Его гнев словно стеганул ее хлыстом, но она вовсе не оробела.

— Ты и теперь можешь мне доверять!

Джо скомкал газету и отшвырнул ее, будто та пачкала ему руки.

— Ты нисколько не отличаешься от той своры гиен, что травили меня во время суда. Только ты зашла еще дальше в своем предательстве…

— Это неправда, Джо! — Как он мог так думать после всего, что у них было за последние дни?! — Я стараюсь помочь тебе! Ты сам увидишь, если прочтешь мой очерк!

Джо повернулся спиной к брату. Взгляд Кеннета остановился на оттопыренном заднем кармане его штанов.

— Зачем тебе револьвер, Джо? — резко спросил он. — Ты собираешься снова кого-то убить?

— А почему бы и нет? — Джо пристально смотрел на Нэнси и отвечал брату кратко и холодно. — После всего, что со мной случилось, я готов на все.

— Ты подумал о том, что с оружием в руках тебя просто застрелят?

— Это лично моя забота. И никого другого не касается.

Джо продолжал смотреть на нее, а не на брата, но Нэнси видела, что его резкие ответы разозлили Кеннета. Тот густо покраснел и сжал губы.

— В этом ты весь, не правда ли, Джо? — почти закричал Кеннет. — Всегда и во всем первый! Всегда тот, кто знает лучше всех! Ты сумел убедить в этом нашего отца! И сам же пострадал от этого!

Вспышка брата охладила гнев Джо, готового обрушиться на Нэнси. Очевидно, озадаченный столь эмоциональной реакцией брата, Джо повернулся к нему.

— Когда это было, Кеннет? Сейчас ты глава фирмы. Ты опора семьи. А кто я — ты сам знаешь. Мы с тобой даже не ровня…

— Нет, ты не утратил своих амбиций, — в сердцах ответил Кеннет. — Но ты прав: теперь я перестал сравнивать себя с тобой. Так что угомонись. Давай вернемся к тому, с чего начали. По-моему, ты должен благодарить Нэнси за то, что она написала о тебе.

Нэнси было неважно, поблагодарит ее Джо или нет. Главное, чтобы он захотел прочесть ее труд.

— Я думаю, что тебе надо отсюда немедленно убираться. Хочешь ты этого или нет, но очерк мисс Пикфорд внес в твою историю настоящий бум. Теперь копы начнут каждый день получать сведения, что тебя видели — от Чарлстона до Питтсбурга. Перепроверять все эти донесения — выше сил человеческих. Так что, на вскидку, ты мог бы спокойно отсидеться здесь. Но полиция не лыком шита, она сначала будет обшаривать ближние места.

Кеннет коротко кивнул на прощание Нэнси и направился к своей лошади.

— До свидания, Кеннет, — сказал Джо вслед ему. — Тебе будет приятно узнать, что я отправляюсь уже завтра.

— Удачи тебе, Джо, — отозвался тот, направив лошадь в обратный путь. — Веришь или нет, но я говорю искренне, как брат брату.

После отъезда Кеннета напряженность между ними продолжала оставаться.

— Так ты уходишь… — пробормотала наконец Нэнси.

Пустое замечание. Но все, что ей сейчас приходило в голову, казалось никчемным. Джо уходил. А она оставалась.

Уоткинс коротко кивнул.

— Завтра на рассвете. Я пойду пешком через горы. Тебе оставлю пикап.

Рассеянно потирая затылок, как он обычно делал, когда хотел в чем-нибудь разобраться, Джо вышел на берег и уставился поверх озера на темнеющие за ним вершины. Она последовала за ним.

— Я опытный бродяга. У меня хватит сил перейти их.

Интересно, кого он убеждает: меня или себя, отрешенно думала Нэнси.

— Ты даже не хочешь знать, чем тебе может помочь мой очерк, Джо? — с горечью спросила она. — Читатели всегда встают на сторону страдальца, особенно если сомневаются в приговоре суда. Твой случай может стать cause celebre [4]. Наконец, ты теперь будешь в центре внимания публики, так что полиции, коли нападет на след, придется быть с тобой поосторожнее. Такую историю подхватят все газеты и будут раскручивать ее сейчас, пока ты еще в бегах. Разве ты не понимаешь, Джо? Широкая гласность может побудить губернатора распорядиться пересмотреть твое дело.

