«Ну что ж, не судьба, значит», — сказала себе Алена, упрямо желая сохранить спокойствие безнадежности.
— А где Эдик? — спросил Женя. — Ведь уже без десяти десять.
— Что?!
Куда девалось мрачное спокойствие Алены! Только что пережитый во всех подробностях воображаемый провал был мгновенно забыт. Она рванулась на ступеньки, оглядела собравшихся у подъезда, глянула вдоль улицы вправо и влево, взбежала по лестнице в вестибюль, обыскала «колонный зал», взлетела на второй этаж — Эдика не было нигде. Не пришел! Потому вчера и не хотел репетировать!.. Она опять побежала вниз, и навстречу ей по лестнице уже поднимались Руль, Стелла Матвеевна, еще какие-то преподаватели, а за ними тянулись экзаменующиеся. У всех были партнеры как партнеры, ей одной достался недотепа — ну, как это можно — не явиться!
Глаша, поравнявшись, дернула Алену за рукав.
— Ты куда? Эдьки на улице нет. Надо сказать Галине Ивановне.
— Я сейчас с тобой срепетирую, — с готовностью предложил Женя.
— Что случилось? — перегнувшись через перила верхнего марша, спросила Агния.
— Партнер не явился, — ответила Глаша.
Агния всплеснула руками и быстро сбежала вниз.
— Безответственный человек! — категорически заявила Глаша.
— Страх какой! — громко вздохнув, прошептала малознакомая Алене худенькая девушка — Лиля Нагорная, огромные грустные глаза выразили детский испуг.
— Ужасно, ужасно, ужасно! — фальшиво восклицала Зина. — Я бы с ума сошла!
— Строганова, попрошу вас сюда! — послышался голос Галины Ивановны.
Секунда — и Алена уже была подле нее.
— Прежде всего — спокойствие, — Галина Ивановна ласково положила ей руки на плечи, — Вот Огнев предлагает подыграть вам. А пойдет ваш отрывок попозже.
Алена поглядела на Александра и подумала, что ей с ним как-то неловко, с Женей проще, и он больше подходит для Елеси, но и обидеть Огнева не хотелось. Она сказала нерешительно:
— Мне уже Лопатин предложил…
— Ну и хорошо. Лопатин, возьмите в библиотеке пьесу и идите со Строгановой сюда. — Галина Ивановна указала на дверь в аудиторию. — Начинайте разбираться, а я приду…
Алена принялась объяснять Жене ход отрывка, но в волнении говорила сбивчиво, а Женя пытался понять ее с полуслова, и все невпопад. Алена злилась, Женя не понимал, и к приходу Галины Ивановны, стоя друг против друга, точно петухи перед боем, они кричали одновременно:
— Да я влюблен или нет? Влюблен или нет? Скажи толком!
— Боишься целовать, потому что бедный, понятно? Ну, бедный, понимаешь, бедный!
— Тихо, тихо, тихо, тихо! И без паники, — сказала Галина Ивановна, взяв обоих за руки. — Времени у вас достаточно. Комиссию я предупредила — пойдете после перерыва.
Когда наконец сцена стала склеиваться, шумно распахнулась дверь, Глаша, Агния и еще несколько человек ворвались в аудиторию.
— Явился!
— Эдька Жуков явился!
Он вошел развинченной походкой, светлые волосы торчали ежиком, щеки и вздернутый нос покраснели, будто ошпаренные, на одном плече болтался накинутый пиджак.
— В чем дело, Жуков? Почему опоздали? — строго спросила Галина Ивановна.
Эдик неловко сунул руки в карманы и, слегка прикрывая осоловелые глаза, ответил сипло:
— На рыбалку ездили, заблудился. Всю ночь болото месил. На поезд опоздал.
Алену охватило негодование; «На рыбалку! Сегодня конкурс, а он — на рыбалку. Это что же? Это… это… убийство!» — думала она, с ненавистью глядя на Эдика.
Охватившее Алену ощущение, что все в ней клокочет, и мысли, и чувства, — это ощущение не оставляло ее ни на миг до той поры, пока она не вышла из экзаменационной аудитории. Два часа ожидания и самый экзамен она даже помнила плохо. Отчетливо отложились в памяти два момента.
Выходя на сцену, она запуталась в занавесках; Эдик, желая помочь ей, рванул одну из них — занавеска задела Алену по голове, и старательно уложенные кудри встали дыбом, Алена услышала тихий шелест сдержанного смеха за столом экзаменаторов. Тщетно приглаживала она густую, жестко закрученную массу волос, они упруго выскальзывали из-под рук, словно львиная грива.
