— Не слишком ли много разом?

— Утро такое ясное, а ты видишь его словно бы грустными глазами?

— Уже давно. Я несчастная девушка, и горе меня одолело.

— Влюблена?

— Отрицать не стану. В этом все мое несчастье! Самый прекрасный парень в нашей деревне любит меня. Но владелец замка с этим не согласен.

— Какое до этого дело владельцу замка?

— Мы его подданные, он наш господин.

— Но разве властен он распоряжаться сердцами? Что говорят твои родители об этом?

— Они говорят то же, что и господин. И наш священник говорит то же самое, и все в деревне говорят, что мы не смеем любить друг друга.

— Странно! Как зовут владельца замка?

— Маркиз Реали. Он, говорят, добр ко всем девушкам, но не ко мне. В нашей деревне он выдает замуж девушек едва ли не как сам того хочет, а потом щедро одаривает.

— Он и тебя должен одарить. Как тебя зовут?

— Мария. Мой отец Альдонцо, у него есть земля. Братьев и сестер у меня нет, я не бедна, но… несчастна.

Корзину она уже наполнила. Вскинула ее на плечо, вытерла глаза и направилась в деревню. Ринальдо пошел за ней следом. Она вопросительно поглядела на него.

— А маркиз Реали женат?

— Нет, — ответила Мария.

— Он старый?

— Тридцатилетний.

— Красивый?

— Довольно-таки, но все же не такой красивый, как мой Николо.

— Он богат?

— Да. Но, скажите, почему вы меня так выспрашиваете?

— Потому что хочу видеть тебя счастливой.

— Могут ли ваши вопросы и мои ответы этому пособить? Смотрите! Там идут люди, я дальше пойду одна, чтоб злые языки не стали обо мне сплетничать.

Ринальдо пожелал ей счастливого пути и быстро повернул к своему жилью.

Едва он туда пришел, как к нему подвели рекрута. Ринальдо сам расспросил его обо всем. Ответы новичка звучали так:

— Я дезертировал из полка, расположенного в Кальяри. Я сбежал и мечтаю заняться ремеслом, которое, хоть и на другой манер, мне давным-давно по душе. Одним словом, грабеж уже был моей работенкой. Я вообще-то печатник, работал у хозяина в типографии, но быстро обрел самостоятельность, стал перепечатником. Дельце это очень простое. Нужно только следить, какая книга привлекла внимание и обещает хороший сбыт. Тут же хватаешь ее, перепечатываешь на промокашке притупленными литерами, рассылаешь по всему свету и гребешь денежки. Живешь при этом припеваючи и спокойненько. А наказанья не боишься, потому что его и бояться нечего, и только хохочешь над тем, что авторы называют нас ворами, пиратами, мошенниками, негодяями и дурными людьми. Конечно, ты и сам знаешь, что ты такой, но печатать продолжаешь.

— Почему же ты решил оставить свое столь благородное ремесло?

Рекрут провел ладонью по лицу, пожал плечами и сказал:

— Да так уж в жизни случается. Я заработал деньги и решил навестить своих коллег. Мы встретились, вели долгие беседы и жили в свое удовольствие. Потом назначили день созыва конгресса перепечатников, и все съехались в Спа. Здесь, видно, сам дьявол заманил меня в казино, и все, что я наворовал, за три вечера улетучилось. Коллеги были великодушны и оплатили мой счет. Они покидали курорт в каретах, я же — пешком. Небольшую свою наличность я быстро истратил и завербовался в солдаты. Меня послали в Милан. Я перебежал к пьемонтцам, и меня вместе с ними отправили в Кальяри. А теперь я пришел к вам, ибо хочу наконец кончить жизнь на виселице.

— Там ты ее и кончишь, — сказал Ринальдо и отошел вместе с Санардо в сторону.

Потом Санардо вернулся, и Ринальдо едва успел дойти до своего жилья, как перепечатник уже висел на дереве…

На следующий день Ринальдо сел на коня и быстро доскакал до замка маркиза Реали. Маркиз вышел к нему во двор и очень вежливо пригласил, с истинно сардинским гостеприимством, в замок.

Там он показал Ринальдо свой монетный музей и повел на галерею, где висел длинный ряд девичьих портретов.

