— Счет за «четверку» тоже выставите мне, — скорее утвердительно, нежели вопросительно вымолвил Александр Михайлович, рассматривая на следующий день фотоотчет об испытаниях гидросамолета.

— Полагаете, эксперимент на новом «Витязе» стал бы дешевле? — парировал Самохвалов.

— Вряд ли. И, замечу, вы мне солгали по поводу рабочего места.

— Признаю, грешен. Просто «четверку» я знаю как никто другой. И кроме купания мне ничего не грозило.

— Глядя на самолет, не скажешь.

— Опять вы правы. Разломало стойку правого поплавка. Двигатель хлебнул воду и получил гидроудар. Треснула правая нижняя консоль. Мотор и винт поменяем, шасси и крыло лечится. Так что, уважаемый Александр Михайлович, счет будет не слишком велик.

— Утешили. Лучше расскажите, польза от вашего трюкачества есть?

В том же неизменном княжеском кабинете Самохвалов чувствовал себя куда комфортнее, чем в январе. Он закинул ногу на ногу и закурил.

— Это же очевидно. Мы с вами доказали, что самолет может взлетать и садиться на воду. Убедились, что конструктивно гидроплан куда сложнее, чем обычная машина, из-за сопротивления воды при разбеге и пробеге. Джевецкий получил задание разработать обводы нижней части корпуса для скоростного режима движения.

— То есть на универсальном варианте с разным шасси ставим крест?

— Пожалуй. Обратите внимание, насколько приходится подымать фюзеляж над поплавками. Опять-таки лишний груз. Я согласен, ту же «шестерку» с более мощным двигателем можно научить сносно летать с воды, но по поводу четырехмоторного аппарата — увольте.

Князь выбил трубку и извлек из папки эскиз «Витязя» с минным вооружением.

— Машина с обычным шасси несет мину Уайтхеда под фюзеляжем. Простите великодушно, как мы закрепим ее на летающей лодке? Под килем в воде? Или в пусковом аппарате, как на эсминце?

— Ни то и не другое. Снаряд в полтонны — никак. Только пару по четверть тонны с каждого борта.

Князь потеребил усики.

— Плохо. Техническое задание было именно в расчете на носителя тяжелого снаряда.

— Ничто не мешает двигать первоначальный проект. Но подумайте сами. Возможный враг целиком зависит от снабжения с Окинавы. Его флот служит для завоевания господства на море для спокойного вояжирования транспортов без ожидания атак русских кораблей. Если топить транспорты, вообще не слишком важно, кто доминирует на море. Я читал, что дуэль корабля с береговой артиллерией выиграть сложно.

Александр Михайлович с новым интересом глянул на эскиз летающей лодки.

— Если сухопутная армия врага проиграет, можно, действуя с берегов Китая, посадить островитян на голодный паек. Для летающей лодки любая бухта сгодится в качестве аэродрома. Желтое море не замерзает. И, думается мне, торпеда в четверть тонны броненосцу тоже здоровья не прибавит.

— А постановку морских мин осилим?

— Да. Но слишком много вылетов понадобится. Все решаемо. Добывайте средства, князь.

Жизнь часто представлялась Самохвалову чем-то вроде железнодорожного полотна. Он не знал точно, что откроется за следующем поворотом, но достаточно хорошо представлял дальнейший маршрут и ближайшие станции. Конечно, еще будут развилки, перед которыми предстоит подумать, куда перевести стрелки и направить свой поезд, но это не скоро. Петру шел пятый десяток, молодежная импульсивность начала оставлять его. Жизнь становилась более упорядоченной и даже немного скучной. Покорение неба превратилось из подвигов и спорта в производственную рутину.

Когда все распланировано заранее, не будет неожиданных радостей. Пожалуй, решатся проблемы и возникнут новые — предсказуемые или неприятные сюрпризы, как давешний перелом ноги, когда всего-навсего оступился, вылезая из кабины «восьмерки». Через месяц перелом срастется окончательно, в течение года новая машина, первый пассажирский полутораплан, окончательно станет на крыло. Даже такие трагические моменты, как гибель Уточкина, крушение первого «Витязя», аварии молодых русских летчиков, не могут остановить неспешного планомерного движения вперед.

