Как ни старалась Айрин подавить зарождающуюся ненависть, но мысль о двух сломанных жизнях и одной смерти заставляла ее быть беспощадной. Сейчас она как никогда понимала состояние Дональда в момент их знакомства, его ненависть, пусть и основанную на ложных предпосылках. Всем ее существом овладело холодное бешенство. Она сама себя не узнавала.

Не она, а какая-то другая женщина спокойно расплачивалась с таксистом, поднималась по лестнице, звонила в дверь. Ничуть не удивившись, встретила заплаканную Никки, быстро поздоровалась с ней, даже не спросив в чем дело.

Николь не узнавала младшую сестру. Это была Айрин, только совсем другая, взрослая и чужая, с равнодушным пустым взглядом, холодной вежливой улыбкой и уверенным невозмутимым голосом. Со времени ее отъезда прошла неделя. Что же с ней такое случилось?

— Мне надо сказать тебе кое-что… Это касается мамы, — начала Николь.

— Так что же касается мамы? — безразлично переспросила Айрин.

— Она больна… Я сама узнала это только сегодня ночью…

— Приступ меланхолии? — жестко усмехнулась Айрин.

— Не надо так… Что с тобой?

— Лучше скажи, что с ней?

— Она принимает наркотики… уже давно, — подавленно выдавила Николь.

— Наша мать наркоманка? — Глаза Айрин сузились.

— Боюсь, что да. Джинни пыталась заставить ее отказаться от этих таблеток, но…

— Когда это началось? — перебила Айрин. В ее памяти что-то шевельнулось.

— Врач говорит, она наркоманка с большим стажем.

— Лет десять? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Айрин.

— Может быть… Этого я не знаю. — Николь не могла прийти в себя от поведения сестры.

— Зато я знаю.

Айрин поднялась наверх. «Все ясно. Мать хотела избавиться от отца, потому что он мешал ей принимать наркотики. Он хотел ее вылечить. А она подставила его, чтобы выгодно развестись и тратить на эту отраву столько, сколько захочет. Заодно, походя, уничтожив троих людей. И все это ради проклятого зелья!»

Айрин вошла в свою комнату, чувствуя себя повзрослевшей за один день и страшно опустошенной. «Ты никогда не любила меня, мама. Теперь ты уничтожила меня, разрушила. Так же, как разрушила себя». Она никогда больше не увидит Дональда. Разве он сможет любить ту, чья мать сломала жизнь его родителям, причем намеренно, хладнокровно и жестоко. А разве сама она сможет об этом забыть?

Айрин вспоминала смертельно усталое лицо отца, измученного несуществующей виной и продолжающего наказывать себя по сей день. Она вспомнила страдания Синтии, из-за интриги Бэрил разлученной с сыном и столь же несчастной. Дональда, пережившего в детстве кошмар, оставивший отпечаток на всю жизнь. Его отца, покончившего с собой. Себя, потерявшую единственную любовь, а с ней и смысл жизни. Трудно поверить, но это дело рук женщины, изо дня в день глотающей таблетки в комнате напротив и слоняющейся по дому как привидение. Она получила то, что хотела, — свободу, наркотики и все деньги — и свои, и мужа. И может больше не бояться, что ее заставят лечиться или признают недееспособной. Хитрая, безмозглая стерва.

Айрин прилегла на кровать, не снимая одежды, в изнеможении вытянув ноги и закрыв глаза. Она задремала, не желая больше ни о чем думать. И снова пришел тот же сон.

Она ломится, бьется в незапертую дверь. Снова этот крик «Помоги мне!», на этот раз за спиной, где-то сзади, но совсем близко. Но она не оборачивается, продолжая как безумная стучать в эту дверь. И вдруг дверь открывается. Впереди пустое воздушное пространство. Она делает шаг и никуда не проваливается, но дышать ей нечем. Оборачивается назад и видит домик, совсем крошечный, сделанный из бумажных листков, исписанных мелким почерком, крыша которого уже прохудилась. Сквозь тонкие стены из самой глубины домика слышен крик: «Помоги мне!» И на этот раз она узнает голос.

Айрин проснулась от звука шаркающих шагов рядом с кроватью. Джинни беспокойно вглядывалась в лицо девушки.

— Ты устала, доченька? — заботливо спросила она.

— Немного. — Айрин приподнялась и пригладила растрепавшиеся волосы.

