Чень Чжэнь, видя, что старик уже спокоен, как будто не кричал только что на него, продолжал:

— В глазах китайцев волк — самое злое и самое жестокое животное, а монголы считают его священным и в жизни учатся у волков, а после смерти кормят собой волков. Вначале я не понимал, почему так происходит. Но за два года жизни в степи, если бы вы часто не просвещали меня, не рассказывали бы часто истории про волков и степь, не брали бы меня на охоту на волков, то я бы так не пристрастился к волкам и не мог бы так понимать логику вещей. Но я приехал издалека, где волков нет, и увидел их, и самый лучший способ проникнуться и понять — это взять и выращивать волка с самого детства, поближе посмотреть на него, каждый день с ним общаться. За тот месяц с небольшим, что он находится у меня, я понял много вещей, которые раньше не понимал. Чем дальше, тем я больше понимаю, что волк — очень необычное животное и действительно стоит того, чтобы его уважать и ему поклоняться. Но до настоящего времени большая половина молодых интеллигентов ещё не изменила свой взгляд на волков, они ещё не понимают их. А тогда те миллионы китайцев, которые не были в степи, как им понять волков? Чем дальше, тем больше китайцев будут прибывать в степь, и если действительно они истребят всех волков, то как будет себя чувствовать степь? Монголы тогда потерпят бедствие. Я сейчас действительно очень волнуюсь, я не могу, чтобы у меня на глазах погибла такая прекрасная степь…

Старик достал кисет с табаком, собрался закурить. Чень Чжэнь быстро принёс спички и дал старику. Тот закурил, сделал несколько затяжек и сказал:

— Эхе-хе… Это отец довёл тебя до этого… ну а сейчас что делать? Эх, сынок, ты взял растить волчонка и сейчас думай не об отце, а подумай об Улицзи и о бригаде подумай. Улицзи понизили в должности, четырём чабанам объявили строгие выговоры, а почему? А потому, что руководители говорят, что Улицзи защищает волков, никогда не организует хорошую охоту на них, а ещё говорят, что твой отец — старый волк, вожак всей бригады, а наша вторая бригада — это волчье логово. Но это ладно, а вот самое главное, что в нашей бригаде молодёжь взаправду вздумала выращивать волчонка. А почему в других трёх бригадах студенты не выращивают? Разве это именно не доказывает то, что ты подвергся плохому влиянию? Кроме того, к волчонку может прибежать его мать, а она приведёт стаю волков. Волчицы в нашей степи оберегают своих детей, а обоняние у них очень острое. Я думаю, что волчица, если увидит своего ребёнка, обязательно придёт в лагерь отомстить тебе. Волки могут совершить что угодно, разве в нашей бригаде ещё мало происшествий? Если ещё что-нибудь произойдёт, то всех руководителей точно сместят. Если волки нападут на твоих овец и истребят полстада и из-за этого будет нанесён ущерб общественному имуществу, тогда тебя точно посадят в тюрьму… а ты ещё держишь волчонка.

Старик грустно, кутаясь в клубах табачного дыма, продолжал:

— Баошуньгуй сейчас наш начальник, он тоже монгол, но давно уже забыл монгольских родоначальников. Он ещё больше ненавидит волков, чем китайцы, если он не будет бить волков, то не удержится на этом посту. Ты подумай, может ли он позволить тебе выращивать волка?

Чень Чжэнь предпринял последнюю попытку и сказал:

— Но вы-то можете ему сказать, что мы выращиваем волка для того, чтобы лучше справляться с волками, что это научный эксперимент.

— Это ты сам иди к нему и говори, сегодня он придёт ко мне, а завтра ты иди к нему. — Он встал, обернулся и усмехнулся: — Ты держишь волчонка, а не боишься, что он, когда вырастет, будет загрызать овец? Загрызёт тебя, а потом загрызёт других? У волков клыки опасные, как щёлкнет зубами, и если ты не готов, то, считай, пропал. Я сегодня не буду смотреть на него, а то взгляну и опять стану переживать. Я пойду, надо чинить телегу, — ответил старик.

Старик, когда чинил телегу, не проронил ни слова. Чень Чжэнь ещё не был готов расстаться с волчонком, но он не мог позволить себе, чтобы из-за него у Билига и Улицзи добавилось проблем…

Когда старик с Чень Чжэнем починили две повозки и собирались чинить третью, все три собаки стали бешено лаять. Прискакали на лошадях Баошуньгуй и Улицзи, и Чень Чжэнь торопливо успокоил собак. Баошуньгуй, как слез с коня, сразу сказал Билигу:

— Мне сказали, что ты здесь, а я как раз собирался посмотреть волчонка, которого держит Чень Чжэнь. Революционный комитет пастбищ уже решил разрешить Улицзи остаться жить у Чень Чжэня в юрте, они отменили решение управления пастбищ отправить его на тяжёлые работы.

