Время от времени вверх по Хай-стрит проходил ослик: он упорно карабкался в гору, на спине у него, как правило, сидела девушка, которая отчаянно пыталась спрятать под юбкой свои шелковые коленки. Это было действительно «очаровательно». Тут я был полностью согласен с моими американскими соседками.

Когда вам наскучит покупать открытки или «очаровательные» медные ложки с фигурками осликов вместо ручек, вы можете походить под парусом с местными рыбаками — лодки дожидаются вас в «очаровательной» гавани Кловелли — или же порыбачить на заливе. Во время одного из этих занятий вы поймете, каким образом строился город. Окружающие залив скалы сплошь состоят из мягкого красного песчаника. Исключение составляет лишь утес, на котором стоит Кловелли. Трудно было пренебречь таким поощрением со стороны природы. Очевидно, в давнюю эпоху контрабандистов эта скала представлялась первым кловеллийцам идеальным убежищем, и они — не убоявшись трудностей возведения поселения на практически отвесном склоне — приступили к строительству порта и главной улицы.

С моря открывается прекрасный вид на Кловелли — на мой взгляд, один из чудеснейших во всем Северном Девоншире. Город кажется цветущей веткой на живой изгороди. Ряд старых однотипных домов — белых, с балкончиками — тянется на уровне моря, а на переднем плане вздымаются мачты рыбацких судов.

— И чем вы здесь занимаетесь в зимнее время? — спросил я у рыбака.

— Готовимся к ловле сельди. Наша сельдь самая лучшая в мире.

— А летом рыбачите с туристами?

— Да.

— Правда ли, что соседняя деревня Бакс-Кросс целиком заселена потомками испанцев из Непобедимой армады, корабль которых потерпел здесь кораблекрушение?

— Не знаю, сэр, врать не буду. Но они и впрямь отличаются от нас!

Лучшее время в Кловелли — раннее утро и поздний вечер, когда на Хай-стрит нет толп туристов.

По утрам вы просыпаетесь от страшного грохота под окнами. Вам кажется, что внизу целое стадо осликов сошло с ума. Выглянув в окно, вы видите всего одно животное — вполне уравновешенное, которое спокойно следует вниз по улице бок о бок с местным почтальоном. На спине у ослика закреплены сумки с корреспонденцией.

Вечером же воздух наполняется запахом цветов. Белые стены зданий подсвечиваются лучами угасающего солнца, в окнах зажигается свет, и вас посещает странное ощущение, будто вы находитесь на театральных подмостках. Кловелли чересчур красив, чтобы быть настоящим! Если подняться на маленький бастион, выходящий на залив, то слева увидите вы вдалеке одинокий остров Лэнди-Айленд, напоминающий кита на мелководье. Загорелые девушки в сандалиях стоят в полном молчании и задумчиво потягивают вечерний «коктейль красоты»; мужчины, подозрительно похожие на киноактеров, снуют вокруг них в сгущающихся сумерках; вверх по холму непременно поднимается влюбленная парочка — сотни молодоженов приезжают в Кловелли провести медовый месяц — и вся эта сцена постепенно погружается во тьму, с каждой минутой становясь все более прекрасной и насыщенной цветочными ароматами…

И тут начинается борьба с самим собой. Вы отчаянно сопротивляетесь вселившемуся в вас дьяволу. Вы скрипите зубами! Не сдавайтесь! Вы должны быть стойкими! Сколь бы ни был прекрасен вид, вы все равно этого не скажете… Сопротивляйтесь, сопротивляйтесь, держите себя в руках! Вы не…

— О, ну разве это не очаровательно? — произносите вы.

Неужели вы это сказали? Или же — благодарение небесам! — это сорвалось с губ девушки с милыми веснушками, которая страшно покраснела, расписываясь в гостиничной карточке?

— Это именно то, что я хотел сказать, — с чувством шепчет ее муж. — Ты всегда находишь нужные слова, дорогая!

Издалека доносится переливчатый крик ослика. Вы медленно начинаете подниматься на холм.

Каждую пятницу рано поутру мистер и миссис Билл Бруэр, мистер и миссис Гарри Хоки, мистер и миссис Йен Стуэр, мистер и миссис Питер Герни, мистер и миссис Питер Дэви, мистер и миссис Дэниэл Уиддон, с ними вместе мистер и миссис Т. Коблей и еще добрая половина сельского населения графства запрягают своих старых серых кобыл в повозку и выезжает в Барнстэпл.