Иногда человек не знает, что уже на следующем километре судьба положила поперек его рельсов бетонную стену, к которой он мчится на всех парах. Не будет следующей станции и развилок со стрелками. Завтра не наступит никогда. В лучшем случае, удастся выбраться из-под обломков, переползти через препятствие и тащиться дальше. Но это, разве что очень повезет.

Взрывы, какие-то удары, крики. Через пару секунд в маленькую избенку, так сказать, заводоуправление предприятия «Садко», вбежал Аюк и торопливо залопотал:

— Беда, барина, самалета гарять.

Кшесинский схватил летную куртку, вынесся на улицу и увидел, что огонь с поразительной скоростью распространяется по деревянным ангарам, лижет две «шестерки» и спортивную «семерку», подбираясь к бочкам с топливом. Если они рванут — всё, тушить будет некому и нечего. Ян рванулся к ящику с песком, когда от горящей стены ангара пламя просто прыгнуло к бочкам. Он бросился на снег, прикрыв голову руками, когда на него обрушился огненный армагеддон...

В это время «барина» тяжело выбрался из-за стола, волоча ногу в лубке и вздыхая от не до конца зажившего перелома ноги, оперся на трость и поковылял к выходу. На проходе стоял Пунцуков, полуграмотный и беспредельно преданный маленький человек, редкий талант во всем, что касалось работы с деревом. Но оказалось, авиатор еще многое не знал о своем помощнике.

— Где горит, Аюк?

— Везде, барина!

На улице грохнуло, хлопнула дверь, посыпались стекла. Аюк неожиданно сильными руками сгреб Самохвалова и потащил наружу. Петр Андреевич беспомощно оглянулся на чертежи с последними изменениями «Витязя», но даже не попытался объяснить спасителю, как они ценны.

Черные клубы горящего масла, разогретые адской температурой бензинового пламени, превратили площадку в филиал преисподней. Дыхание перехватило. Наверное, здесь бы Петр и грохнулся, теряя сознание, но маленькие жесткие ручки упрямо тащили его вперед. Потом оба упали — завод окончился и у азиата. Последнее, что запомнил Самохвалов, как его волоком тащат по снегу, обдирая льдинками кожу с лица, а к хрипам калмыка и реву пламени добавился звук авиационных моторов. Затем на него опустилась ночь без конца и края.

Таубе заставил пилота сделать круг, глядя вниз и не веря своим глазам. Над «Садко» бушевало огненное озеро. Носились какие-то людские фигурки, пытавшиеся справиться с пожаром, но тщетно.

— Сажай машину. Задание окончено. Не останавливай близко от огня.

Пассажирский самолет дробно застучал по мелким неровностям плотно утоптанной полосы. Владимир, словно насмехаясь над легендами о немецкой пунктуальности, спрыгнул на снег, не дожидаясь остановки винтов и находясь в опасной близости от правого. Он побежал, как не бегал с молодости. Со стороны армейской авиашколы неслись какие-то военные.

Таубе отыскал тела Петра и Аюка, обгоревшие и покрытые сажей до неузнаваемости. Других таких низкорослых на «Садко» просто не было. Дым опал, стало возможно дышать.

— Отмучались? — спросил гатчинский курсант.

— Не знаю. Пусть медики разбираются. Срочно ищи подводу. Надо в больницу. Будет воля Божья — спасут.

Князь увидел пожар из окон дворца и мобилизовал всех кого мог. Вечером отыскал Самохвалова в гатчинской больничке, наполненной выжившими на авиазаводе.

Замотанный бинтами, в которых остались лишь щели для глаз и рта, Петр больше был похож на мумию, чем на человека. Тем не менее, завидев Сандро, первым делом спросил:

— Будьте любезны, найдите Аюка. Хочу к нему сходить.

— Отчего не сам? Выглядишь не хуже жениха.

— Мне не разрешают. Вам же никто перечить не будет.

Александр аккуратно поднял авиатора с койки, вспомнив, что у того вдобавок нога сломана, и не менее аккуратно доставил в соседнюю палату Столяр тоже был в бинтах и в сознании. Узрев посетителей, прошептал: