Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На днях играли в совхозе, поднявшем шестнадцать тысяч гектаров целины. Принимали сердечно, заботливо, как почти и везде. В светлом, даже по-своему нарядном, помещении мастерских для них соорудили сцену.

А после концерта — только начали разгримировываться — к ним за кулисы пришла пожилая женщина, библиотекарша. Лицо заплаканное, а улыбается. Благодарила всех, даже мальчишек целовала. И вдруг рассказала, что была артисткой первого советского передвижного театра, проехавшего летом тысяча девятьсот двадцатого года по дорогам освобожденной от Колчака Сибири. Политотдел Томской железной дороги организовал театр из молодежи драматической студии. Рабочие томских железнодорожных мастерских сконструировали и сами сделали для театра разборную сцену: складные станки, на которые настилался пол из дощатых щитов, четыре складные металлические штанги для крепления занавеса и задников декораций, помогли со светоаппаратурой. Отремонтировали вагоны для артистов…

На малюсеньких станциях, в прокопченных депо и мастерских передвижка раскладывала свою сцену, и зрители, до той поры никогда не видевшие театра и даже не слыхавшие о нем, заполняли тесные ряды деревянных скамеек, висли на паровозах, на лебедках…

— Теперь, конечно, совсем не то… Теперь-то понимают, а тогда только еще пытались понимать, — с глазами, полными слез, говорила седая женщина. — И подумать, сравнить — в этих же местах тридцать пять лет назад! Мне, знаете, так ясно вспомнилось все. На каждой станции, где играли, мы нашивали на наш занавес лоскуток с названием и числом — весь занавес понизу пестрел. Так и вижу, — она прикрыла глаза: — Тайшет, Байроновка, Черемхово, Тайга, Кемерово, Алейская, Рубцовка… Молодые вы, талантливые, и та же у вас спаянность, хорошая, человечная. — Она оглядывала всех пытливым материнским взглядом. — Знаете, ведь иногда сильнее даже зрелого мастерства вот этот воздух коллектива, трепетно любящего свое дело. Я бы сказала, в вас есть душа комсомола двадцатых годов. Правда, вы знаете… — Отчего-то смутясь, она стала подбирать растрепавшиеся седые волосы. — Может быть, потому, что тогда сама была молодая, но кажется мне… Мы жили словно бы горячее, чем нынешние комсомольцы… — Она засмеялась. — Простите старуху. Спасибо, дорогие, пойду.

— Что вы! Нам очень интересно! Вам спасибо! — отвечали ей взволнованно.

— У вас, должно быть, очень хороший преподаватель… воспитатель, — сказала она уже в дверях. — Передайте от меня низкий поклон. Больших вам успехов! Наследники! — И ушла.

Глаша вдруг накинулась на всех:

— Верно, носы у нас холодные! Почему, ну почему же мы этого не сделали? Вся поездка, как живая, на занавесе! Это же замечательно!

— Старческие сантименты, — снасмешничал Джек.

— Не понимаешь — молчи! — оборвал его Олег.

— Это что, мода такая, — загудел Огнев, — на всякий случай все обзывать сантиментами?

— Да уж африканские страсти и слюни уступаю другим…

— А мы нашьем! — крикнула Алена. — У Мишки же записаны все пункты и даты?

Два дня свободное время трудились над занавесом. Теперь, будто широкой каймой, он был украшен лоскутками разного цвета и формы, на которых написано: «Совхоз «Победа» — 10 июля», «Колхоз «Путь Ленина» — 11 июля». И это так приятно, а зрители, входя, сразу находят только что нашитое название своего поселка, и сразу становится в зале тепло. Будущим летом они сюда приедут непременно (это уже решено) и непременно с этим занавесом.

Лучи солнца словно ударились в стекло открытой створки окна и зайчиками прыгнули в комнату. Посветлели стены, заиграли никелированные спинки кроватей, георгины в стеклянном кувшине на столе, казалось, расправились, стали ярче, пышнее.

Сколько смеху вчера было с размещением! Вместе с хозяйкой гостиницы соображали, даже на бумаге рисовали все возможные комбинации размещения. Наконец она весело махнула рукой: «Авось не снимут с работы за грубое нарушение». Двух чужих женщин перевела из большой комнаты в двухкоечную, а бригада разместилась в этой восьмикоечной. Ближе к окнам девушки: рядом с Аленкой Зина, тут же — Глаша и Маринка. У дверей ребята: с Алениной стороны — Женя и Олег, а напротив — Миша и Огнев.

Огромный букет георгинов вчера вечером преподнес девушкам Арсений Михайлович, встречая их на вокзале. Вот тоже удивительный человек.

Не попасть бы им сюда, в предгорную зону, если бы не он. В Верхней Поляне, Источинском и Дееве он заменял администратора, а здесь «его районы», и он добился, чтоб бригаду послали сюда.

Разглядывая желтые, белые, красные и почти черные с темной зеленью цветы, Алена глубоко задумалась.

Больше всего размышлений, разговоров и споров вызвали в бригаде Верхняя Поляна и Деево. Остальные районы, совхозы и колхозы занимали как бы промежуточные места, и впечатления от них были менее яркими. Краевую газету со сводками хода уборочной и хлебосдачи в бригаде прочитывали с пристрастием. Интересовали, конечно, все знакомые районы, но то, что Верхняя Поляна болталась в хвосте, огорчало — ведь и там остались друзья. Успехи деевцев радовали, как собственные. Глаша аккуратно вырезала и хранила сводки. Алена берегла только одну вырезку: портрет передовика уборочной, комбайнера Тимофея Рябова.

Деево в той или иной связи вспоминали каждый день. Тогда, за ужином, Разлука сказал Огневу и Глаше, что БОП кажется ему настоящим, нужным делом. Он, правда, ничего не обещал, но все в Дееве о нем говорили одинаково: если задумал — сделает.

На полевом стане четвертого участка Алена встретилась с Ванюшей. Приколачивая брезент к столбам на току, чтоб выгородить уголок для артистов, он выполнил обещание и рассказал недосказанное накануне.

Зимой, не реже раза в месяц в каждом совхозе и колхозе своего района Разлука проводил вечер молодежи. Это были беседы об их жизни или о книгах. Иногда выступала самодеятельность, и потом, как все, Разлука танцевал с девушками. Иногда он привозил из крайцентра преподавателя музыки и вместе со всеми слушал рассказы о композиторах, о содержании и особенностях музыкального произведения.

В собственных беседах Разлука больше всего внимания уделял отношениям между молодежью.

— Когда Никон Антипович приезжает, столовая трещит от народа. Ни на какое кино столько не привалит. Даже пожилые приходят. — Ванюша смущался, но рассказывал охотно. — Его, что хочешь, спроси — на все ответ настоящий: хоть про международное, хоть про свое, совхозное. — Вдруг, закрывшись рукой, Ваня прыснул, вздохнул и скороговоркой добавил: — Другие даже спрашивают, как с девушками гулять? — И, видимо, вспомнив что-то очень смешное, расхохотался. Такой же юный хлебороб, только другой масти, беловолосый, белобровый, с красноватым оттенком загара, выглянул из-за брезента.

— Извините, я на минуточку, — с хмурой вежливостью сказал он Алене и сердито бросил Ване: — Переезжать-то думаешь?

— А к вечеру Наташа велела, — беспечно отозвался Ваня.

— Не мог раньше сказать, ходи тут…

— Куда это вы переезжаете? — спросил Олег.

— В общежитие, — ответил Ваня, зажимая в зубах гвозди.

— А сейчас где живете?

— В комнате.

— Плохой?

Не вынимая гвоздей, Ваня ответил сквозь зубы:

— В распрекрасной.

Как ни уклонялся он, Олег вытянул из него.

Ваня и дружок его Илюха приехали сюда с первой партией, забивали своими руками «первый колышек». Недавно в числе лучших производственников они получили комнату на центральной усадьбе. Только переехали. И вот вчера узнали, что Захар Ляхин расписался с Наташей Сверловой, а новые квартиры будут только к седьмому ноября.

— И чего он, дурак, молчал раньше? — с удивлением и досадой заметил Ваня. — Катай тут взад-вперед. А в общежитии нам и веселее даже. — Забив последние гвозди, он с видимым удовольствием вернулся к первой, основной теме разговора: — Никон Антипович интересно объясняет: только того можно посчитать культурным, кто нужду товарища понимает как свою. А культурными должны быть все.

— Прямо Макаренко! — сказал Олег. — И ребята, похоже, в него просто влюблены.

74
{"b":"163113","o":1}