Но это не значит, что он равнодушен к Джилл. Это не значит, что он не страдал, когда она ушла. Подняв руку, он постарался размять напряженные мышцы. Она обвинила его в том, что он не отдавал себя полностью их отношениям. Если это было так, то почему ему было так больно, когда эти отношения закончились? Если он не вкладывал душу в их отношения, то почему до сих пор, спустя пять лет, они его терзают?

«Забудь об этом! — приказал он себе. — Пусть она думает обо мне что хочет. Все позади. Между нами ничего нет…»

Джек покачал головой. Кого он хочет обмануть? Если бы их отношения закончились, то он не думал бы о ней целыми днями. Она не снилась бы ему. Если бы все было позади, то от их поцелуя он не испытал бы такой мучительной боли.

И он не боялся бы за нее, его не волновало бы, что Джилл может лишиться дочери.

Выругавшись, он отвернулся от окна. Неужели она действительно может потерять Ребекку? Есть ли вероятность, что их кинообозрение и связанная с ним реклама могут повредить Джилл в глазах суда?

У него тревожно сжалось сердце. И чувство вины за ту роль, которую он сыграл в этих событиях — пусть и невольно.

Это настоящее безумие. Он просто псих. Джек нервно провел пальцами по волосам. Он позволил себе войти в ее жизнь. В жизнь Ребекки. Зачем он это сделал? Когда он в прошлый раз был связан с Джилл, то чуть не забыл данную себе клятву оставаться свободным. Он чуть не забыл те уроки, которые преподал ему отец.

Ему надо немедленно исчезнуть из жизни Джилл, разрядив тем самым создавшуюся ситуацию. Ему надо перестать думать о ней и ее дочери и сосредоточиться на собственной жизни, — на жизни, которую он себе запланировал и ради которой трудится, на жизни, которая идет именно так, как ему хочется.

Сегодня, в этот праздничный день, Ребекка будет с отцом, в окружении семьи за обильным столом. Джилл этот семейный праздник проведет одна. И ей наверняка будет грустно. Может быть, ему удастся скрасить ей этот день.

Джек нахмурился. Как ни неприятно ему было в этом признаваться, но сегодня он не хотел оставаться один. Он хотел провести День Благодарения с Джилл.

Не обращая внимания на тысячи доводов, почему ему не следовало бы совершать опрометчивых поступков и не видеться с нею, он направился в ванную комнату, под душ.

Джек добрался до ее дома в полдень. Судя по стоянке, большинство ее соседей куда-то уехали. Ее белое «вольво» было одной из немногих машин, оставшихся на стоянке.

Он нажал кнопку домофона. Она ответила почти сразу же, и голос ее прозвучал хрипловато и резко. На секунду звук ее голоса лишил его способности думать и говорить.

— Да? — повторила она. — Кто там?

— Джилли… Это я, Джек. У тебя все в порядке?

Несколько мгновений она не отвечала.

— В порядке, — после паузы произнесла она.

Между ними наступило молчание. Испытывая неловкость, не зная, чем объяснить свой визит, Джек кашлянул:

— Я надеялся, что… Я бы хотел зайти, Джилли.

Она снова помедлила. Ему показалось, что она хмурится в этот момент.

— По-моему, это ни к чему.

Джек сжал кулаки, чувствуя, как его переполняет разочарование — и желание.

— Джилли. Сегодня же День Благодарения. Я один. И ты тоже. — Он поднял глаза на ее окна. — И больше ни с кем я не хотел бы быть.

Она еще мгновение колебалась, потом произнесла:

— Сейчас я тебя впущу.

Она отключила замок, и Джек открыл чугунную калитку, а потом прошел через двор к ее двери. Когда он оказался у дома, Джилл сразу же открыла ему.

На ней был передник вроде того, что ему запомнился с того давнего Дня Благодарения. Под ним были шорты защитного цвета и белая футболка. Джек перевел взгляд на ее лицо. Щеки у нее разрумянились, пряди волос выбились из-под заколки и падали на щеку и шею. По лбу шла мучная полоса, нос тоже был в муке.

Она плакала.

У него оборвалось сердце.

— Ты в порядке?

— Ты уже второй раз это спрашиваешь за последние пять минут. — Он заметил, что она старается держаться спокойно. — У меня что — больной вид?

— Нет. — Чуть понизив голос, он шагнул к ней. — Печальный.

Джилл повернулась к нему спиной и направилась в дом. Он пошел следом. За дверью его встретили ароматы жарящейся индейки и пирогов. Но это отвлекло его лишь на мгновение, и уже в следующую секунду он мог думать только о Джилл.

Она стояла спиной к нему посредине комнаты, напряженно выпрямившись. Руками она обхватила себя.

— Э-э… черт, Джилли. Мне очень жаль.

Она не повернулась.

— Ты пришел, чтобы заставить меня плакать?

— Нет. — Подойдя сзади, Джек обхватил ее руками и притянул к себе. Ее тело била дрожь — от напряжения и усилий сдержать слезы.

Он прижался щекой к ее волосам.

— Я знаю, что ты по ней очень скучаешь.

Она трепетно вздохнула.

— Очень. Так скучаю, что…

Он обнял ее крепче, разделяя ее боль.

— Мне это ненавистно, Джек. Ненавистно, что она не со мной. Это несправедливо. Так не должно быть…

— Знаю, — пробормотал он, потершись щекой о ее шелковые волосы.

Повернув ее к себе, Джек заглянул в полные слез глаза. Подняв руки к ее влажным щекам, он поймал пальцами ее слезинки и нежно смахнул их.

— Иногда жизнь мне просто отвратительна.

Она попыталась улыбнуться, и он погладил ее по щеке.

— Ты такая красивая.

Джилл резко выпрямилась:

— Джек!..

— Знаю. — Джек нагнул голову и прикоснулся губами к ее лбу, бровям, носу. — Мне не следует к тебе прикасаться. Но стоит мне на тебя посмотреть… и все мои честные намерения летят в тартарары.

Он поцеловал ее — нежно, но настойчиво. Она бессильно приникла к нему, обхватив руками за плечи.

Но уже в следующую секунду Джилл высвободилась, хоть он и видел, что она вся дрожит.

— Мне надо проверить пироги в духовке. Извини.

Джилл поспешно прошла на кухню, зная, что Джек идет следом. Ей не следовало его впускать. Не сегодня — сегодня она чувствует себя слишком одинокой и ранимой. Как она сможет от него защититься, если ее единственное желание — прижаться к нему и остаться рядом с ним навсегда?

Но с Джеком никакого «навсегда» не существует. Ей следует об этом помнить.

Джилл трясущимися руками открыла духовку проверить пироги. Ей потребовалось сделать над собой огромное усилие, чтобы сосредоточиться на приготовлении праздничного обеда.

— Пахнет тут дивно.

Она с трудом проглотила стоящий в горле ком.

— Спасибо. Ты знаешь мое отношение к праздникам.

— Да. — Он помолчал. — Знаю.

Джилл обругала себя за неудачные слова и, поспешно надев рукавички, начала вынимать противень.

— Помочь?

— Нет, все в порядке. Спасибо.

Она вынула пироги из духовки и накрыла клетчатым полотенцем.

— Похоже, ты сегодня ждешь гостей.

— Да.

Джилл искоса посмотрела на Джека — и мгновенно об этом пожалела. Он стоял в дверях — крупный, красивый, мужественный. И полный желания принадлежать кому-то, не быть одному.

Он гневно бы отрицал это. Но что-то в его взгляде — что-то юное и потерянное — сказало ей, что она не ошиблась. У нее на кончике языка вертелось приглашение, ей хотелось, чтобы он остался. Назвав себя дурой, она удержалась.

— Хочешь кофе? — спросила она.

— Очень. — Он прошел к мойке, уселся на край кухонного столика и благодарно улыбнулся: — Спасибо.

У нее вдруг быстрее забилось сердце. Присутствие Джека все вдруг изменило, заметила она. Ее кухня, ее дом почему-то перестали казаться пустыми. Ей снова стало уютно. Так же, как и в ту секунду, когда в дом вбегала Ребекка.

И столь же внезапно она ощутила себя женщиной. Живой, чувственной, желанной.

Джилл приказала себе опомниться и достала из шкафчика кружку. Просто ее воображение в очередной раз разыгралось. Она слишком долго была одна, она соскучилась по Ребекке, она…

Истомилась по Джеку.

Нахмурившись, она налила в кружку кофе, а потом автоматически плеснула туда немного молока и добавила пол-ложки сахара. Подавая Джеку чашку, она надеялась, что он не заметит, как у нее дрожат руки. Он взял кружку и встретился с ней взглядом. Джилл приказала себе отвернуться, сказать что-нибудь нейтральное. Но вместо этого продолжала тупо смотреть на него, пока их пальцы не соприкоснулись.