Рольф почувствовал, что не может ехать дальше. Он спешился, тяжело опустился на нагретый солнцем камень и обхватил голову руками.

— В бане? — Арлетт встревоженно взглянула на Жизель Похоже, она беспокоилась, что одно упоминание о злополучном заведении нанесет непоправимый вред невинности и чистоте дочери. — И чем они там занимались? Или мне не следует об этом спрашивать?

Рольф промолчал.

Приглашенный на беседу Бенедикт деликатно прокашлялся.

— Не все бани являются борделями и притонами, — горячо возразил он, заслужив тем самым осуждающий взгляд будущей тещи и надменную улыбочку Жизели. — К тому же Джулитта сказала мне, что ее мать работала в заведении экономкой. Они не имели никаких дел с клиентами.

Арлетт пренебрежительно фыркнула.

— Охотно верю. Конечно, как истинные христиане, мы должны проявить сочувствие к этой женщине и ее ребенку. Но каким образом? Ты говоришь, что мать умирает от чахотки? Возможно, это своего рода проклятие за ее грехи. Но девочка …

— Моя дочь! — перебил жену Рольф. В его голосе прозвучали нотки гнева, в глазах засверкали зловещие огоньки. — Джулитта — моя родная дочь, такая же, как и Жизель. Попридержи язык или, клянусь, я помогу тебе в этом.

Побледневшая Арлетт сжала кулаки.

— Я только собиралась сказать, что тебе необходимо хорошенько подумать о будущем девочки. После того, что она пережила, ей придется нелегко.

Рольф откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления. Время от времени он бросал на Арлетт пристальные взгляды.

Видя перед собой все семейство де Бризов, Бенедикт представил, каково было бы Джулитте вот сейчас сидеть с ними рядом. Он не сомневался, что она, такая своенравная и взбалмошная в детстве и, судя по всему, не слишком сильно изменившаяся сейчас, принесет в эту тихую гавань бурю. Едва увидев ее непослушные рыжие кудри, Арлетт, наверное, содрогнется от ужаса и побежит за ножницами и толстым льняным платком.

— Я горю желанием взять несчастное дитя под свою опеку, — монотонно, словно на проповеди, сказала Арлетт.

— Горишь желанием? — переспросил Рольф холодно. — А я уверен в обратном.

Арлетт словно ждала такого ответа.

— Как ты уже сказал, она твоя дочь. Я, твоя законная жена, всегда с честью выполняла свой долг. Даже если я не смогу полюбить девочку, то, по крайней мере, подготовлю ее к замужеству с человеком, которого ты для нее подберешь.

Рольф сдвинул брови и заметно занервничал.

— Только не к монастырю.

Бенедикт был полностью с ним согласен, хотя и не посмел сказать этого вслух. По его мнению, если кому и следовало связать всю свою жизнь с религией, так это самой Арлетт.

— Джулитта нуждается в нежности и любви, — проронил он и немедленно заслужил еще один осуждающий взгляд. Ему не хватало слов, чтобы объяснить двум этим надменным женщинам, какой уязвимой и в то же время гордой была Джулитта. — Ей действительно пришлось многое пережить.

— Я уверена, что не забуду об этом, — удовлетворенно проронила Арлетт. Ей так понравилась собственная фраза, что она даже улыбнулась. — В конце концов, я ведь уже вырастила достойную дочь. — Ее взгляд остановился на Жизели: опрятная и чопорная, девушка казалась точной копией матери.

В душе Бенедикта вскипело какое-то смутное раздражение, но он мигом подавил его, извинился и вышел за дверь.

— Какая она, моя сестра? — спросила Жизель у Бенедикта. Не решаясь расспрашивать о Джулитте при родителях и вместе с тем, сгорая от любопытства, она вышла вслед за женихом в зал.

Бенедикт неопределенно передернул плечами и оглянулся прислуга и воины расстилали вдоль стен тюфяки, готовясь ко сну Двое мужчин играли в кости у камина. Рядом кто-то возился со свечами.

— Она хорошенькая?

Обвив рукой тонкую талию Жизели, Бенедикт притянул ее к себе. Несколько мгновений она сопротивлялась, настороженно оглядываясь по сторонам, но затем убедилась, что никто не обращает на них внимания, и уступила его желаниям.