— Это, — сказал маркиз, — головки крестьянских дочерей, мне подвластных, которых я обеспечил приданым и выдал замуж. Из этого мало-помалу получилось что-то вроде достойного внимания дела.

— Которое, видимо, приносит доходы?

— Порой! Но, между нами говоря, женщины вообще-то — что закоренелые должники: с ними часто теряешь одновременно и проценты и капитал. Однако же мне доставляет удовольствие увеличивать коллекцию этих портретов! Места для этого достаточно.

— Но, надо думать, только до вашего обручения.

— Я никогда не женюсь. Это один из моих принципов.

— Как часто, однако, принципы бывали побеждены прекрасными глазами!

— Я, как вы видите, живу с недурной коллекцией прекрасных глаз!

— Но не живых.

— Фантазия может все оживить. Мои предки, имевшие крепостных, вовсю пользовались правом первой ночи. Но мой отец был философ, он считал это право неправедным и, кроме того, исключительно нежно любил мою мать. Он отменил это право. Его крепостные поставили ему памятник, который вы видите во дворе замка. У меня, таким образом, больше этого права нет, и лишь по временам я договариваюсь о любезности. При этом все свершается без какой-либо неприязни.

— Вы сами выбираете мужей тем девушкам, которых хотите обеспечить приданым?

— Да.

— А не доставляли ли вы себе хоть раз удовольствие, а девушке радость, обеспечить ее приданым, притом что она сама выберет себе мужа?

— Такого, насколько мне известно, еще не случалось. Но девушки меня обманывают. Что представляется мне моим выбором, часто бывает их выбором. Это они умеют очень ловко устраивать.

— Одна девица просила меня походатайствовать за нее.

— А что она хочет?

— Мария Альдонца мечтает выйти замуж за своего Николо.

— А как она попалась вам на глаза?

— Я увидел ее на поле всю в слезах. Поговорил с ней и узнал причину ее слез.

— Просьба моего гостя, да еще первая такого рода! Мария выйдет замуж за своего Николо.

— А попадет ли ее портрет тоже в этот ряд?

— Только если я обеспечу ее приданым.

— Но вы же это сделаете?

— Этого я не обещаю. Но… все зависит от Марии. Я не поступаюсь своими принципами.

— Как человек у вас чужой, я не смею вас упредить. Девушка меня глубоко тронула…

— Вы хотите обеспечить ее приданым?

— Если позволите…

— Ну хорошо! Но не ранее того, как я сам решу, что не выделю ей приданого. А теперь приглашаю вас отобедать.

Настало время послеобеденного отдыха. Ринальдо спал дольше маркиза. Когда Ринальдо вошел в комнату, там сидела Мария, позируя художнику, который писал ее портрет.

Маркиз повел гостя в другую комнату и сказал улыбаясь:

— Марию я обеспечу приданым, и Николо будет ее мужем.

Разговор перешел на другую тему. Они коснулись событий в Кальяри, и наконец-то Ринальдо узнал то, что его очень интересовало.

— По приказу из Франции, — сказал маркиз, — в Кальяри арестовано большое число недовольных корсиканцев и их друзей. Говорят о посягательстве на Корсику, о высадке отрядов под предводительством Ринальдини и тому подобное. Думаю, просто раздувают что-то пустяковое, быть может, из политических соображений.

— А разве Ринальдини еще жив?

— Так говорят.

— Он, стало быть, тоже арестован?

— Его не застали. И еще будто бы ускользнул какой-то князь, который, как говорят, был главой корсиканского союза.

— И арестованные все еще в Кальяри?

— Нет. Их передали в руки французского комиссара. Говорят, однако, что его корабль захватили. Но слухи какие-то неопределенные. Мне это неинтересно. А вот жив ли еще Ринальдини и не на этом ли он острове, об этом хотел бы я знать.

— Это и я хотел бы знать.

— А если он жив, так я охотно взглянул бы на него.

В комнату вошла Мария, поцеловала маркизу руку и попросила оставаться ее милостивым господином.

Вошел слуга и что-то доложил маркизу, который вышел с ним из комнаты.

— Это вас, — сказала Мария, — должна я конечно же благодарить!