После того как волки утащили и съели больную корову у рабочих, нервы у троих ребят были натянуты. Вол съели корову — и это был сигнал для чабанов, это означало, что волки с охоты на дзеренов, байбаков и сусликов перешли на крупный скот. Молодые дзерены уже стали бегать словно ветер, байбаки тоже усилили бдительность, голодным волкам стало недостаточно питаться одними сусликами, и их взоры обратились к скоту. Здесь, на новых пастбищах, люди и скот ещё не укрепились, Билиг несколько раз проводил производственные собрания, призывал всех не допускать небрежности, а быть как волки — во время сна глаза закрыты, а уши всё слышат. В степи Элунь начался новый этап сражения между в волками и людьми.
Чень Чжэнь каждый день основательно вычищал территорию волчонка, старался, чтобы не оставалось волчьего помёта и вообще волчьего запаха, для этого нужно было посыпать всё тонким слоем песка — не только для обеспечения гигиены, но и для того, чтобы его запах не привлекал внимания. Чень Чжэнь постоянно пребывал в напряжении, постоянно ожидал, что волчица учует запах волчонка и нанесёт удар по его овцам. Его утешало то, что при переезде он посадил волчонка в измазанный коровьим помётом ящик и не выпускал его по дороге, поэтому на дороге не должно остаться его запаха и следов. И если она учует его следы на старом месте, то всё равно не будет знать, куда он исчез.
Щенки бегали около Чень Чжэня, он наклонился, чтобы их погладить, Хуанхуан и Илэ тоже подбежали к нему поласкаться. Только Эрлань оставался на своём боевом посту, он по-прежнему патрулировал с северо-западного края стада. Он лучше обычных собак понимал волчью натуру и поэтому всегда был бдителен, словно волк.
Ночной ветер становился всё холоднее, овцы сгрудились ещё теснее, стадо сжалось примерно на одну четверть. После полуночи потемнело так, что Чень Чжэнь не различал белых овец рядом с собой. Во вторую половину ночи ветер стих, но воздух был холодный. Чень Чжэнь прогнал собак на их посты, где им надлежало быть, а сам встал и надел дублёнку, включил фонарь и обошёл два раза вокруг стада.
Когда Чень Чжэнь только сел обратно на кошму, со склона, что недалеко, донёсся протяжный волчий вой: «оу… оу… оу…», концовка была очень протяжной. Вой ещё не затих, а с севера, юга и востока понеслись ответные низкие звуки, в ущелье, во впадине, на озере и на лугу, и все они слились вместе с шелестом камыша и дуновением ветра в одну мелодию. Эта мелодия была чем дальше, тем холоднее, унося ход мыслей Чень Чжэня в далёкую и загадочную Сибирь.
Чень Чжэнь внимательно прислушивался к звукам этой волчьей песни, его непроизвольно охватил озноб, и он покрепче застегнул дублёнку, однако по-прежнему чувствовал этот страшный, словно из глубины льда доносящийся морозный звук, который пронзал тело, мышцы, с макушки головы проходил через весь позвоночник до самого копчика. Чень Чжэнь подозвал Хуанхуана и прикрыл его дублёнкой, чтобы было немного потеплее.
Печальная долгая мелодия потихоньку отдалилась, теперь несколько волков стали выть высокими голосами. В этот раз волчий вой поднял на ноги всех собак бригады, которые стали бурно лаять. Все собаки Чень Чжэня тоже, окружив стадо овец, учащённо лаяли. Эрлань сначала лаял в одну сторону, потом, подумав, что волки могут подойти с другой стороны, побежал туда и там продолжал лаять. Весь вытянутый в длину, словно змея, лагерь чабанов включил фонарики, более ста собак бригады изо всех сил лаяли более получаса, прежде чем постепенно стихли.
Стало ещё темнее, а холод сильнее. Как только собаки успокоились, в степи стало так тихо, что был слышен шелест камыша. Через какое-то время снова зазвучала та самая песня волков. Прямо рядом, с севера, запада и юга, понеслись ещё более мощные волчьи мотивы, как будто стеной окружившие лагерь с трёх сторон. Собаки со всего лагеря залаяли сильнее прежнего. Снова во всех юртах зажгли фонари, стали светить в темноту в направлении волчьего воя, одновременно все, дежурившие в ночи, большей частью женщины, стали изо всех сил кричать: «а-хэ…, у-хэ… и-хэ…». Резкие крики, волна за волной возвращаясь эхом, звучали ещё пронзительнее.