У Чень Чжэня сердце заколотилось от волнения, степные новости всё же быстрее лошадиных копыт.

— О, это ты сделал неплохо, — отозвался старик.

— Это дело об открытии новых пастбищ очень всполошило уездное начальство, и они его очень поддерживают и настаивают, чтобы у нас уже в этом году были успехи. Если сможем освоить столь большие новые участки, загруженность пастбищ уменьшится в два раза, это действительно хорошее дело. Этим займётесь вы вдвоём, поэтому Улицзи будет жить у тебя, так вам будет удобнее заниматься исследовательской работой, — сказал Баошуньгуй.

Они ещё поговорили о производственных проблемах, затем Баошуньгуй сказал Чень Чжэню:

— Те две шкуры волков, что ты мне сдал, я ещё обработал и отправил моему старому руководителю. Он очень обрадовался и говорит, что и не думал, что интеллигент из Пекина тоже может завалить таких больших волков, ты действительно молодец, тебе от него большое спасибо.

— Зачем вы говорите, что это я его убил, когда известно, что это сделал мой пёс? Я не могу присваивать себе заслуги моего пса! — воскликнул Чень Чжэнь.

Баошуньгуй похлопал его по плечу:

— Раз твоя собака убила, значит, ты убил. Заслуги нижестоящих всегда записывались в книгу заслуг вышестоящих, это военная традиция. Ладно, позвольте мне познакомиться с волчонком.

Чень Чжэнь посмотрел на старика Билига, но тот по-прежнему молчал. Тогда Чень Чжэнь сказал:

— Я уже не собираюсь его растить, держать дома волка — это нарушение обычаев скотоводов, а также очень опасно, если придут волки, я не вынесу такой большой ответственности.

Говоря это, он отвалил камень и поднял доску.

Волчонок сразу стал вылезать из ямы, но как увидел, что наверху много людей, то сразу забился в угол, оскалил зубы, но шерсть на всём теле мелко задрожала. Баошуньгуй громко воскликнул:

— Ха! Такой огромный волчонок, а всего лишь чуть больше месяца, да его шкура в три раза больше тех шкур волчат, что ты сдал. Если бы я раньше знал, то велел бы тебе их всех вырастить, подождём, когда подрастет побольше, а потом убьём. Из десяти с лишним шкур можно сделать маленький полушубок. Посмотрите, какая красивая шерсть у этого волчонка, по сравнению с теми волчатами намного толще…

Чень Чжэнь горько сказал:

— Ну тогда я не берусь выращивать, волчонок очень ест, в день съедает большую миску каши на мясе, а ещё выпивает пиалу молока.

— А как же ты не подсчитал прибыль, просо в обмен на большую шкурку. А? В будущем году, когда пойдут на добычу волчат, издам приказ, чтобы сразу не убивали их, а сначала вырастили бы в два-три раза больше, а потом сдавали шкуры, — заметил Баошуньгуй.

Старик холодно улыбнулся:

— Какое уж тут экономное дело, перед тем, как кормить кашей, его прежде собака вскармливала молоком. Чтобы выкормить такого большого волчонка, где ты найдёшь столько кормящих собак?

Баошуньгуй подумал и кивнул:

— Пожалуй, так.

Чень Чжэнь протянул руку и погладил волчонка по шее, вытащил его из ямы, волчонок изо всех сил брыкался и дрожал всем телом. Степные волки по своей природе боятся людей и только в крайней необходимости нападают на них.

Он поставил волчонка на землю. Баошуньгуй протянул ладонь, пощупал его и довольно сказал:

— Я в первый раз трогаю живого волка, да-да, какой толстый, интересно, интересно.

— Чень Чжэнь, по-видимому, за этот месяц ты истратил немало сил. В диких условиях волчата никогда не вырастают такими большими, ты это делаешь даже лучше, чем может волчица. Я уже раньше слышал, что ты очень заинтересовался волками, как встретишь кого, так просишь рассказать историю про волков, но даже и не думал, что ты начнёшь растить волчонка. Сейчас я думаю, что, раз этот парень истратил столько сил, он хочет провести научный эксперимент, — сказал Улицзи.