— Нет, — ответил Бенедикт. — Я бы не назвал ее хорошенькой. — Он считал, что это слово не подходит к внешности Джулитты. Ему довелось видеть много хорошеньких девушек; к их числу относилась и его невеста Джулитта же не походила ни на одну из них.

— Значит, она уродлива?

Бенедикт пробежал губами по шее Жизели, затем добрался до ее губ.

— Ни то, ни другое, — пробормотал он. — Она, она очень похожа на отца. И, кроме того, совсем еще ребенок… — Его рука ласково поглаживала талию Жизели, постепенно приближаясь к ее груди. Обычно эти стыдливые холмики считались запретной зоной для рук Бенедикта, но сегодня девушка позволила ему маленькую вольность.

— Скоро вы с ней встретитесь, — тяжело дыша, добавил он. — Тогда и посмотрим, понравится она тебе или нет.

В глубине души Бенедикт осознавал, что последнее, вероятнее всего, не важно. Кругом симпатий Жизели давно и успешно заправляла ее мать.

Наконец его пальцы нащупали под тканью платья упругий сосок, и в этот момент Жизель резко отстранилась Она возмущенно вскрикнула и покраснела. Бенедикт хотел было что-то сказать, но промолчал, заметив спустившуюся в зал Арлетт. Длинная свечка смотрелась в ее руках как копье.

— Жизель, ты идешь спать? — В голосе Арлетт странным образом сочетались нежность и призыв к беспрекословному повиновению.

— Да, мама, — мгновенно откликнулась Жизель, молча высвободилась из объятий кавалера и, не оглядываясь, поспешила на свет свечи. Дитя, не знающее, что такое ослушание.

Бенедикт со вздохом откинул со лба прядь волос и, не обращая внимания на любопытные взгляды игроков в кости, побрел к своему тюфяку.

Джулитта взобралась на чердак конюшни и с тихим стоном упала на сложенное там душистое сено. Скорбь не оставляла ее, причиняя физическую боль, вызывая тошноту и слабость, проникая во все уголки тела, беспощадно терзая плоть.

Девочка с ужасом вспоминала тот момент, когда ее впустили в комнату, где лежала мать. В первую секунду она, увидев находящееся во власти смерти, высохшее и почерневшее тело Эйлит, оцепенела от потрясения и пребывала в таком состоянии весь день и всю ночь. Спать ее уложили вместе с Фелицией — Оберт устроился на тюфяке. Утром тело умершей зашили в саван и отвезли во французскую церковь святого Мартина. Правда, поначалу возникло недоразумение: священник упрямо отказывался хоронить Эйлит на кладбище при соборе, объясняя это тем, что по закону ее, как жительницу Саутуорка, следовало похоронить там же, за Темзой. Святой отец сдался только после того, как Оберт добавил к своим уговорам солидную горсть серебра.

Не вникая в тонкости спора, Джулитта поняла только одно: Оберт и священник ссорились из-за тела ее матери, как хищники дерутся из-за куска мертвечины. Именно тогда оцепенение начало покидать ее, возвращая к страшной реальности Именно тогда боль набросилась на нее с жадностью голодного зверя.

Наконец спор благополучно разрешился и Эйлит увезли в церковь. Джулитта сразу почувствовала, как опустел без нее дом. Она стояла в спальне и смотрела на кровать, где совсем недавно лежала мать. Рядом суетились служанки. На сундуке валялся букет увядших цветов. Только увидев их, Джулитта с окончательной ясностью осознала, что Эйлит действительно покинула ее навсегда, оставив вместо себя глубокую черную пропасть. Пропасть, через которую можно перекинуть мосты, но засыпать ее уже нельзя.

Лестница, ведущая на чердак, заскрипела, заставив Джулитту очнуться. Вслед за мелькнувшими зубцами вил в проеме окна показалась копна светлых волос и загорелое до черноты лицо с глубоко посаженными серыми глазами.

— Кто здесь? — окликнул Моджер — а это был именно он, — вглядываясь в темноту.

Джулитта подняла голову.

— А, это ты, — проворчал он, нахмурившись. — А я-то думал, что сюда забрался наш неугомонный конюх со своей новой девкой. Это у него любимый насест.