Она в отчаянии вглядывалась в дальний конец прохода. Эшли понимала, что, если их беседа продлится еще немного, она обязательно снова скажет какую-нибудь глупость. Единственное, что ей следовало сейчас сделать, — это сбежать от Эрика. И как можно дальше.

— Я, наверное, пойду, — сказала Эшли, подталкивая свою тележку. — Еще раз спасибо.

— Не за что.

— Увидимся.

— Увидимся, — повторил Эрик.

Эшли не оглядывалась, пока не дошла до конца прохода, но перед тем как повернуть, оглянулась.

Его не было. Проход был пуст. Стоящий в проходе человек в черном остался только в ее воспоминании.

Эшли вздохнула, внезапно почувствовав себя очень одинокой и опустошенной. Быстрыми шагами она покинула супермаркет.

Возвратившись домой и уже наполовину разложив свои покупки по шкафам и холодильным камерам, она услышала — Эрик пришел к себе.

И только на следующее утро Эшли поняла, что забыла купить арахисовое масло, хлеб и молоко.

В течение следующего месяца они с Эриком изредка встречались: дважды в коридоре, один раз в прачечном отсеке подвала. Каждый раз они обменивались несколькими словами: «Привет!» — «Как поживаете?» — «Деревья прекрасны нынешней осенью, не правда ли?» И все…

Эшли любила и ненавидела мгновения встреч. В течение многих последующих дней она припоминала каждое слово, произнесенное им, и то, как он выглядел и как смотрел на нее. Она подолгу размышляла, заметил ли он, как розовеют ее щеки всякий раз при встрече, почувствовал ли, что у нее дрожат ноги и все внутри сжимается. Ее ощущения были ощущениями по уши влюбленной девочки-подростка, и это не могло не тревожить.

Но Эшли чувствовала себя более энергичной и деятельной, чем когда-либо раньше, может быть, даже на протяжении всей жизни.

В конце октября в «Анн-Арбор Ньюз» была опубликована статья, в которой сообщалось об открытии в городе додзо. В статье перечислялись достоинства Эрика, и эти достоинства произвели на Эшли впечатление. Он оказался не только экспертом боевых единоборств, но и обладателем диплома факультета восточных языков.

В газете, помимо статьи, она обнаружила фотографию, на которой Эрик, как обычно, был одет во все черное. Он выглядел столь же сексуально и таинственно, как всегда, и, зная, что поступает глупо, Эшли все-таки вырезала из газеты фотографию и спрятала ее.

Два дня спустя у своей двери она нашла приглашение на церемонию открытия додзо. Эшли предположила, что такие же приглашения получили и другие обитатели дома, и все же, разглядывая приглашение, она предпочла думать, что это обращенная к ней личная просьба Эрика прийти. Некоторое время она раздумывала, стоит ли идти, как вдруг позвонил отец.

— У твоей матери был приступ, — сказал он.

— Она что-нибудь пыталась с собой сделать?

— Она говорила об этом, и мне пришлось отправить ее в больницу.

— Мне приехать?

— Нет. Я просто подумал, что тебе следует об этом знать.

— Мама в Свит-Хейвен?

— Да.

— Я пошлю ей открытку.

— Да-да, обязательно.

Он вздохнул, и она ощутила тот груз, который отец нес все эти годы. Это казалось таким несправедливым, и у нее, как обычно, защемило сердце. У отца никогда не хватало времени для дочери, и однажды у Эшли промелькнула мысль: отец жалеет, что у него вообще есть дочь. Но Эшли понимала отца. Из-за нее не сбылись его мечты. Ни одна из них. Из-за нее у него на руках оставалась жена, большую часть времени проводившая в лечебницах.

— Меня могут перевести в Чикаго, — сказала она, хотя еще несколько минут назад собиралась приберечь радостную новость до Дня Благодарения.

Его голос зазвучал взволнованно, казалось, он действительно радовался за дочь, задавая ей разные вопросы и проявляя очевидную заинтересованность. После того как Эшли повесила трубку, у нее пробудилось гложущее чувство вины: она даже не попыталась изобразить хотя бы притворное сожаление по поводу положения матери! Но что она могла сказать? Эшли давно отбросила всякие надежды, что когда-нибудь матери станет лучше. Пребывание в больницах сделалось образом ее жизни, психотерапия и лекарства иногда ненадолго помогали, но не способны были вылечить. Мать пробудет в больнице неделю, может быть, дольше, но в любом случае достаточно долго, чтобы измотать отца эмоционально и в финансовом отношении.

