— Не волнуйся, она жива. Не беспокойся. Пойдем, она с другой стороны с фермером.

Мистер Сопвит потянул ее за собой через огород. Тилли на минуту замерла, глядя на языки пламени, рвущиеся к небу через уцелевшие пока еще стропила. Мучительный стон вырвался из ее груди.

— Пойдем, пойдем, — снова повторил Марк Сопвит.

На заднем дворе девушка взглянула на дровяной сарай. Из него вытащили все дрова, но Тилли машинально отметила, что только часть их валялась вокруг. В открытую дверь было видно, что коровник пуст. Тилли вопросительно взглянула на Сопвита. Он повел головой в конец сада, где стоял ветхий сарайчик, куда на протяжении многих лет складывали разные пришедшие в негодность вещи.

Тилли вырвалась из рук Марка Сопвита и кинулась к сараю. Тяжело дыша, она остановилась на пороге, вцепившись руками в дверную раму. Бабушка лежала на сложенных мешках, рядом на коленях стояли двое: Саймон и молодая незнакомая Тилли девушка. Они занимали почти все свободное пространство сарайчика.

Саймон сразу же поднялся и взял девушку за руки.

— Не волнуйся, все нормально.

— Что… они с ней сделали? — она почти кричала.

— Я говорю тебе, она жива! — крикнул Саймон, сжимая ее плечи.

— Она была в доме?

— Нет, нет, — покачал головой он. — Мы нашли ее здесь. У нее приступ.

— О Господи! О Боже! — Тилли протиснулась к неподвижной Энни и упала возле нее на колени. — Бабушка, бабушка! — звала она, обхватив ладонями морщинистое лицо.

— Не надо так убиваться, — подала голос стоявшая с другой стороны девушка. — Ты ничем не поможешь, если будешь так надрываться. Она жива, но у нее удар. С моей тетей Ханисетт тоже удар случился, когда ей сообщили, что муж ее утонул. Она тоже была такая, а сейчас ничего, оправилась. Успокойся же, успокойся, — девушка погладила Тилли по плечу.

— Какие они жестокие, какие жестокие, — всхлипнула Тилли, из глаз не переставая текли слезы.

— То же самое и Сэм наш сказал. Он назвал их жестокими мерзавцами. Мы с ним первыми увидели огонь и эту бедняжку, которая ходила вокруг как безумная. Мы старались, как могли: таскали воду из дождевой бочки, но это было все равно что плевать против ветра — никакого толка. А потом со старой женщиной случился удар, она свалилась прямо к нашим ногам. Постройки во дворе слишком близко к дому, ее нельзя было туда положить. А здесь не опасно, поэтому мы ее сюда и перенесли. Я была здесь с ней, пока Сэм бегал в усадьбу. Хорошо, что он успел перехватить мистера Сопвита, тот собирался ехать на шахту и уже садился в седло. Он сразу же прискакал сюда, но что мог поделать? Ничего, потому что тут был настоящий ад. Мистер Сопвит очень переживал, он думал, что вы остались внутри. Потом ускакал к фермеру, и тот примчался со своими людьми, вот и весь рассказ. Да, вот еще что, фермер, — она кивнула на дверь. — Они его еле-еле удержали, он все рвался в огонь и, думаю, бросился бы туда, если бы не парень из деревни. Он рассказал, что ты ушла за покупками. Он только тогда немного успокоился. Ну вот, я все говорю и говор… Со мной всегда так, если что-либо случается. Когда два года назад отец погиб в шахте, я неделю все говорила и не могла остановиться.

Тилли получше пригляделась к девушке. Выглядела она не намного старше нее самой, но рассуждала, как взрослая женщина.

— И куда мне бабушку пристроить? Здесь оставаться нельзя, она умрет от холода, — обратилась Тилли к девушке, словно та могла ей что-либо предложить.

Девушка склонила голову набок, раздумывая.

— После того, как нас выгнали из дома в поселке Розира, живем мы, как селедки в бочке. Но нам очень повезло: нас принял мистер Сопвит. В его домах чище, но они такие маленькие. В одной комнате даже пол каменный, а нас девять человек. Мама смеется: «Кому тесно спать — на стенах места полно». — Девушка улыбнулась. — Найдется и для вас уголок. Ты верно сказала, старушку здесь нельзя оставлять.

— Ты думаешь… твоя мама разрешит?

