— Ладно, пусть даже так.
И в самом деле она не собиралась выставлять себя перед ним дурой, оспаривая очевидные истины. С того момента, как они встретились с Уоткинсом, ее переполняли разные чувства по отношению к нему, но главными были мысли об очерке.
— Власти не рискуют сажать репортеров, — сказал он. — Это для них потеря авторитета.
Она вздернула подбородок.
— И еще вот что: я поеду с вами, только если вы выбросите револьвер. Это будет залогом вашей невиновности. Если вы и впрямь не убийца, вам не нужно оружие.
Ее предложение заставило Уоткинса задуматься. Взять ее с собой? Это означает, что снова повторится дьявольское искушение ее близостью, сладким, умопомрачительным запахом волос, невольными касаниями тела. Он не был уверен, что опять сумеет устоять перед соблазном. Правда, невыносимо было и расстаться с ней.
— Вы хорошо подумали, Нэнси?
— Да. Не стоит делать из этого проблему. Все очень просто. Выкидывайте свою пушку — и я еду с вами!
Нэнси наблюдала, как ее бывший противник расхаживает взад-вперед возле кровати — ровно три длинных шага вперед и три назад. Ее больно кольнула догадка о том, что его мозг и мышцы ног прочно усвоили размеры тюремной камеры.
Рассудок подсказывал Джо, что глупо рисковать нежданно обретенной свободой, связываясь с женщиной, которую он едва знал. Всякое замешательство только усугубляло его положение. Но ее предложение давало и преимущество, которое заключалось в том, что с ней он мог быть откровенным, ибо она, похоже, поверила ему.
В тюрьме надо было самоутверждаться перед настоящими преступниками, пытавшимися подмять его, и доказывать им, что он чего-то стоит. О, если бы он смог самоутвердиться перед женщиной, которая пробудила в нем давно забытые чувства! Она заставила его снова ощутить себя человеческим существом. Напомнила ему ценности, когда-то важнейшие в его жизни: честь, доброту, уважение к себе и окружающим. Он всегда предпочитал логическое мышление, но тюрьма вынудила его больше полагаться на интуицию. Ему пришлось там научиться распознавать, чья поза означает серьезную угрозу, а чья — пустое бахвальство. А теперь эта Нэнси Пикфорд принудила его воскресить чувство, о котором он уже давно не вспоминал, — доверие.
Он резко обернулся, чтобы увидеть ее лицо, и почувствовал, что взгляд тонет в голубых глазах, которые с вызовом уставились на него.
— Горький опыт научил меня не доверять газетчикам, да и вообще никому, вот что я вам скажу, — заявил он. — Ведь именно самый близкий сотрудник, может быть, даже друг, подставил меня в этом деле об убийстве отца.
Сама мысль о том необъяснимом предательстве была слишком болезненной, чтобы развивать ее. Он постарался скрыть эту горечь, которая сильнее любых ран беспокоила его. Ведь раньше он был едва ли не самым преуспевающим в округе…
— Как я могу верить, что вы не остановитесь возле первого же полицейского поста? — на всякий случай спросил Джо.
— Вы же сказали, что верите моему слову. Почему снова сомневаетесь?
Конечно, она из тех женщин, которые выполняют свои обещания, думал он. И, судя по всему, это энергичная, самостоятельная личность, которая действительно могла бы помочь ему в почти безнадежном деле поиска поруганной правды. Будь что будет, решил он, но глупо отказываться от помощи человека, который ее искренне предлагает.
Ему приходилось не раз бороться со страхом, гневом и депрессией. Он победил одиночество и жалость к самому себе. И выработал собственный способ выживания, заставляя себя не заглядывать дальше завтрашнего дня и стараться не думать о следующем часе, пока не прожит текущий. Такой опыт, конечно, даст ему силы противостоять влечению к этой женщине.
Он решительно наклонился и освободил ее. Наручники звякнули, упав на пол.
— Ладно, Нэнси, я поведаю вам ту историю, за которой вы охотитесь. Но револьвер я сохраню. Ведь кто-то убил моего отца и свалил вину на меня. Я должен установить, кто этот ублюдок. И когда я в конце концов встречусь с ним, мне понадобится оружие — хотя бы для самозащиты.
Джо надеялся, она поверит, что самозащита — единственный повод оставить у себя револьвер. Настоящий убийца может оказаться способным на все, вплоть до повторного преступления.
