Некоторые историки сомневаются в его существовании; другие видят в Артуре римского солдата или романизированного бритта. После того как римские легионы покинули остров, он помнил, как вести организованные военные действия в последовавшие за тем смутные и кровавые дни.

Вот что думаю я. Представьте отставного полководца, брошенного в британской провинции, из которой выведены регулярные войска. Представьте, что на провинцию напали дикари. Что должен делать полководец? Надеть доспехи и попытаться вспомнить все, что он знает о тактике и организации сопротивления по методике исчезнувшей армии. Со временем, после нескольких жарких сражений, его память полностью восстановится. Его амбиции совпадут с устремлениями угнетенного народа, и тот признает в нем своего лидера.

Бывший римский командир Артур, благодаря отличной военной подготовке, одержал победу над саксами в двенадцати сражениях. Шестьсот мест на Британских островах хранят память о нем. Высоколобые критики называют Артура «культурным мифом» или расовым тотемом. Думаю, разумнее посмотреть на него как на реального человека — римского солдата, поднявшегося среди руин Западной империи и сумевшего за короткое время отогнать варваров к морю.

Сказочный Артур — это, конечно же, Артур из книги Мэлори и еще менее вероятный Артур Альфреда Теннисона. Этому принцу через несколько столетий после смерти суждено было вернуться на родную землю в доспехах средневековой Европы и с французским акцентом.

Но Артур останется героем Уэльса, как и Альфред — героем Англии. Гастон Парис перечислил убедительные причины считать, что в донорманнские и постнорманнские времена валлийские барды путешествовали по Англии и континентальной Европе, распевая песни об Артуре (зарождению рыцарского романа мы, должно быть, частично обязаны Уэльсу). Память об Артуре, герое и национальном лидере, долгие столетия жила в сердцах валлийцев. До восшествия на престол Генриха II люди верили, что Артур, живой и невредимый, вернется с острова Авалон и поведет валлийцев к победе над англичанами так же, как вел их предшественников на войну с саксами.

Валлийцы столь сильно в это верили, что Генрих II счел своим долгом разрушить легенду, а уже потом приняться за покорение Уэльса. Поэтому в 1189 году услужливые монахи из Гластонбери неожиданно обнаружили кости короля Артура и его жены Гвиневры среди могил в своем монастыре!

Что стало с гробом Артура? Гиральд Камбрийский, который жил в то время, цитирует надпись на гробнице: «Hic jacet sepultus inclytus rex Arthurius, in insula Avallonia, cum Wennevereia uxore sua secunda» — «Здесь лежит король Артур с острова Авалон вместе с Гвиневрой, его супругой».

Но на валлийцев это открытие впечатления не произвело. Они продолжали верить в то, что их герой ждет повода возвратиться. Возле очагов рассказывали, как Артур и его люди явили себя неким простым пастухам на склоне Сноудона. Их будто бы видели за шахматами в большой пещере в недоступном горном районе, или же они спали, положив рядом с собой щиты и мечи. Иногда какой-нибудь путник терял дорогу в глухом месте и наталкивался на Артура и его воинов, что стояли, опираясь на копья, и с закрытыми глазами ждали судьбоносного набата.

Даже ветры Сноудона выкрикивают имя Артура, и, когда валлиец Генрих Тюдор сделался Генрихом VII, королем Англии, он назвал своего первенца Артуром. Несчастный принц умер, уступив наследство более здоровому брату. Тот стал Генрихом VIII, но несколько столетий люди по-валлийски воспевали достоинства принца Артура.

Шесть часов, хорошее, ясное утро.

Я смотрел на небо и горы. Небо чистое, солнце яркое, на горах белая роса, собравшаяся за ночь. Белые туманы спустились в долины и лежат там, как дым. Легкие облачка прицепились к горным вершинам.

Горы обращают мысли к Богу, и именно такое спокойное утро вызывает у человека благоговейный трепет. Иегова обещал конец света не в песках пустыни Синай, а на горной вершине, под звук труб. В тот миг небо встретится с горами. Глядя на горы Сноудонии, я чувствовал, что их окутанные туманом лощины и закрытые облаками вершины хранят языческие тайны. Старые боги Британии, эти дискредитированные, анемичные божества, изголодавшиеся по крови, возможно, собираются в потаенном месте, чтобы вспомнить запах жареной человеческой плоти.