Как правило, основное пространство в повозке занимает рыжий теленок, для надежности спеленутый сетью, или же пара-тройка бурно протестующих поросят. Рядом с фермерской женой стоят две большие плетеные корзины, которые здесь издавна называют «паньерами». Сверху они заботливо накрыты слоем марли. В одной корзине — самая крупная, спелая и сочная клубника, какую вы только видели в своей жизни; большой кувшин коричневых девонширских сливок, несколько фунтов отливающего золотом масла и сыр; в другой — две-три ощипанных курицы и утка, скрученные шпагатом (внутренности вымыты и аккуратно пришпилены к крылышкам).

Итак, фермер с женой — после недели тяжелой работы в хлеву и на маслобойне — неспешно едут по сельским тропинкам, чтобы реализовать на рынке продукты своего труда. Флегматичное «цок-цок-цок» старой серой кобылы составляет привычный аккомпанемент их думам, о чем бы те ни были.

Они держат путь в Барнстэпл.

Здесь пара расстается. Жена, подхватив свои корзинки, отбывает в одной направлении; фермер после волнующей процедуры выгрузки отправляется со своим теленком или поросятами в другом. Они встретятся лишь в конце дня, когда в пустой повозке поедут обратно домой и в пути займутся подсчетом выручки.

Паньерс-маркет, то есть «Корзиночный рынок», куда засеменила миссис фермерша со своей поклажей, является одним из самых замечательных зрелищ в Девоншире. Огромная крыша на железных колоннах служит прибежищем для пяти сотен фермерских жен и дочерей, которые расположились за прилавками. Перед ними разложены продукты — результаты упорного недельного труда. Вообще говоря, это сугубо женский рынок: на каждого торговца-мужчину, который держит здесь прилавок, приходится по меньшей мере пятьдесят женщин.

Ассортимент продукции у всех более или менее одинаковый, поскольку все эти женщины круглый год занимаются примерно одним и тем же. Для меня всегда оставалось загадкой, как здесь можно что-либо выбирать. Любая утка на прилавке, честно говоря, ничем не лучше своей соседки; клубника в одной корзинке такая же крупная и душистая, как и в другой; а что касается коричневых сливок, то тут уж мне и вовсе непонятно, какими критериями для выбора следует руководствоваться.

И тем не менее на протяжении целого дня все проходы между прилавками забиты толпой тонких ценителей: они ходят туда-сюда, рассматривают, нюхают и даже пробуют на вкус клубнику, масло и сливки. Воздух на рынке кажется сладким от запаха трав, цветов и фруктов.

Короткие стрижки не слишком популярны среди дочерей сельского Девона, количество стриженых головок здесь составляет примерно одну из двадцати. Также на ферме не приветствуется использование пудры и губной помады. Фермерские жены — основательные, деловые и, как все жители западных графств, достаточно приятные особы, всегда готовые посмеяться с вами за компанию.

— А вот цыпленок, сэр, свежий цыпленок! — пропела одна из них, воодушевившись моей похвалой (я сделал комплимент ее утке). — Не то что у вас в Лондоне! Там у вас люди даже не знают, как выглядит настоящий цыпленок, уж вы мне поверьте! Как вспомню, какую старую несъедобную птицу подавали нам с мужем, когда мы прошлый год ездили в Уэмбли! Э-эх, и что за народ эти лондонцы…

Пронзительный шум и гвалт стоит над прилавками, разговоры не стихают весь день. Похоже, Паньерс-маркет служит не только пунктом реализации мясных и молочных продуктов, но и местом, где решаются деловые и семейные проблемы. Если дать себе труд прислушаться, то можно стать свидетелем подобных монологов:

— Ну да, я и говорю, она надеялась на этого парня… пожалуйста, мэм, фунт девяносто центов, все свежее, даже не сомневайтесь… но Нелл-то рассказала мне, что этот ее Том крутит любовь с той рыжеволосой оторвой из Чалла-кума… да, мэм, все свежее, только вечером сорвали… да, ну так вот, а миссис Хоукинс повезла своего Джека на выставку «Кредитон» покупать одну из тех пианол… а он возьми да и купи. Нет, вещь хорошая, ничего не скажу, знатно играет… полфунта? Очень хорошо, мэм!