— Давайте начинать, — раздался из зала голос Галины Ивановны, слегка дрожавший от смеха.
Алена встала на свое место и опять словно потеряла сознание — не понимала, что делает. Очнулась, когда подошел ненавистный момент поцелуя, увидела красное, будто маслом смазанное лицо партнера, облупившийся нос, пухлые, обветренные губы — ох! Крепко зажмурилась и силой заставила себя броситься ему на шею. Опять услышала оживленное перешептывание за столом комиссии. Отрывок кончился. Ее попросили прочитать стихи Маяковского и потом «Тройку». Но все это было как в бреду — она видела только лицо Анны Григорьевны, устремленное к ней.
За дверями аудитории Алену обступили и закидали вопросами, а она растерянно улыбалась, мотала головой и повторяла:
— Не знаю. Не понимаю. Ничего не понимаю.
Глава третья. «Решение судьбы»
Приказ о зачислении студентов на первый курс появился только через день.
А в ожидании этого приказа все, как потом, вспоминая, говорила Глаша, «распсиховались». Дела никакого не было, да еще, как на грех, с утра зарядил дождик, и серое небо не обещало ничего хорошего. Мысли упорно вертелись вокруг одного, самого важного вопроса, решающего чуть ли не все в жизни, измучившего, как зубная боль.
Наутро после конкурса Глаша с Аленой впервые поссорились.
Алена была молчалива. Глаше, видимо, казалось легче рассказывать о своих переживаниях.
— И зачем я смотрела на Женьку? Зачем? Бездарная! — с отчаянием воскликнула Глаша. — Надо было смотреть только на Олега. Ведь Епиходов для Дуняши — нуль, даже помеха, а пуп земли — Яша.
Алена тоже проклинала себя за то, что слишком мрачно играла свою Ларису, ведь Галина Ивановна так ясно объяснила — от скуки, а не от любви. Но какой толк теперь вспоминать об этом — не вернешь!
— Ну что ты молчишь, как мумия? — приставала Глаша. — И кто это запивает молоком помидоры? Ты совершенно некультурная.
Ну, что было ответить? Алена покрепче посолила помидор и опять запила его молоком.
— Не отвечать, когда с тобой говорят, то же хамство! Хороша «артистка»! — ядовито сказала Глаша, явно рассчитывая вывести Алену из себя.
Алена вспыхнула, но промолчала.
— Вот уж не думала, что ты такая злыдня! — Глаша выскочила из-за стола и уселась на подоконник.
Алена молча принялась убирать посуду. В груди все ныло, словно от холода. Уж лучше играть дур вроде Ларисы — лишь бы приняли. А что делать, если не примут? Митрофан Николаевич говорил: надо непременно любить свое дело, а какое еще дело она может любить?
— «Соловьи, соловьи, не будите солдат!» — надрывно затянула Глаша.
Алена не выдержала:
— Не вой.
— Вот еще! — Глаша соскочила с окна и, всхлипывая, заголосила: — Тебе дела ни до кого нет! Индивидуалистка! Толстокожая!
Алена швырнула немытые чашки, подлетела к вешалке и схватила свой жакет.
Дверь без стука открылась, вошла комендантша, а следом за ней незнакомая девушка с надутым лицом и растрепанными рыжими волосами и Агния, обе нагруженные вещами.
— Не понимаю, Марья Васильевна, — передернув плечами, заговорила рыжая гудящим, как труба, голосом. — Просили же эту комнату оставить за нами, и вдруг… — Она брезгливо посмотрела на Глашу с Аленой. — И зачем вы сюда еще эту переселяете? — она кивнула на Агнию.
— Да ведь до приказа не могу же их выселить! — раздраженно ответила комендантша. — Вот завтра вывесят приказ. У меня же этих поступающих двадцать восемь живет, а примут всего шестнадцать, в общежитии от силы шестерых оставим. Свои студенты возвращаются, а селить некуда! Полный содом!
Монолог комендантши не поднял настроения. У Глаши губы дрожали, и слезы выступили на глазах. Агния, криво улыбаясь, ждала: какую из свободных кроватей выберет рыжая. Алена тоже смотрела на рыжую гневно и выжидательно. Та свалила вещи на стол, уперев кулаки в бока, взглядом хозяйки окинула свободные кровати и вдруг махнула рукой:
