— Да. Ему это удалось. Он отвез меня на автобусную станцию за два города от нас, купил билет в один конец до Чикаго и проследил, чтобы я не выскочила из автобуса в последний момент.
— Это он лишил вас выбора, Гален. Вам пришлось уехать ради покоя Джулии и Винни.
— Да. Но это знаю я, а Джулия — нет.
— Вы так и не рассказали ей?
— Нет. Даже после того, как Винни… не стало. — Гален не могла сказать, когда случилось это неизбежное, непоправимое горе. Она ни разу не посмела даже позвонить, чтобы выяснить, как там дела. Гален знала лишь то, что ее не было рядом, когда подруга нуждалась в ней больше всего. И после всего этого просто взять и через столько лет явиться как ни в чем не бывало…
— Вам непременно надо с ней поговорить.
— Вы так считаете? — В ее глазах снова промелькнула едва уловимая, отчаянная надежда.
— Да. Я совершенно в этом уверен. И полагаю, что Джулии этот разговор будет так же нужен, как и вам. — На этот раз весна, уже не стесняясь, ярко сверкнула теплом и верой в зимней синеве ее взгляда, и этот огонь разбудил ответное пламя в его глазах. — А потом можно будет отыскать и вашу мать.
— Мою мать? — неуверенным эхом отозвалась Гален. Но надежда в ее взгляде не погасла.
— Бесс Чандлер. Мне кажется, еще не поздно поговорить и с ней. Рассказать о Марке. И возможно, выяснить наконец, что было с ними потом. Она все еще живет с Марком? Вы не знаете?
— Знаю. Они разошлись. Когда прошло достаточно времени и Винни не стало, я позвонила в полицейский участок и в школу. Там никто не спросил моего имени. Дежурный офицер сказал, что Марк переехал в Сан-Диего и служит там, в полиции штата.
— А ваша мать?
— Она по-прежнему живет в Канзасе и преподает в школе. — То есть занимается тем же, чем занималась до Марка, когда между ними еще жили любовь и доверие и обе мечтали о подвенечном платье и поле из маргариток.
— Значит?.. — Лукас словно увидел ее мечты наяву.
— Значит, не исключено, — неожиданно для себя ответила Гален, — что в один прекрасный день мы встретимся.
Он с облегчением улыбнулся, и она ответила ему такой же улыбкой.
Но уже в следующий миг их улыбки погасли. «Прекрасный день» встречи не мог наступить, пока жестокий убийца на свободе, а значит, нужно снова возвращаться из мечты в действительность, чтобы попытаться выявить возможного подозреваемого из ее прошлого.
— Вы когда-нибудь сообщали шерифу о Марке? — спросил Лукас.
— Да. Полгода назад. Я написала шерифу в Сан-Диего. Работа в «Судебных новостях» дала мне понимание некоторых вещей. Я знала: исключительно на моих показаниях обвинение выстроить не удастся, — но выражала надежду, что эти сведения могут оказаться полезными, если к ним поступят сходные жалобы от других лиц.
— Вы подписались полным именем?
— Да.
— И получили ответ?
— Нет. Да я и не ожидала ответа. Более вероятно было то, что мое письмо покажут Марку.
Лукас кивнул. Он слишком хорошо знал подобную практику. Как жертву, пострадавшую от одного копа и обратившуюся за справедливостью, хладнокровно предает другой, пожелавший сохранить честь мундира.
— И если это так, то у Марка есть отличный повод разозлиться на меня. И даже прийти в ярость. — Она перевела Дух и добавила: — Марк знает, что я люблю шить, — и убийца пользуется иголкой. А сегодня вечером он заговорил про Канзас, кукурузные поля, некрасивое нижнее белье, которое я носила… — «…и ношу до сих пор».
— А кроме того, — негромко продолжил Лукас, — и Марк, и убийца явные садисты. Но вчера вы все-таки решили не рассказывать мне про него.
— Да.
— Почему?
— Потому что я могу представить себе, как разъяренный Марк гонится за мной, бьет, издевается как хочет — и даже убивает под конец. Но то, что делает этот тип, слишком для него сложно. Все так тонко просчитано. Не упущена ни единая мелочь.
— А кроме того, потому, — добавил Лукас, — что ему потребовалось бы немалое время — возможно, даже не один год — провести в Манхэттене, чтобы установить, какие связи были между жертвами и мной. Насколько я понимаю, это само по себе исключает Марка из списка подозреваемых.
— Да. Все правильно. Значит, — обессиленно вздохнула Гален, — вы не думаете, что это он.
Но Лукас только теперь пришел к окончательному решению. Это не мог быть Марк. Несмотря на совпадение таких важных улик, как иголки и мясницкий нож, и менее значительных деталей вроде кукурузных полей и грубого нижнего белья. Последние, кстати, вообще легко додумывались на ходу, при наличии достаточного воображения и информации, предоставленной Розалин Сент-Джон на суд широкой общественности. Не стоило, конечно, окончательно успокаиваться и отметать Марка совсем. Однако Лукас больше не собирался разрабатывать эту линию. Он не считал, не чувствовал в Марке нужного ему убийцу.
— Нет, — отвечал Лукас, — не думаю. Но это еще не значит, что я не проверю все до конца и не установлю совершенно точно, не выезжал ли Марк из Сан-Диего в определенные дни. Лучше всего, если он в это время окажется на дежурстве. Только вас, Гален, это уже не коснется.
— Вы по-прежнему хотите от меня избавиться.
— Я хочу отстранить вас от дела, — поправил Лукас. — Ради вашей же пользы.
Повисло молчание. Тишина, сотрясаемая неслышным грохотом. Это ее сердце, обезумев, неистово билось в грудной клетке. Он хочет, чтобы Гален ушла. Ради нее. Ради ее пользы.
Белоснежные часы на каминной полке пробили четыре часа утра — чистый, мелодичный звук, безмятежное напоминание о развеянных чарах и погибшей сказке. А также о мучениях и смерти.
Гален заговорила, едва дождавшись, пока часы перестанут бить.
— Я остаюсь, лейтенант. — «Ради тебя. Чтобы помочь тебе отомстить бессердечному палачу и положить конец пыткам. Ради твоей же пользы». — Вы ведь понимаете — мы оба в одной лодке. А кроме того, я не хочу отказывать себе в удовольствии пережить это приключение до конца.
Гален понимала, что мчится на полной скорости прямо на айсберг, но нисколько не боялась столкновения. Она выдержит испытание. Не может не выдержать. Правда, пока ей лучше не задумываться о подробностях предстоящих дел. К примеру, о прослушиваемой полицией беседе, о сексе с убийцей по имени Лукас, не говоря уже о его требовании заняться этим на деле и ее намерении притвориться, что она подчинилась.
— Хорошо? — спросила она.
— Да. На данный момент.
«Навсегда!» — поклялась про себя Гален. Она не отступит до самого конца, как бы трудно ей ни пришлось.
Но он уже нависал над ней — сверкающая холодная глыба — и выглядел так грозно, что Гален больше не смела смотреть ему в лицо. Она перевела взгляд на темное окно. И увидела свое отражение. Нелепое пугало в мешковатом тренировочном костюме.
— Как по-вашему, мне следует заняться теми покупками, о которых говорил убийца? — спросила она обращаясь к своему отражению на гладком стекле. «А значит, пойти к Офелии и выбрать самое сексуальное и возбуждающее белье?»
— Это не обязательно, но желательно, — без запинки отвечал ей подтянутый, элегантный и чувственный красавец.
— Чтобы уменьшить долю лжи, которой мне придется сдобрить наш разговор? — Она смотрела на своего двойника и мысленно повторяла, что она такая, какая есть. Это та правда, о которой нельзя забывать ни на минуту.
— Верно, Гален! — Он двинулся с места, заслоняя от нее окно. Она потупилась и смешалась еще сильнее. — Вам вовсе не обязательно будет надевать все эти вещи. Но если вы рядом с собой положите что-то из них, то при необходимости легко сможете и описать наряд поподробнее — это наверняка облегчит разговор. Как и обещали, к двум часам мы доставим Кейси ваших Барби, а потом успеем заскочить к Офелии по пути на Риверсайд-драйв, где вы возьмете интервью у Джанет Белл.
— Интервью?.. — Гален подняла на него растерянный взгляд. — А кто она такая?
— Лучшая подруга Кей. Когда ее убили, Джанет была в Париже и ничего не знала до самого своего возвращения, когда имена остальных жертв и мою связь с ними уже предали огласке. Но даже это не объясняет той враждебности, которую она питает ко мне и моим коллегам, ведущим следствие. Оказывается, Джанет заявила буквально следующее: «Если им действительно нужно знать, отчего погибла Кей, почему они до сих пор не спросили у меня?» Конечно, это могло быть сказано сгоряча. Она явно была потрясена смертью подруги. И не пришла в себя до сих пор. Однако, несмотря на свои слова, Джанет наотрез отказывается встречаться со мной. Хотя я пытался с ней связаться.