Если посчастливится, подумала Эшли, на нынешний День Благодарения мать будет на подъеме, и если действительно у Эвелин Келер будет эмоциональный подъем, она, возможно, даже обрадуется, увидев дочь. Но Эшли в этом очень сомневалась. Единственным, кого хотела видеть Эвелин Келер, был ее сын, ее любимый Джек.

— Его нет, мама, — прошептала Эшли в пустоту, затем взглянула на телефон и улыбнулась.

Она не могла помочь матери, но скоро сможет помочь отцу в исполнении давней мечты.

— Я обещала тебе, что добьюсь этого, — сказала Эшли вслух, приложив руку к сердцу: жест, который часто делала в детстве, — и я добьюсь.

Она окончательно решила, что не пойдет к Эрику на церемонию открытия додзо. Зачем играть с огнем? Нравится ей это или нет, но этот парень притягивает ее, и если она пойдет, кто знает, что может случиться? Эшли не могла позволить себе отвлечься от своей главной цели. Не теперь, когда она так близка к ее осуществлению.

Эшли проводила на работе все больше времени, все сложнее становилось ей даже минутку выкроить для того, чтобы перекусить. И все же, всякий раз, проглатывая гамбургер или засовывая кусок замороженного цыпленка в микроволновую печь, она вспоминала Эрика и чувствовала легкий укол совести за высокое содержание жиров и натрия в ее рационе.

Эшли стала покупать больше овощей, заранее нарезанных и разложенных в пакетики, разумеется. Овощи-полуфабрикаты. Быстрое приготовление еды, фаст-фуд. Время от времени она стала заказывать себе салат.

Ну конечно же, Эшли вовсе не боялась пополнеть. «Весу за тобой не угнаться, ты слишком быстро бегаешь», — говаривал ей Чарли.

Удача, напротив, частенько догоняла ее.

Но и неудача тоже…

Было утро, вторник первой недели ноября. Отправившись на работу, она забыла дома некоторые документы из тех, над которыми работала накануне вечером. Эшли заметила отсутствие бумаг только около десяти часов, и, так как встреча с клиентами была назначена на одиннадцать, ей не оставалось ничего другого, как возвратиться домой и забрать оставленные документы.

Это не заняло бы много времени, если бы ее автомобиль внезапно не остановился в пяти кварталах от дома. Эшли почувствовала некоторое облегчение, когда двое мужчин помогли ей оттолкать машину с проезжей части к тротуару. Она поблагодарила обоих, но отказалась от их предложения подбросить ее до дома.

Главное, чему научила Эшли мать, — не садиться в машины к незнакомым мужчинам.

И к тому же был прекрасный день.

— У нас редко выпадают такие деньки, — сказала им Эшли. — Я лучше пройдусь пешком.

Чтобы возвратиться на работу, она могла из дома вызвать такси. Машиной же она думала заняться позже, во второй половине дня, когда будет посвободней со временем.

И все сложилось бы благополучно, если бы Эшли, как обычно, не торопилась и не решила сократить себе путь, пробежав по переулку, и если бы в этом переулке она не столкнулась с двумя подростками.

В то утро Эрик пришел домой в десять сорок пять. И не успел он переступить порог входной двери, как почувствовал: что-то случилось. Обычно в это время дня в доме бывало тихо, если только Чарли не пытался реализовать какой-нибудь свой очередной реставрационный проект. Но то, что услышал Эрик, было совсем не похоже на звук какого-либо ремонта.

Это больше походило на плач. Кто-то еле слышно плакал, возможно, в одной из квартир.

Эрик на мгновение застыл и прислушался, на слух пытаясь определить, откуда доносится звук. Осторожно и тихо он направился в сторону всхлипываний.

Он обнаружил Эшли сидящей на третьей ступеньке лестничного пролета, сгорбившись, поджав ноги и обхватив их рукой. Другая рука лежала на коленях, и на нее Эшли опустила голову. Волосы выбились из обычно столь аккуратной прически и свисали, спутавшись в некое подобие золотистой вуали, почти полностью скрывая ее лицо.