Слушая язвительные подколки насчет моей манеры вождения, я все равно радовалась, что подруга рядом. Помощь Ханны была неоценима. То и дело отвлекаясь от переделки «Бомбардировки Дрезден» — Адам хочет больше Уолта Диснея, Адам хочет больше секса, Адаму нужно больше Юпитера, — она посвятила уйму времени и сил моему предприятию. Бурлящий энтузиазм Ханны, ее дотошность и неистребимое желание возглавить любой проект, в котором она участвует, сработали мне на пользу. Я могла осуществить задуманное и без посторонней помощи, создав «Таллулаленд» самостоятельно, но, согласитесь, гораздо удобнее, если кто-то подает вам деревянные плашки, пока вы стелете полы.

Въехав на стоянку у конференц-центра, я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Я убеждала себя — сегодня не самый важный день в цепочке событий, но моя некстати обострившаяся проницательность мешала думать о картине в целом, а редкий приступ сообразительности не позволял понизить планку. Сегодняшнее шоу — это пан или пропал, беззаветный, отчаянный «прыжок к свободе». У меня был один-единственный шанс высечь искру, и если издатели журналов промышленного дизайна отвернутся, а покупатели равнодушно пройдут мимо, это будет означать конечную остановку экспресса «Таллулаленд». Выход с левой стороны, осторожно, ступенька, не споткнитесь, когда будете сходить.

Ханна терпеливо ждала, пока я скручиваю остатки храбрости в крепкий жгут. Она перестала напоминать, сколько будет на часах через одну минуту. Страх перед сценой — явление, очень распространенное в тех сферах, где она вращается.

Конференц-центр Джавица, огромный, безликий, проглатывает вас целиком. Как только мы вошли, я почувствовала себя Ионой в чреве китовом, оказавшись в море людей, спешивших к своим стендам с той же целью, что и я. Оставалось лишь покорно ждать, пока людской поток выплюнет меня в нужном месте.

Снова став нетерпеливой, Ханна за руку потащила меня за собой, жадно впитывая энергию участников выставки. Массовые скопления людей — источник ее жизненной силы. Любая тусовка, толпа и даже толчея для нее прежде всего аудитория, готовая взорваться аплодисментами.

Я покорно тащилась в арьергарде, потому что не очень точно помнила дорогу. Международная выставка современного промышленного и бытового дизайна — настоящий калейдоскоп, где невозможно сосредоточиться на чем-то одном. Когда я смотрела по сторонам, то не замечала стульев, компьютерных столов и прикроватных тумбочек обтекаемых линий со встроенными светильниками, обращая внимание только на яркие завитки и красочные цветовые пятна. Когда смотрела Ханна, она видела ориентиры — повернуть направо у кухонь в стиле ар-деко, повернуть налево у трех висячих светильников из нержавеющей стали.

— Уже семь пятьдесят шесть, — сообщила подруга, когда мы дошли до нашего ряда. Обстановка начала казаться смутно знакомой, и я поняла, что мы почти у цели. Сейчас будут вазы Карло Моретти, нашего соседа слева. — Через минуту будет семь пятьдесят семь. Через две минуты — семь пятьдесят восемь.

Я тяжело вздохнула. Если Ханна задалась целью отсчитывать время подобно церковному колоколу, день получится невыносимо долгим.

— Да-да, знаю. Через три минуты будет семь пятьдесят девять, через четыре — восемь часов. Время идет. Это я усвоила. Ты у цели, Ханна.

Подруга не согласилась. Цель, может, и была достигнута, но не разжевана и не проглочена.

— Время летит, о чем свидетельствует тот факт, что через три минуты на часах будет восемь. Выставка открывается в восемь, Лу, а мы еще даже не дошли до стенда!

Да, мы еще не стояли на земле «Таллулаленда», но до баннера с названием оставалось буквально несколько шагов.

— Успокойся. Это же не «Луманнс» [34]на второй день после Рождества, — сказала я. — Здесь нет беснующейся толпы покупателей, притиснутых к стеклянным дверям и нетерпеливо ожидающих открытия.

Ханна, глухая к доводам здравого смысла, ускорила шаги, преодолев дистанцию до нашего стенда торопливой рысью, обычно предназначавшейся для перехода улицы на красный свет. Я помедлила, любуясь зрелищем: мой «Таллулаленд» был словно почтовая марка, втиснутая в кляссер между «Алесси» и «Хрусталем Баккара», плечом к плечу с гигантами, или какое-нибудь крошечное европейское суверенное государство конца девятнадцатого века. Земля Таллулы — малонаселенная, переполненная красочными колористическими решениями, народ которой из последних сил сохранял самообладание.

Познакомьтесь с обитателями моего стенда.

«Фрипорт»: часы шести дюймов в диаметре с объемным (трехмерным) изображением. Черные стрелки выплавлены в форме бесчисленных искривленных лиц, как бы пытающихся выбраться наружу. Предлагаются в черно-белом или цветном варианте.

«Меррик»: диванные подушки из шерстяного фетра шести разновидностей, двух размеров и бесконечного разнообразия цветовых решений.

«Беллмор»: встраиваемые столы в стиле оп-арт [35]с деревянной инкрустацией. Столешницы сделаны из цветных полосок, настолько точно пригнанных, что поверхность кажется созданной из сплошного ламината оригинальной фактуры.

«Ванта»: настенные светильники из модернизированного алюминия. Серебряного цвета прутья регулируемой длины расходятся из центра светильника как лучи.

«Сифорд»: двухцветный диван с обивкой из синтетической замши, который легко превращается в комфортабельную двуспальную кровать для припозднившихся гостей. Широкие темно-синие полосы отлично гармонируют с темно-синими диванными подушками.

Это продукция линии «Вавилон», моей дебютной коллекции, посвященной простоте цвета и формы. Не совсем то, о чем я мечтала, — некоторые решения пришлось упростить из-за нехватки времени и денег, — зато налицо были все свойства, какие я хотела видеть у своих творений. Четырехлетний опыт финансовых подсчетов в «Марк Медичи и партнеры» наконец пригодился.

Ханна поставила коробку на один из встраиваемых столов и театрально хлопнулась на диван. «Сифорд» неистово заскрипел в лучших драматических традициях; Ханна услышала и подчинилась. Минуты шли, но подруга лежала неподвижно, положив голову на подушки и раскинув руки, словно орел крылья. Ханна обожала этот диван и втайне мечтала, чтобы я отдала диван ей. Подруга хотела услышать: «Вот, Ханна, возьми, раз он тебе так нравится, в награду за отличную работу». Но я не могла себе этого позволить — «Сифорд» обошелся мне в одну восемнадцатую наследства.

От Ханны исходило такое блаженство, что я невольно улыбнулась.

— Можешь лежать там целый день, если будешь выглядеть такой же довольной, как сейчас. Ты просто находка для рекламы, — признала я, ставя свою коробку в угол к другим печатно-рекламным излишествам. Я понятия не имела, сколько рекламных буклетов и пресс-релизов нужно запасти — любое количество казалось непомерно большим, — поэтому предоставила решать Ханне. И напрасно: подруга заказала четыреста буклетов, словно мы собирались завоевать полмира. Боюсь, все получится наоборот и именно мы окажемся в роли побежденных и раздавленных.

— О, прекрати! — презрительно отмахнулась подруга в ответ на мои протесты по поводу количества рекламы. — Я и так поскромничала из уважения к твоим растрепанным нервам. Вот увидишь, буклетов понадобится вдвое больше!

Глядя сейчас на яркую горку бумаг в углу павильона, я ощущала смятение при виде оптимизма подруги. Меня подавляла уверенность Ханны в моих силах, казавшаяся преувеличенной, раздутой, гротескной и не соответствующей реальности. Я взяла пять буклетов и пресс-релизов и положила двумя аккуратными стопками на наборную столешницу, прикрыв коробки упаковочной пленкой с пузырьками, словно некий постыдный секрет, который мне меньше всего хотелось бы обнародовать. Усевшись на хлипкий старый стул, я стала смотреть, как посетители выставки проходят мимо стенда. Вот так я проведу ближайшие десять часов.

— Восемь часов три минуты, — сообщила Ханна. Я закрыла глаза. Если я еще раз услышу хоть одно объявление времени от этого самозваного средневекового глашатая…