— Девчушка, ступай домой. Тут тебе не место.

Робин понимала, что ее спаситель прав. Она, редко испытывавшая страх, теперь ощущала холодную тяжесть в груди. Внезапно вспыхнувшее в людях стремление к насилию вызвало у нее острую неприязнь. Она начала пробираться сквозь толпу к аллее, по которой пришла с Джо. Рядом рухнул полисмен, которому обломок кирпича угодил в челюсть; мимо пробежал мужчина в матерчатой кепке, из носа у него текла кровь. Люди стиснули Робин так, что она едва дышала. В ее ушах эхом отдавались крики, стук булыжников о кирпичные стены и глухие удары дубинок по телам.

Джо успел протянуть руку, но кто-то протиснулся между ними и пальцы Робин выскользнули из его ладони. Джо окликнул девушку, заранее зная, что она его не услышит. Его толкнули в плечо, и Эллиот покачнулся. Когда он снова поднял глаза, Робин уже исчезла.

Толпа, ринувшаяся вперед, снова прижала его к стене биржи. Самая отчаянная схватка шла там, где находился Уол Ханнингтон: полиция снова пыталась отправить его за решетку. Конечно, сторонники Ханнингтона хотели, чтобы он остался на свободе. В воздухе мелькали дубинки и трости; какой-то мужчина, стоявший рядом с Джо, все время выкрикивал одно и то же ругательство. В ребра Джо врезался чей-то кулак, и Эллиот отлетел в сторону. Затем раздался громкий треск: кирпич угодил в окно, и на спину и плечи Джо посыпались осколки стекла, сверкавшие как бриллианты. В дальнем конце аллеи Джо мельком увидел знакомую светло-русую голову, но ее тут же заслонили тела. Джо пробивался сквозь толпу, сжав кулаки и раздавая удары направо и налево. Толпа, внезапно ставшая грозной единой силой, снова прижимала его к стене. Эллиот колотил людей руками и ногами и рвался вперед.

Наконец он выбрался туда, где народу было поменьше, но все еще не видел Робин. Рука, протянувшаяся сзади, схватила его за плечо, и чей-то голос спросил:

— Куда собрался, сынок?

Ответ Джо был инстинктивным. Он извернулся, сильно ударил локтем в чей-то мягкий и толстый живот, вырвался и побежал по аллее.

Но далеко уйти ему не удалось. Джо мельком увидел блеск подков, гриву и побелевшие глаза лошади, а потом на его затылок опустилась дубинка. Перед тем как потерять сознание, он услышал:

— Что, получил, засранец?

Робин остановилась в начале аллеи и обернулась, пытаясь разглядеть Джо. Он исчез в груде тел. Девушка позвала его, но ее голос утонул в шуме. В нескольких ярдах от нее полисмен замахнулся дубинкой на демонстранта.

Дубинка взлетела вверх, а затем с силой опустилась. Робин услышала тошнотворный звук, с каким дерево ударяется о человеческие кости. У мужчины подкосились колени, он осел на мостовую и скривился от боли. Но полисмен снова поднял дубинку. Робин следила за ним, оцепенев от страха и отвращения.

Внезапно возмущение пересилило страх. Робин сделала два шага и очутилась между мужчиной и полисменами.

— Не смейте! — крикнула она, не узнавая собственного голоса. — Вы что, не видите, что ранили его?

Полисмен уставился на нее разинув рот, и Робин едва не расхохоталась. Но руки у нее тряслись так, что их пришлось сцепить.

Она наклонилась к раненому демонстранту, а когда оглянулась, полисмен уже исчез. Бледное худое лицо мужчины средних лет было залито кровью. Робин вынула из кармана носовой платок и прижала его к ране, как делал доктор Макензи.

— Здесь неподалеку есть врач. Он вас осмотрит. Правда, вам придется немного пройти пешком. Обопритесь на меня.

Робин помогла мужчине подняться, и они медленно поплелись по аллее. Когда шум немного стих, он пробормотал:

— На прошлой неделе Комитет общественной помощи забрал у меня половину мебели. Я только хотел, чтобы все об этом услышали…

— Я вас понимаю.

Робин держала мужчину за талию и принимала на себя тяжесть его тела.