Я стоял и смотрел, а туманы шевелились под усиливающимся солнечным светом. Они были похожи на людей, пробужденных солнцем. Ползли настороженно, крадучись, выпуская нежные клубы пара. Вскоре небо стало бледно-голубым.

Около десяти часов я отправился покорять Сноудон. Это самая легкая для восхождения гора Великобритании и в то же время самая опасная. Вы можете проехать вверх по железной дороге или на пони из Лланбериса, либо подняться к вершине по одному из известных маршрутов.

На вершине перевала я оставил автомобиль и пошел по тропе, которая привела меня к озеру Ллин-Теирн. Озеро осталось позади меня с левой стороны, а спустя полмили я дошел до длинной узкой полоски воды на высоте 1500 футов над уровнем моря. Это было озеро Ллин-Ллидау. Я оказался в дикой горной местности. Мрачно-величавые отроги Сноудона приняли меня в свои объятия. Ветерок устроил на озере легкую рябь. Прямо передо мной возвышался сам Сноудон. Нижняя часть склона скрывалась за менее высокими холмами. Великолепная гора! Словно угасший вулкан, она четко выделялась на ясном небе. Я смотрел на ее ущелья и пропасти. Голые скалы блестели на солнце мокрым серебром. Петляющая тропа, по которой я должен был подняться, совершенно терялась в огромном подножии.

Я запел от радости: ну разве не здорово, что Сноудон наконец-то скинул свою облачную шапку?! Через озеро я перешел по грубой каменной дамбе. Над противоположным берегом в небе кружил коршун. Он на мгновение завис в воздухе и нырнул, словно баклан.

Тропа некоторое время шла рядом с северным берегом озера, потом резко свернула мимо одиноких скал к другому озерцу. Ветер стал холоднее.

Теперь началось серьезное восхождение. Тропа, по которой мог бы проехать автомобиль или телега, закончилась, и передо мной предстал крутой серпантин на каменистой осыпи. Он вел к отдаленной вершине.

В горле пересохло, мелькнула мысль о холодном пиве. Я шел вперед, отказывая себе в передышке. Дал мысленное обещание: когда доберусь вон до того хребта, полежу немного. А когда добрался, увидел сидевшего там толстого мужчину. Он был в одной рубашке, без куртки, и очень сильно раскраснелся. Тщеславие погнало меня вперед. Целый час я заставлял себя идти наверх, сердце колотилось, холодный ветер ворошил волосы. Неужели на Сноудон забраться труднее, чем на Бен-Невис? Надо признать, Сноудон пугает: в ясные дни его жуткий конус нависает над головой, тогда как вершина Бен-Невиса обычно прячется в облаках, и поднимаешься в уверенности, что худшее позади. Я оглянулся на путь, который прошел, и воспрянул духом: позади лежали ужасные скалы, а передо мной тропинка, местами прятавшаяся, местами снова появлявшаяся, виляя, лезла наверх, в полное одиночество.

Я преодолел приличное расстояние. Где-то впереди высилась вершина, бросая мне вызов. Становилось все холоднее.

За скалой, на которой пообещал себе отдохнуть, я увидел двух лежащих на спинах амазонок, блондинку и брюнетку. На блондинке был приличный твидовый костюм, на брюнетке — неприличные шорты цвета хаки. Подле них валялись совершенно им не подходящие огромные рюкзаки. Они сели и инстинктивно поправили волосы, потом вспомнили, что они альпинистки, помедлили и улыбнулись.

— Господи! — воскликнул я. — Ну и гора!

Они выглядели смущенными, и я понял, что они живут в каком-то симпатичном пригороде.

— Вы читали «Балладу о Белой Лошади» Честертона? — спросил я.

— Да, я читала, — ответила брюнетка. — Она потрясающая.

— «Прежде чем боги, творцы богов, сошли в подземный чертог, — процитировал я, — Белую Лошадь на склоне холма кто-то вырезать смог».

— А дальше как? — спросила девушка, наморщив лоб.