Широкомасштабные финансовые аферы, за которыми стоял Павел Захаров, подняли авторитет пахана на недосягаемую высоту. Однако деньги никоим образом не изменили его отношения к «понятиям». Даже став очень богатым, Цируль, памятуя о том, что он все-таки карманный вор высокого ранга, иногда выходил на образцово-показательные «утренники» — под этим милым словом уркаганы обычно подразумевают карманные кражи денег и материальных ценностей у рассеянных граждан в общественном транспорте. Братва, приглашенная то ли для освидетельствования воровской доблести, то ли для подстраховки, давилась от хохота, видя, как подзабывший свои навыки «щипач» неуклюже пристраивается к карману очередной жертвы с заточенной в лезвие монеткой.
Как и подобает авторитетному жулику, законник охотно брал на себя роль третейского судьи, охотно разрешая споры братвы — кто прав, кто не прав, что есть беспредел, а что таковым не является. Он по-прежнему свято чтил «нэпманские» традиции, по которым истинному вору нельзя иметь собственности, работать на государство, даже жениться. Огромный коттедж в Жостове, построенный из «кремлевского» кирпича, был записан на родного брата Валентина, так же как и парк из одиннадцати автомобилей. Даже последняя любовь Роза — и та числилась женой брата.
У Захарова были все основания довольствоваться и собственным положением, и новыми реалиями, благодаря которым он этого положения достиг.
Однако реалии эти имели и теневые стороны, многие из которых не удалось просчитать даже проницательному Цирулю...
Распад Союза поставил перед тогдашним криминалитетом множество вопросов, среди которых был и такой: «А что с общаком»?
Если Украина, Беларусь, республики Закавказья и Средней Азии вроде бы стали заграницей, с собственными МВД, следственными комитетами, следственными изоляторами и зонами четырех режимов, стало быть, местная братва вроде бы имеет право на собственный общак, никоим образом не связанный с московским. Но ведь экономические связи (и не только они) остались. А это означало, что централизацию общака было бы разумным сохранить, не дробя его на мелкие единицы.
По правилам старых, «нэпманских» уголовников пятидесятых — шестидесятых годов, классический «вольный» общак — это котелок с царскими червонцами, дорогими ювелирными украшениями и прочим «рыжьем», закопанный где-нибудь в деревенском погребе. Такой общак «смотрелся» «сообщаковой братвой», специально назначенной воровской сходкой, — «смотрящие» за сохранность котелка отвечали головами.
Но так было раньше, в романтические времена героев романов Овалова и Вайнеров. С середины восьмидесятых царские червонцы и золотые печатки безвозвратно вышли из моды, уступив место вечнозеленым бумажкам с портретом американского президента Франклина. А такие бумажки, как известно, куда правильней хранить не мертвым грузом, а приумножать — через коммерческие структуры вроде банков, трастовых компаний и офшорных зон где-нибудь на Кипре или в Ирландии.
И потому современные общаковые средства, как правило, крутятся через нефтяные, продуктовые и транспортные банки, набивая законные проценты. Кроме того, понятие «общероссийский общак» весьма условно; одной большой общероссийской кассы в теперешних условиях нет и быть не может. Часть средств, став уставным капиталом коммерческих банков, может крутиться где-нибудь в Екатеринбурге; другая часть — в Нью-Йорке, третья — в Сингапуре... Определенная часть налички, подконтрольной криминалитету, конечно же, хранится в Москве или в Подмосковье — на случай непредвиденных обстоятельств: массовых арестов авторитетных людей, глобального наступления на оргпреступность, необходимости быстрого подкупа должностных лиц в органах МВД и в Генпрокуратуре.
К тому же многочисленные российские оргпреступные группировки, особенно из провинции, не очень-то желают перечислять средства в Москву, чтобы «кормить дармоедов» — в провинции свои общие кассы.
Однако слово «общак», святое для каждого вора, является своего рода символом. А если так, у символа должны быть имя и фамилия, его надо время от времени демонстрировать лицом — вот он, мол, за все и отвечает...