Чень Чжэнь тоже постоянно кричал, но по сравнению с общим криком он чувствовал себя маленьким и слабым телёнком, голос которого сразу же потонул в общем гвалте. В степи давно не предпринималось таких столь масштабных звуковых и световых заградительных мер. Волчий вой под давлением общего крика стих. Благодаря организованным предупредительным мерам волкам дали понять, что им будет очень трудно что-либо придумать.
Чень Чжэнь вдруг услышал звяканье цепи и быстро побежал к волчонку. Обычно прятавшийся в своей нор от солнца и от людей волчонок сейчас был очень возбуждён, он, оскалившись, прыгал, звенел цепью, непрерывна бросался на воображаемого противника, пытаясь его схватить зубами, яростно рвал цепь и стремился в бой.
У любящего темноту волка, как только наступа ночь, жизненные силы во всём теле неизбежно пробуждались; у любящего битву волка, как только приходя ночь, возникала потребность в сражении. Ночь для степных волков — это время открытого разбоя, лучшее время для получения добычи. Но цепь не пускала маленького волчонка, сдерживала его естественные инстинкты, как горячий пар в котле, который в любое время мог взорваться. Он не мог перегрызть или порвать цепь и от этого бесился и был вне себя.
Когда Чень Чжэнь подошёл к волчонку, тот отступил на несколько шагов и выжидал. Чень Чжэнь, немного боясь, сделал несколько шагов к волчонку, только присел на корточки, как волчонок, словно голодный тигр, прыгнул на его колени, открыв рот, будто собираясь укусить. Но Чень Чжэнь был заранее готов, он быстро вытянул руку и фонарём остановил волчонка, упираясь ему в нос и заставив того закрыть пасть. Чень Чжэнь в душе немного переживал. Видимо, волчонок сильно натерпелся и уже не мог сдерживаться.
Псы со всей производственной бригады снова бешено залаяли. Собаки Чень Чжэня бегали и лаяли, иногда пробегали близко от волчонка, но потом снова быстро удалялись к северному краю стада, совершенно забыв о существовании волчонка. Волчонок же, наклонив голову и видя, что вокруг него бегают собаки и бешено лают, решил попробовать подражать им, то есть залаять. Он раскрыл рот, напрягся и истратил много сил, но у него получались только какие-то странные дыхательные звуки, совсем не похожие на собачий лай. Волчонок совсем раздосадовался, он явно был недоволен. Он пробовал ещё и ещё, но по-прежнему получался не собачий и не волчий шипящий звук.
Чень Чжэнь посмотрел на волчонка и подумал, что тот ведь ещё маленький, он ещё по-волчьи-то не умеет выть, а уж лаять по-собачьи и подавно. И хотя волки и собаки имеют общих далёких предков, но собаки значительно больше эволюционировали, чем волки. Другое развитие. Большинство собак умеют выть как волки, но волки никогда не учились лаять по-собачьи. Однако сейчас, когда волчонок находился среди собак, он пытался лаять, ещё не понимая свою истинную природу.
Чень Чжэнь, видя, что волчонок очень нервничает, подошёл к нему и почесал за ухом, потом сам несколько раз гавкнул, как собака, подавая пример волчонку. Волчонок почти понял «хозяина», в глазах у него читалась неловкость, как у глупого ученика, и вместе с тем обида. Подбежал Эрлань, встал перед волчонком и тихонько гавкнул высоким голосом, словно терпеливый учитель. Вдруг Чень Чжэнь услышал от волчонка звуки в том ритме, как лают собаки, но не совсем похожие на лай. Волчонок от возбуждения подпрыгнул на месте, подбежал к Эрланю и лизнул его в нижнюю губу. Потом он через каждые пять минут тренировался, отчего Чень Чжэнь смеялся до боли в животе.
Эти не волчьи и не собачьи звуки, которые издавал волчонок, привлекли щенков, которые тоже заинтересованно прибежали к нему, а потом и большие собаки, щенки стали передразнивать его, издавая подобные звуки. Чень Чжэнь просто катался со смеху. Через несколько минут все собаки прекратили лаять, и волчонок тоже не стал один солировать и замолчал.