Каким-то чудом им удалось доковылять до клиники. Увидев еще одного незапланированного пациента, Нил Макензи еле заметно нахмурился. Робин следила за тем, как он осматривает рану и накладывает швы. Ей всегда нравилось следить за работой Макензи. Потом доктор отправил раненого домой на чьем-то автомобиле и молча посмотрел на свою помощницу, ожидая объяснений.

— У биржи труда была демонстрация, — принялась оправдываться Робин. — Началась свалка.

— Я слышал. И ты, конечно, в нее вмешалась?

— Ну что вы. Вы же знаете, что я пацифистка.

Макензи повернулся к ней спиной и начал мыть руки под краном.

— Наверно, не имеет смысла напоминать, что тебе следовало сидеть дома и писать статью о влиянии безработицы на здоровье, а не лезть в пекло.

Разозлившаяся Робин холодно попрощалась с доктором и вышла на улицу. Осторожно миновав аллею, она увидела, что у биржи никого нет; на опустевшем тротуаре валялись мусор и осколки стекла. Она повернулась и побежала к полуподвалу.

Когда Фрэнсис открыл дверь, девушка выдохнула:

— Джо…

Фрэнсис посмотрел на растрепанную Робин и покачал головой.

Едва она объяснила, что случилось, как Гиффорд схватил пиджак и велел ей никуда не выходить. Спорить не было сил. Она опустилась в кресло и услышала стук двери и топот ног по ступенькам. Робин немного посидела, кусая ногти, а потом начала бесцельно бродить по неприбранным комнатам. Налила себе чашку чая, но выпить забыла.

Фрэнсис вернулся только к вечеру. Судя по мрачному выражению его лица, новости были плохие. Робин молча ждала, когда он заговорит.

— Джо в полицейском участке на Боу-стрит.

Робин прижала ладонь ко рту.

— За что?!

— Кажется, он ударил полисмена. Мне не позволили с ним увидеться. Завтра утром попробую еще раз. В понедельник он предстанет перед городским судом.

— Фрэнсис… Мы должны что-то…

— Знаешь, Робин, ему могут дать шесть месяцев. Я наведу справки и найду человека, который согласится его защищать. Заявит суду, что Джо — рыцарь без страха и упрека, и дело будет сделано.

Хуже всего была не головная боль, не синяки, не заточение в четырех стенах, а неизвестность. В «воронке» Джо слегка очухался, но вновь впал в ступор, когда его вытащили из фургона и посадили в «обезьянник». Потом сержант записал его фамилию и адрес и отправил в переполненную вонючую камеру. Примерно через час, когда у Джо слегка прояснилось в голове, он встал, подошел к двери и звал до тех пор, пока кто-то не откликнулся и не велел ему заткнуться. Он вежливо спросил полисмена про Робин, и ему ответили, что никаких женщин не арестовывали. Правда, кое-кто получил увечья, но фамилий сержант не знал, а если бы и знал, то вряд ли назвал бы их Джо. Затем маленькое окошко в двери захлопнулось.

На следующее утро Джо вызвали на допрос и велели дать письменные показания. Его воспоминания о последних минутах бунта были довольно смутными; он помнил только свой страх за Робин. Когда Джо расписался, сержант сказал ему:

— Эллиот, тут кое-кто хочет вас видеть.

В комнату вошел Фрэнсис. Джо никогда не радовался ему так, как сегодня.

— Робин… — пролепетал он.

— Жива и здорова, засранец ты этакий. Только сильно переживает за тебя.

На мгновение Джо закрыл глаза. Слава богу, все не так уж скверно…

— Тебя хотят обвинить в нападении на полисмена, — сказал Фрэнсис. — Я нашел тебе адвоката. Он попытается свести обвинение к нарушению общественного порядка. Если повезет, всего лишь оштрафуют. А за оказание сопротивления полиции почти наверняка отправят за решетку.

— Какая разница? Я все равно не сумею заплатить штраф.

— Зато я сумею. Слава богу, месяц только начался и у меня еще полно карманных денег.

— Фрэнсис, я не смогу… — сердито начал Джо.

— Еще как сможешь. — Фрэнсис встал и положил на стол сверток в коричневой бумаге. — Здесь мой костюм. Наденешь его в понедельник. Кроме того, тут чистая рубашка. И еще я нашел свой старый школьный галстук. [12]Наденешь его тоже. Никогда не знаешь, что может пригодиться.