— Николь тебе рассказала?

— Я не хочу об этом говорить, Джинни. Я ухожу!

Айрин встала, вынула чемодан из шкафа и начала кидать в него первые попавшиеся вещи.

— Ты снова уезжаешь? — удивилась Джинни.

— Только на этот раз навсегда.

— Ты с ума сошла, Айрин! Куда ты поедешь? Здесь твой дом.

— Больше нет, — сухо ответила девушка.

— Ты едешь к Дэну, да? — с надеждой спросила Джинни.

— Нет. Уеду куда глаза глядят, мне теперь все равно! Кредитные карточки у меня есть, счет в банке тоже. Могу полететь в любую точку земного шара.

— Подожди-ка, Айрин… Вы поссорились с Николь? Что вообще случилось? — Старая няня силилась понять происходящее. — Ладно, не хочешь — не говори. Но Бэрил… ты нужна ей, дочка. Ты же знаешь, что случилось.

— Я никогда не была ей нужна, — холодно поправила Айрин. — Ей вообще никто не нужен.

Она вдруг бросила платье на пол, закрыла лицо руками и упала на постель. Ее спина подрагивала от судорожных рыданий. Все напряжение этого вечера выплеснулось в потоке слез, иссушающих и не приносящих облегчения, а только растравляющих душу.

— Послушай меня, милая, — Джинни гладила ее по голове, как когда-то в детстве, — не надо пороть горячку. А насчет матери ты ошибаешься. Бэрил мне как дочь. Я ее знаю. Поговори с ней… нет, хотя бы посмотри на нее, и ты поймешь. Она ведь как дитя. Может, поэтому она и не стала для вас настоящей матерью. У нее сейчас врач. Когда он выйдет, можешь поговорить с ним. Кстати, это дядя Боба… приятеля Никки.

— Он же психиатр… А разве…

— Нарколог у нее уже был утром. Понимаешь, он говорит, что в его практике еще ни один пациент, которого заставили лечиться, не поправился. Наркоман должен сам, по собственному желанию прийти в клинику» А поскольку Бэрил и слышать об этом не хочет, он посоветовал обратиться к психиатру. Никки вспомнила, что у Боба дядя врач, глава психиатрической клиники, и позвонила ему.

— Что он может сделать?

— Постараться убедить Бэрил пройти курс лечения.

Через полчаса Айрин сошла вниз в гостиную и увидела доктора Клоуда и Николь.

— Мы как раз ждали вас. — Доктор печально улыбнулся.

Айрин изобразила вежливую заинтересованность. Уехать из дома она сможет и завтра утром.

Николь пошла к матери, оставив Айрин и доктора Клоуда наедине.

— Что вы думаете о ее состоянии? — спросила она.

— Ваша мать, Айрин, тяжело больна. Она не отвечает за свои слова и поступки.

— Вы что, пытаетесь вежливо сообщить мне, что моя мать сумасшедшая?

— Вовсе нет. Это серьезный случай, но не безнадежный.

— Ее состояние — следствие приема наркотиков?

— Боюсь, что нет, — возразил Клоуд, — как раз то, что она стала их принимать, — следствие ее душевной болезни.

— Вы так считаете? — Айрин была потрясена.

Только что она была уверена, что мать толкнула на эту затею с инсценировкой измены мужа именно страсть к наркотикам, которая оказалась в ней сильнее и убила все остальное и остальных, но теперь все опять становилось с ног на голову.

— Я уверен в этом, — сказал Клоуд. — Миссис Лоу заболела, безусловно, до того, как пристрастилась к таблеткам.

— Что же это за болезнь? — Айрин совсем растерялась. Видно, сюрпризам этого дня не пришел конец. А может… это только начало? Айрин вспомнила свои сны. Почему она видит одно и то же, стоит ей закрыть глаза? Должно же быть им какое-то объяснение?

— У миссис Лоу раздвоенность сознания. Она живет в своем мире, этот мир так ей нравится, что она готова на все, чтобы вновь оказаться там. А это нетрудно. Достаточно просто выпить таблетку.

— Вы хотите сказать…

— Наркотики для нее не цель, а средство, которое она использует. А цель — погрузиться в мир, созданный больным воображением, в котором она живет так, как хочет. Тот мир для нее реален, там она живет полной жизнью, и она счастлива. А окружающий мир реален не более, чем сновидение.