Слово «общак» и стало ключевым на большой воровской сходке 1992 года, проходившей в Сочи — сходняк собрал небывалое количество воровских авторитетов.
К какому решению пришли уважаемые жулики, доподлинно неизвестно, но только после сочинской сходки сперва по Москве, а затем — и по изоляторам, пересылкам, централам и зонам поползли слухи: вор Паша Цируль назначен общероссийским «сообщаковым смотрящим».
Слухи эти, грамотно запущенные и в правоохранительные структуры, породили небывалый интерес к персоне Захарова. Естественно, сам Цируль не подтверждал, но и не опровергал своего нового положения.
(Версия, излагаемая авторами в дальнейшем, не в полной мере соответствует общепринятой, однако тщательное сопоставление некоторых фактов, документов, а также свидетельства людей из столичных криминальных структур позволяют предполагать именно такое развитие событий вокруг фигуры Павла Захарова и так называемого «общероссийского воровского общака».)
Уважаемый жулик согласился принять высокий статус «смотрящего общака» на удивление легко — точно так же легко тридцать четыре года назад он взял на себя чужое убийство. Захаров наверняка понимал: ему назначена роль громоотвода. И не для коллег-жуликов, уму и проницательности которых позавидовал бы самый опытный и удачливый сыщик... Воры все просчитали наперед: Цируль в авторитете, всеми уважаем и всеми любим, он не запятнал себя ни единым «косяком», и этой версии наверняка поверят. Слух о новом качестве Захарова наверняка запускался для дезинформации «компетентных органов», которые все плотней и плотней подбирались к воровской кассе.
Была, правда, одна несостыковочка: еще с семидесятых годов за Цирулем закрепилась устойчивая репутация наркомана.
Безрукий не может быть «щипачом», безногий — вором-форточником, а наркоман, систематически снедаемый «ломками», — «сообщаковым смотрящим». Покажи такому во время «ломки» шприц со спасительной дозой наркотика — вмиг все расскажет!
Удивительно, но именно с той поры в оперативных документах силовых ведомств, средствах массовой информации и даже соответствующей литературе, претендующей на документальность, муссировалась одна и та же взаимоисключающая информация.
«Вор в законе» Паша Цируль? Да, конечно, это тот самый, который «общероссийский воровской общак» контролирует. Целых сто тридцать миллионов долларов в его жостовском коттедже наличкой хранилось! (По другой версии — сто семьдесят.) Мешки с баксами ногами в тайники так и запихивали! А еще знаете, что о нем из милицейских документов известно? Он ведь который год с иглы не слезает... Наркоман-с.
Естественно, Захаров сразу же попал в поле зрения спецслужб. «Контора» куда пострашней привычных ментов. И неудивительно: деньги, какими бы они ни были, всегда конвертируются во власть. За деньги можно нанять киллера, деньги можно пустить для подкупа чиновников высокого ранга.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С А. М., В ПРОШЛОМ — СТАРШИМ ОФИЦЕРОМ УФСБ ПО МОСКВЕ И МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ:
— Лидеры организованной преступности попали в поле зрения КГБ в конце семидесятых. Первым пошел на контакт с чекистами авторитетный вор Анатолий Черкасов, известный под кличкой Черкас.
Он заслал в приемную УКГБ на Кузнецком доверенного человека, который и сообщил дежурному офицеру о том, что во время московской Олимпиады в столице якобы готовится «центровой террор». Спецы из «семерки» (СЛУЖБА НАРУЖНОГО НАБЛЮДЕНИЯ. — Авт.), естественно, отследили гонца и с помощью технических средств грамотно вышли на Черкасова. К этому времени КГБ уже установил причастность к знаменитому пожару в гостинице «Россия» вора в законе Юрия Лакобы (уголовные клички Хаджарат и Ваджакет), бойцы которого якобы подожгли отель в отместку за отобранный у пахана ипподром. Поэтому сигнал выглядел правдоподобным.