— Господин капитан! Я понял ваш намек.

— Что еще, черт побери! Капитан? Я никогда не был капитаном! — Человек снял с лица маску, и Ринальдо узнал одного из своих бывших товарищей.

Ринальдо пожал ему руку и спросил:

— Откуда ты пришел, Лодовико?

— Это я вам охотно расскажу. Но дайте мне поначалу чего-нибудь выпить. У меня чертовская жажда.

Ринальдо поставил на стол несколько бутылок вина, и Лодовико начал свой рассказ.

— Когда нас в последний раз атаковали, вас уже с нами не было, сражение — разрази меня гром! — было таким ожесточенным, какого я даже не припомню. Истинная бойня — накажи меня Бог! — как если бы рубили мясо на станке для забоя скота. Я отделался несколькими ранами и пробирался из одного городка в другой, пока не дошел до Неаполя. Здесь я отыскал родича. Тот познакомил меня с компанией юнцов, что украли бы у черта нос с физиономии, если б у него был нос. Ну вот, я вступил в эту компанию и зарабатываю свой кусок хлеба как могу. Несколько недель назад я увидел вас и глазам своим не поверил. «Черт побери! — подумал я, — как это атаман оказался здесь?» Я хотел вас о том спросить. Но случилось это средь бела дня, а наш брат выказывает свое мастерство только по ночам, потому как у проклятых сбиров днем ушки на макушке. Пока я раздумывал, вы ушли, а я чуть не взбесился от злости, что не знаю вашего адреса. С того дня я вас больше не встречал, хотя, бегая по городу, сбил в кровь себе все ноги. Я уже подумал, что вы опять где-то за горами, за долами, и от злости лопнуть был готов. Но вот увидел вас нежданно нынче вечером с особой, которую я очень хорошо знаю.

— Кто же она, Лодовико?

— Но вы же должны ее тоже знать, раз вы с ней шли? Сейчас она служит у синьоры, у которой вы были.

— А, понятно. Если ты больше ничего о ней не знаешь…

— Я знаю, что она нуждается в любви и не слишком дорога. Они с синьорой сходствуют как две капли воды.

— Что? Неужели синьора Олимпия…

— Бог мой! — удивился Лодовико. — Ведь вы, что говорить, не первый и не последний, кто к ней пришел или еще придет. Но теперь вам грозит опасность. И потому я подумал: стоп, Лодовико! Ты должен предупредить своего доблестного атамана. Поэтому я написал то письмецо и сам принес его вам. Я рад, что вы вняли моему предостережению, ведь — и пусть в порошок сотрут меня все чертовы колеса на земле — князь делла Торре шуток не понимает.

— Каким же образом замешан в этом деле князь?

— Самым естественным. Он спит с синьорой и чертовски ревнив.

— Лодовико! Можно ли тебе верить?

— Не называйте меня больше своим товарищем, если я солгал. Я обязан все это знать. Я же получаю небольшое месячное жалованье от князя, и он мог бы даже отдать мне приказ — преподнести вам две-три горькие пилюли.

— Но не может же синьора быть знакома с князем давно, — сказал Ринальдо.

— Они познакомились четыре дня назад. И это не ее квартира, в которой вы сегодня были. Скажите, вы ей тоже оказываете помощь?

— Отнюдь нет! Я и сам знаком с ней всего пять дней.

— Так вы ее совсем не знаете. Я думаю, ее и за пять лет не узнаешь. Она же самая что ни есть продувная бестия! Одного корсиканского капитана самым жестоким образом обвела вокруг пальца.

— А ты знаешь этого капитана, Лодовико?

— Втайне он лучший друг всех подобных мне молодцов в Неаполе. Они пристали к нему как репьи. А сейчас он сидит в монастыре Святой Девы Марии и придумывает какие-то приборы. Этими приборами он вызывает духов!

— Настоящих духов?

— Это только черту ведомо! Я никогда при том не бывал.

— Лодовико! Мы же остаемся добрыми друзьями?

— Черт побери! Не говорите так со мной и не относитесь ко мне с недоверием!

— Так вот — по секрету! Мои люди сейчас в Калабрии. Прекрасная страна для нас! Командует в мое отсутствие Чинтио.

— Черт побери! Я должен туда отправиться!

— Я дам тебе денег, Лодовико.

