычное горе? Катса решила над этим поразмыслить. Потом, когда можно будет разговаривать открыто, нужно будет посоветоваться с Оллом и Гиддоном.
– Она из Лионида, – заметил Гиддон. – Всем известно, что лионидцы – странный народ.
– Мне это и вправду кажется очень странным, – призналась Катса. Она не знала, что такое горе, а если и испытывала его когда-то, то не помнила этого. Ее мать, сестра Ранды, умерла от лихорадки раньше, чем у Катсы установился цвет глаз. Эта самая лихорадка унесла и мать Раффина, королеву Миддландов. Отец Катсы, рыцарь с северной границы Миддландов, погиб во время набега. Вестерцы напали тогда на нандерскую деревню, а ее отец, хоть и не обязан был этого делать, решил встать на защиту соседей и был убит в битве в те времена, когда Катса еще даже говорить не научилась. Она совсем не помнила отца.
Если бы умер дядя, Катса едва ли стала бы о нем скорбеть. Она взглянула на Гиддона. Терять его не хотелось, но вряд ли она горевала бы и из-за его гибели. С Оллом все иначе. Олла она бы оплакивала. И свою горничную, Хильду, тоже. И Раффина. Потерять Раффина было бы больнее, чем отрезать себе палец, или сломать руку, или вонзить нож в бок.
Но она не закрывалась бы в своих покоях. Наоборот, она не вернулась бы под крышу, пока не нашла бы виновного и не заставила бы его испытать такую адскую боль, какой не испытывал еще никто и никогда.
Гиддон что-то говорил, но Катса не слышала ни слова.
– Что ты сказал? – встряхнулась она.
– Я сказал, леди Соня-наяву, что небо, кажется, проясняется. Сможем отправиться на рассвете, если хочешь.
Они успеют вернуться в замок до темноты! Катса спешно доела ужин и побежала в комнату собирать вещи.
Глава шестая
Солнце еще не успело описать круг по небу и скрыться за горизонтом, когда копыта их коней зацокали по мраморным плитам во дворе замка Ранды. Со всех сторон ввысь поднимались каменные стены, сияя белизной на фоне зеленого мрамора пола. Вдоль стен над головой рядами тянулись галереи с балконами, чтобы придворные, проходя из одной части замка в другую, могли выглянуть вниз во двор и восхититься огромным садом Ранды, в котором росли ползучие виноградные лозы и деревья с розовыми цветами. В центре сада стоял фонтан со статуей Ранды, из одной протянутой руки и из горящего факела в другой били струи воды. Это был и красивый сад, если, конечно, не задерживать взгляд на статуе, и красивый замковый двор, но из-за того, что в галереях всегда толпились придворные, тишины и уединения здесь искать было бесполезно.
В замке были и другие подобные сады, но этот был самый большой, и все важные гости и посетители проезжали через него. Зеленый пол так сиял, что Катса видела в нем свое отражение и отражение своего коня. Белые стены были сложены из переливающегося камня и поднимались так высоко, что приходилось вытягивать шею, чтобы увидеть в вышине шпили башен. Замок был очень велик и очень внушителен – все, как любит Ранда.
Стук копыт и крики привлекли людей на балконы, все хотели посмотреть, кто приехал. Поприветствовать их вышел управляющий, а через мгновение во двор влетел Раффин:
– Вы вернулись!
Катса ухмыльнулась ему, потом пригляделась, даже встала на цыпочки – Раффин был очень высоким – и ухватила его за волосы.
– Рафф, что ты с собой сделал? У тебя волосы стали совсем голубые.
– Я испытывал новое средство от головной боли, – ответил он, – его нужно втирать в кожу головы. Вчера мне показалось, что у меня начинает болеть голова, и я попробовал. По всей видимости, оно делает светлые волосы голубыми.
– А боль прошла? – улыбнулась Катса.
– Ну, если она у меня была, то прошла, но я не совсем уверен, что голова точно болела. А у тебя не болит? – с надеждой спросил он. – У тебя волосы темные, так сильно они не окрасятся.
– Не болит никогда. А что его величество думает о твоей прическе?
– Он со мной не разговаривает, – ухмыльнулся Раффин. – Говорит, что королевскому сыну не подобает так кошмарно себя вести и, пока краска не исчезнет, я ему не сын.
Олл и Гиддон поприветствовали Раффина, отдали поводья мальчишке-конюшему и проследовали в замок за управляющим, оставив Катсу и Раффина одних в саду. Невдалеке в фонтане журчала вода. Катса понизила голос и сделала вид, что сосредоточена на ремнях седельной сумки.
– Есть новости?
– Он не приходил в сознание, – ответил Раффин. – Ни разу.
Это ее огорчило.
– Ты слышал о знатном лионидце, наделенном Даром сражаться? – продолжила она вполголоса.
– Ты его видела, да? – (Катса в изумлении подняла глаза на Раффина.) – Когда въезжала в замок? Все шныряет здесь. В глаза ему тяжеловато смотреть, скажи? Это сын лионидского короля.
Он здесь? Это было неожиданно. Она снова сосредоточила внимание на седельной сумке.
– Наследник Рора?
– Великие горы, нет, что ты! У него шесть старших братьев. А имя у него самое дурацкое, какое только можно придумать седьмому в очереди на трон: принц Первоцвет Грандемалион. – Раффин улыбнулся. – Слышала хоть раз что-нибудь подобное?
– Зачем он приехал?
– А! – воскликнул Раффин. – Это ведь и вправду очень интересно. Он утверждает, что ищет своего похищенного деда.
Катса подняла взгляд от сумки и посмотрела в смеющиеся голубые глаза:
– Ты ведь не…
– Конечно нет. Я ждал тебя.
К ней подошел мальчик, чтобы забрать коня, а Раффин пустился в рассказы о гостях, которых она пропустила за время путешествия. Потом открылись одни из ворот и к ним вышел управляющий.
– Это к тебе, – сказал Раффин, – я ведь на данный момент не сын своего отца, и ко мне он слуг не посылает. – Рассмеявшись, он пошел прочь. – Рад, что ты вернулась! – крикнул он на прощание и исчез под сводами замка.
Управляющий был одним из кучки сухих и высокомерных прихлебателей Ранды.
– Леди Катса, – сказал он, – добро пожаловать домой. Его величество желает знать, успешно ли прошло путешествие на восток.
– Можете передать, что оно прошло успешно.
– Прекрасно, миледи. Его величество желает, чтобы вы переоделись к ужину.
– Не желает ли его величество чего-нибудь еще? – прищурилась Катса.
– Нет, миледи. Благодарю вас, миледи. – Слуга изогнулся в поклоне и поспешно убрался подальше от ее взгляда.
Вздохнув, Катса закинула сумки на плечо. Когда король желал, чтобы она переоделась к ужину, это означало, что придется надевать платье, укладывать волосы, нацеплять драгоценности на шею и уши. Это означало, что король собирался посадить рядом с ней какого-нибудь ищущего спутницу жизни лорда, хотя, скорее всего, совсем не такую спутницу тот представлял себе в мечтах. Но она быстро успокоит беднягу и, если повезет, скажется больной и уйдет с середины представления. Можно притвориться, что болит голова. Ей захотелось взять у Раффина его лекарство и покрасить себе волосы в голубой цвет – это спасло бы ее на какое-то время от торжественных ужинов Ранды.