— Вот мое единственное условие. Принимайте, или расстанемся навсегда.
Он надеялся, что она откажется. Ему было бы легче, если бы она отказалась.
Что ж, думала Нэнси, может быть, он правдиво объяснил, зачем ему нужно оружие, хотя ей это и не понравилось. Но нельзя же бросать человека, едва предложив ему помощь. Может быть, она делает непоправимую ошибку, подумала Нэнси. Надо быть настороже. И если только она почувствует хоть малейшую личную угрозу со стороны Джо, то теперь, освобожденная от пут, непременно удерет от него.
— Принимаю ваше условие, — наконец решилась она сказать после легкого колебания. Через несколько минут, наскоро умывшись и приведя себя в порядок, она уже была готова.
Когда Нэнси подошла к кровати за чемоданом, Джо вдруг преградил ей путь. Ей показалось, что в комнате внезапно стало душно, и она с трудом вдохнула сгустившийся воздух. Он не дотронулся до нее, но его тяжелый взгляд породил в ней дурные предчувствия. Она с трудом сдержала предательскую дрожь.
— Итак, вы полагаете, что будете со мной в безопасности, не так ли, мисс?
Что он имеет в виду? Она сглотнула слюну. Загадочная улыбка, играющая на его губах, заставила ее снова почувствовать себя зайцем, попавшим в луч автомобильной фары.
— Я не знал женщин, любивших опасности, — сказал он. — Вы первая на моем пути. Или вы просто притворяетесь?
— Я… я не понимаю, о чем вы спрашиваете…
Он качнул золотую сережку, висящую в ее ушке.
— Когда я целовал вас, то не заметил никакого страха с вашей стороны…
Ее рука взлетела вверх. О Боже! Это было бесполезно отрицать.
— А ваш навязчивый интерес к очерку о моей персоне включает в себя исследование вопроса, способен ли человек, долгое время запертый в одиночной камере, заниматься любовью? — В его глубоком, спокойном голосе слышались одновременно и насмешка, и не менее возмутительная ласковость. — Если это входит в правила игры, леди, я готов на все.
Уоткинс был доволен, увидев, как зарумянилось лицо женщины. Он надеялся, что его плохо завуалированное предупреждение заставит ее соблюдать дистанцию. Потому что был абсолютно уверен, что сам он больше соблюсти не сможет.
— Мне от вас нужно только одно, Джозеф Уоткинс. — Голубые глаза Нэнси посуровели. — Это рассказ о том, что с вами случилось с тех пор, как умер ваш отец.
Джо кивнул головой и повернулся, чтобы взять ее чемодан.
— Понимаю ваш главный интерес, — сказал он. — Но знайте и то, что мой — это побыстрее спуститься с этих гор в долину.
Он намеревался где-нибудь в глуши затаиться на время и позднее, когда ажиотаж вокруг побега спадет, вернуться к собственному расследованию обстоятельств смерти отца. Тайком, разумеется.
— Когда мы расстанемся, можете писать обо мне все, что угодно, — продолжал он, скрывая раздражение. — Как вам заблагорассудится. Только вот что: хотя вы идете со мной добровольно, но инициатива по-прежнему будет моей. Хочу, чтобы вы это хорошо поняли.
Нэнси сочла это заявление неприличным.
— Я терпеть не могу, когда мною командуют, Джо.
— А меня не волнуют ваши чувства. Или соглашайтесь, или оставайтесь здесь.
Выбора у нее не было.
— Ладно, поехали. Там будет видно.
Подойдя к машине, он открыл заднюю дверцу и зашвырнул ее чемодан на сиденье.
— Думаю, что выбраться отсюда — нелегкая задача, — сказал он. — Бьюсь об заклад, что полиция уже оседлала основные дороги и подходы к магистралям перекрыты. Надо попробовать проехать по каким-нибудь проселкам.
Она протянула руку за ключами.
Джо покачал головой.
— Я сам поведу.
— Но… но вы говорили, что я нужна вам как водитель!
— Нет, это вы утверждали, что нужны мне как водитель. Я устал повиноваться другим людям. Отныне я всем командую, в том числе и машиной. — На самом деле он хотел узнать, надолго ли ему хватит собственных сил. Зрение заметно улучшилось, и, хотя головная боль еще не совсем прошла, ему не терпелось проверить свою шоферскую сноровку, которая только и могла дать ему шансы на успешный побег. — Если потребуется меня сменить, я вам скажу, — добавил Джо.