— Прекрасно! А я прихвачу еще пяток молодцов, которые — накажи меня Бог! — ни одному из нас ни в чем не уступят. Здесь все равно жизнь собачья. Денег всего ничего, дела пустяковые, так, мальчишеские проказы, а шуму и скандалов из-за каждой мелочи, словно бы это Бог весть что. Сбиры без устали преследуют нас по пятам, мысль о виселицах и галерах из головы не выходит. При подобных обстоятельствах живется скверно. Вот моя рука, атаман! Я отправляюсь в Калабрию.

— Бери с собой всех, кого можешь. Чинтио ждет рекрутов.

Тем временем Роза проснулась, Ринальдо слышал, что она поднялась. Он открыл дверь кабинета и позвал ее. Лодовико сделал большие глаза, увидев старую знакомую. Он рад был, что Роза в добром здравии, но шепнул Ринальдо на ухо:

— А синьора Олимпия все-таки красивее!

Ринальдо улыбнулся, дал ему денег и отпустил. Лодовико спросил Розу о том, как ей удалось спастись, выпил еще один бокал вина и, пообещав скоро вернуться, ушел. Он был уже изрядно под хмельком.

Когда Роза на следующее утро одевала своего любимого Ринальдо, она нежно сказала ему:

— Дорогой Ринальдо! Если ты и вправду хоть вполовину любишь меня так, как я люблю тебя, то выслушай меня и исполни мои пожелания. Не имей больше дела с такими людьми, как Лодовико. Нам надо покинуть Неаполь. И уехать в другую страну.

Из глаз ее хлынули слезы, Ринальдо был тронут до глубины души. Он обнял ее, поцеловал и сказал:

— Я ценю твое благородное сердце. Я знаю, чего заслуживает твоя любовь. То, чего ты желаешь, и для меня уже решено. Прежде чем наступит третье утро, мы отплывем в Испанию. И если какое-нибудь скверное обстоятельство задержит наш отъезд, так мы до поры до времени уедем на Сицилию. Но Неаполь мы покинем по возможности скорее. Ты и представить себе не можешь, как для меня важно уехать отсюда. Успокойся и не утрачивай любви ко мне!

Сказав это, он взял шпагу и ушел. Путь его лежал прямехонько к жилищу Олимпии.

Ринальдо нашел дом прекрасной Олимпии запертым. Он зашагал по променаду. Подошел к церкви Святого Лаврентия и — быть может, что-то свыше подсказало ему — вошел в храм.

Первый же человек, которого он увидел там, была Олимпия. Она только что закрыла Библию после молитвы, встала, протянула кавалеру, который подал ей святую воду, руку и покинула с ним церковь.

Ринальдо следовал за ними в отдалении и вошел за Олимпией в дом. На лестнице он встретил служанку Олимпии, которая изрядно испугалась.

— Вы тоже тут живете? — спросил Ринальдо.

И, не дожидаясь ответа, поспешил дальше, открыл первую дверь и, пройдя небольшую прихожую, вошел в комнату, в которой Олимпия со своим провожатым сидела на софе.

Олимпия, увидев нежданного гостя, заметно покраснела. Ее провожатый с удивлением смотрел то на нее, то на храброго незнакомца, а Ринальдо только теперь опомнился и понял, сколь опрометчиво он поступил.

Однако теперь не время было размышлять о чем-то, что уже произошло. Ринальдо постарался взять себя в руки, поклонился им, бросил на Олимпию многозначительный взгляд, пристально вгляделся в ее провожатого и, еще раз поклонившись, молча удалился.

Но едва он дошел до двери в прихожую, как услышал:

— Милостивый государь! Объяснитесь!

Ринальдо обернулся и спокойно спросил:

— Как вы сказали?

— Что вы здесь ищете?

— То, что я нашел.

— Яснее! Что вы ищете здесь? Я требую ответа с обнаженной шпагой в руке.

— Так позвольте ответить вам шпагой.

— Князь! Прошу вас, — закричала Олимпия, — позвольте мне вам все объяснить.

— Этот господин… — сказал князь делла Торре.

— Знакомый капитана и хотел, надо думать, со мной поговорить.

Князь бросил на нее злой взгляд. Она же явно пришла в замешательство, побледнела и упала на софу.

Ринальдо хладнокровно спросил:

— Можно мне идти или надо остаться?

— Поступайте, как вам угодно, — ответил князь.