— Конечно. Она живет как живется и не ворчит на судьбу. Как она говорит, ей пришлось нас произвести на свет совсем не с Божьего благословения. — Девушка улыбнулась во весь рот. На минуту и Тилли забыла о своей беде: чужой человек так легко и просто предлагал им приют, в это верилось с трудом.

Энни слегка пошевелилась и медленно открыла глаза. Тилли моментально переключила внимание на нее. Бабушка судорожно схватила Тилли за руку и открывала рот, силясь что-то сказать, но безуспешно.

— Ничего, бабушка, ничего. Все будет хорошо. Я здесь, с тобой.

Энни снова попыталась заговорить, но не смогла.

— У нее паралич, отнялась левая сторона, — с понимающим видом сообщила новая знакомая. Она подняла руку Энни и та безвольно упала. Девушка кивнула Тилли. — Ну, что я говорила: чаще всего отнимается левая сторона.

В этот момент до Тилли донесся голос Саймона:

— Нет, никто из них в приют не поедет. Я забираю их к себе.

— Это благородный шаг. Я рад, что вы так решили, — говорил Марк Сопвит. — Старики были людьми порядочными и внучку хорошо воспитали.

Тилли посмотрела на вошедшего в хижину Саймона, и в ее налитых слезами глазах отражались переполнявшие ее душу чувства.

— Подвинься немного, — сказал он Тилли, а потом кивнул девушке, стоявшей с другой стороны Энни. — Думаю, вам обеим лучше выйти, иначе мне ее не поднять.

— Но ты же не сможешь ее нести всю дорогу.

— Я и не собираюсь, — он бросил взгляд на Тилли, направляясь к Энни. — У меня телега здесь недалеко. Я встретил мистера Сопвита по дороге на мельницу. Телега стоит в конце тропы, — Саймон наклонился, поднял Энни, затем медленно и осторожно вышел из хижины. Прижимая к груди свою ношу, он пошел напрямик, через огород, огибая продолжавший пылать дом. За калиткой на дороге глазело на пожар несколько жителей деревни.

— Ну и полыхает! — услышал Саймон, проходя мимо.

— Да, полыхает, — приостановился он. — И загорелось все не само собой. Кое-кто за это ответит. Видит Бог, он или они за это поплатятся.

Кто-то стыдливо потупился, а другие так и не отвели глаз, но никто не проронил ни слова в ответ. Когда Марк Сопвит уводил Тилли, у зевак все же хватило такта отвернуться. Неожиданно Тилли остановилась, как будто споткнулась.

— Вы называете меня колдуньей, — девушка обвела взглядом знакомые лица. — По-вашему, я имею силу накладывать проклятие. Так знайте, если бабушка умрет, я прокляну всех и каждого. Вы больше не сможете безнаказанно причинять мне зло. Видит Бог, так и будет!

Услышав такие слова, некоторые в испуге опустили головы, другие отвернулись. Тилли в последний раз обвела всех взглядом, полным презрения, и уже без помощи мистера Сопвита заторопилась за Саймоном. Марк приостановился и сурово пообещал:

— Она права, кому-то придется за это заплатить.

— Сэр, в домах с тростниковой крышей часто случаются пожары, — возразил кто-то из деревенских.

— Это не пожар, а поджог, — обернулся к нему Марк. — Я видел, что посреди комнаты был сложен настоящий костер. Дом кто-то поджег. На это указывают разбросанные по двору дрова. А теперь отправляйтесь в деревню и передайте всем, что кто-то обязательно ответит за этот пожар. И не только потому, что это была моя собственность, а еще и потому, что пострадали двое людей, вся вина состояла лишь в том, что они хотели жить сами по себе. Теперь расходитесь, вы уже достаточно насмотрелись, надеюсь…

Люди молча подчинились и заторопились прочь. Те, кто пошли по тропе, скоро замедлили шаг, завидев телегу с неподвижной фигурой и застывшей рядом девушкой. Мистер Сопвит — одно дело, а Саймон Бентвуд — совеем другое. Он уже обещал поговорить со всяким, кто хоть пальцем тронет людей, которые жили в сгоревшем теперь домике Что это былбы за разговор, гадать долго не приходилось: кнут у Саймона был длинный, а рука тяжелая. Лишний раз поэтому никому попадаться ему на глаза не хотелось. Они предпочли вернуться в деревню другой дорогой.

А Саймон проехал по главной улице деревни, на которой собралось народа, как в день ярмарки. Все безмолвно провожали глазами телегу, в которой сидела девушка, поддерживавшая голову лежавшей без движения старой женщины…