Джо отмахнулся от нее как от назойливой мухи.

— Я в это не верю, — спокойно ответил он. — Я уже был в центре внимания и ничего хорошего от этого не получил. Справедливость в моем случае — несбыточная мечта. И напрасны все ваши потуги, мисс новоявленный защитник.

Джо насмешливо смотрел на Нэнси. Она не сдвинулась с места, пока он гневно хлестал ее словами, изливая на нее свое даже не сиюминутное, а многолетнее разочарование. И помимо воли, взгляд его постепенно теплел. Ветер трепал полупрозрачную юбку, оголяя лодыжки ее стройных ног. В косых лучах заходящего солнца глаза ее не казались заплаканными, хотя губы явно дрожали. Эти нежные, полные губы всегда будут преследовать его. Двадцать футов разделяли их, но он чувствовал их солоноватый привкус, словно они прижимались к его губам. И он не мог противиться желанию, которое они возбуждали.

Все рушилось. Его надежда оправдаться. Глупые фантазии о том, что она действительно может полюбить его. Как можно было верить всему этому, если оказывается, ей нельзя было даже доверять? Гнев на Нэнси сменялся гневом на самого себя, противоречивые эмоции окончательно спутали его мысли.

Да, Нэнси кое-что для него сделала, кое-чем даже рисковала. Но первопричиной всего был этот самый очерк. Жажда желанной популярности среди тысяч читателей, многие из которых станут ее поклонниками…

Ему-то какая, собственно, разница — делала она это потому, что действительно кое в чем ему сочувствовала, или просто сама его история оказалась для нее находкой?

— Спасибо за ваш труд, мисс репортер, — сказал он вслух. — Я постараюсь извлечь из него какую-нибудь выгоду.

— Но ты же ни строки не прочел! — вырвалось у нее.

— У меня еще будет время это сделать, — холодно парировал он.

Голова у него снова разболелась. Тем не менее, ему ужасно хотелось отомстить ей и овладеть ею, грубо повалив на землю прямо там, где она стояла. Но что-то в ее затуманенном взгляде останавливало его. А умоляющая поза с прижатыми к груди руками пробудила в нем острое, болезненное воспоминание, как он стоял в зале суда в тот день, когда был вынесен облыжный приговор.

У него защемило в груди. Воспоминания нахлынули на него. Смущение, ужас и гнев, что он чувствовал тогда — смертельное ощущение беспомощности перед надвигающейся махиной судьбы, — все это снова было с ним. Почва снова уходила из-под ног, и он тер руками виски, чтобы остановить головокружение. Мир вокруг него стал размытым и нечетким, словно таял в волнах горячего воздуха.

В мозгу возникло четкое видение — набитый негодующими людьми зал. Он явственно припомнил пронзительные взгляды зрителей и занудный кашель какого-то старого бедолаги. Присяжные выходили из комнаты совещаний. Он слышал шарканье их подошв, потом смотрел, как они рассаживались на своей стороне зала на двух рядах обтянутых черной кожей кресел. Затем выстрелом прозвучал возглас судебного пристава:

— Всем встать!

— Жюри присяжных признало вас, Джозеф Уоткинс, виновным в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах… — Голос судьи рвал ему душу. Он боялся, что закричит от боли. Вид адвоката, бесстрастно взиравшего на судью, убеждал, что он не должен этого делать…

Долой наваждение! — приказал себе Джо, стараясь вернуться к реальности. Это лес шумел, как зал суда. И не судья, а Нэнси что-то говорила, но он не различал ни единого ее слова.

Дрожь, зародившаяся в ногах, распространилась по всему телу. Он никак не мог унять ее. Неужели он заболевает? — подумал Джо на удивление спокойно. Ему смутно послышалось, что кто-то выкрикнул его имя. Сквозь нахлынувший озноб он ощутил прикосновение теплой руки к своей груди. Нэнси! Ее лицо словно проявилось с волшебного солнечного негатива.

— Что с тобой, Джо! Очнись! — сквозь слезы восклицала она.

Он заморгал и потряс головой. Ноги, кажется, опять обрели твердую почву. Еще один проклятый гипертонический криз, вызванный стрессом, так ему говорили в тюремном медпункте. Они у него уже случались. Особенно после смерти отца. И еще сразу после суда. Такая внезапная потеря самообладания очень пугала его.