И с этим Эстер про себя согласилась, хотя, по ее мнению, Уильям слишком много себе позволяет.

— Нехорошо так говорить о Саре, — сказала она, поднимая голову.

— А что, я ничего такого не хотел сказать. И вообще, Эстер, нечего набрасываться на человека, коли он говорит что думает.

Линейка довезла их до главной улицы Уоттона, и дальше они пошли пешком в сторону здания, где должен был состояться благотворительный вечер. В субботу, около восьми вечера, многие лавки еще были открыты. Эстер скосила взгляд на освещенную газовым рожком витрину бакалеи. Она знала, что такие заведения не закрываются нередко до полуночи в надежде на какой-нибудь крупный заказ. Позади них, но на некотором отдалении шли Сара и Маргарет Лейн в сопровождении миссис Уэйтс, которая, по ее словам, приехала «посмотреть на добронравное представление». Скорее всего она усядется где-нибудь в компании дворецкого из местного особняка, если, конечно, ей повезет найти его.

— Ну, Эстер, — вновь заговорил Уильям, — надеюсь, танцевать ты будешь? Терпеть не могу девчонок, которые сидят в углу, пьют глинтвейн и краснеют, когда к ним кто-нибудь подходит.

Девушка лишь улыбнулась в ответ, хотя, по правде говоря, предстоящий вечер приводил ее в некоторое смущение. Танцевала она кое-как и боялась привлечь к себе излишнее внимание. Дома, накануне отъезда в Уоттон, Эстер уговорили выпить бокал вина, первый в ее жизни. Это тоже способствовало восторженному, хотя и несколько настороженному восприятию мира. Девушка резко обернулась назад: с кем, интересно, будут танцевать Сара и Маргарет Лейн? С ней-то самой все ясно: Уильям пообещал ни на шаг не отходить от нее весь вечер.

В конце главной улицы дорога, огибая церковную ограду и богадельню, упиралась в дом, в котором должно состояться празднество. В окнах сиял свет, изнутри доносилась музыка и раздавались звуки шагов. Несколько зевак, сгрудившихся на тротуаре, равнодушно посмотрели на них. «А ничего девчонка», — услышала Эстер, проходя через позолоченные вращающиеся двери. Весьма польщенная этим замечанием — наверняка оно относилось именно к ней, Сара и Маргарет еще не успели подойти, — Эстер ускорила шаг и влетела в вестибюль, где пришедшие освобождались от пальто и капоров. В глубине его она заметила комнату, сам вид которой, если не считать некоторых незначительных деталей, был знаком ей с детства.

В камине вовсю полыхал огонь, а рядом с ним торжественно развевался стяг движения волонтеров. На столе, придвинутом к стене, стоял портрет ее величества. Поближе, на возвышении, на плетеных стульях сидели три музыканта в деревенской одежде — скрипач, контрабасист и барабанщик. Через открытые двери в конце зала можно было увидеть округлый буфет и накрытые скатертью и уставленные бокалами с пуншем стойки, за которыми стояли официанты в белых куртках. Приглядевшись к собравшимся в этих двух комнатах людям, а было их здесь не менее четырех десятков, Эстер поняла, что почти половину из них знает в лицо: торговцы из Уоттона с женами, два сквайра, беседующих у стойки, слуги из соседних усадеб. Строгих правил в выборе женского туалета в этих краях не придерживались, и девушка с удовлетворением отметила, что все выбрали себе наряд по вкусу. Кое-кто из служанок просто надел лучший свой передник и чепец. На одной девице было свадебное платье ее бабушки. Изобилие импровизированной одежды говорило о мастерстве местных швей. Разглядывая собравшихся, пока скрипач настраивал инструмент, а официанты пытались услужить всем и каждому, Эстер чувствовала, что вечер придется ей весьма по душе. Вскоре подошли и остальные и, еще стоя в двери, принялись шумно восторгаться залом и его убранством.

— Ну, Эстер, — начал было Уильям, но она покачала головой. Для танцев время еще не настало.

Стараясь не наступать на ноги танцующим, они с Сарой проследовали в дальний конец зала, чтобы полюбоваться знаменем, да и вообще всем происходящим вокруг. Маргарет Лейн дулась: Сэм Постмен появился с крупной девицей в канареечно-желтом платье. Его спутница с такой силой вцепилась в него, что он не выдержал: «Слушай, Мэри, все это замечательно, держимся за руки и так далее, но знаешь, толстуха, так ведь я и шагу не сделаю!» Эстер решила, что надо сказать Маргарет Лейн что-нибудь ободряющее, и подошла к ней:

— Знаешь, Маргарет, в этом платье ты настоящая красотка.

Маленькое сморщенное личико расплылось в улыбке:

— Ой, Эстер, ты такая добрая. Это платье моей матери. Она подарила его мне, когда я пошла в услужение.

Возле буфета топталась молодежь — в основном слуги из господских усадеб; иногда кто-нибудь из них приглашал Эстер потанцевать, но она неизменно качала головой. Она и без того была возбуждена и вполне довольна тем, что стоит здесь, рядом с одетыми в белое официантами, слушает доносящуюся из соседнего зала музыку и ждет, пока Уильям пригласит ее на танец. Подошла, протиснувшись через толпу и слегка подволакивая больную ногу, Сара и испытующе посмотрела на подругу.

— Ну, чего же ты не танцуешь?

— Я… я жду, — поспешно откликнулась Эстер, — никто еще не приглашал. А что?

— Да так, ничего. Просто эта дурында Маргарет Лейн места себе найти не может — девушка Сэма Постмена погрозила ей кулаком и обозвала шлюхой. А вот и Уильям.

Пробиравшийся через буфетную Уильям, возвышавшийся над остальными не меньше чем на полфута, был сама галантность. Увидев Эстер, он щелкнул каблуками и поклонился. Заиграли вальс. Не угодно ли на тур вальса? Танцевать вальс Эстер не умела, а вот выпить стакан лимонада согласилась и, принимая его, тихонько радовалась тому, как свирепо посмотрел и отшил Уильям ненароком толкнувшего ее типа. Отказ девушки его не обескуражил. Лимонад — это прекрасно, но, может, она выпьет чего-нибудь покрепче? Не выпьет. Однако же к разглагольствованиям Уильяма насчет того, что здешние вина не сравнятся с истонскими, Эстер прислушивалась с любопытством.

— Может, хозяин наш и старый сквалыга, но во всем графстве не сыщешь таких вин, как у него. Это старый Рэнделл говорит, а уж он-то знает толк в этом деле.

Тут Эстер вспомнила о своем разговоре с Сарой и пристально посмотрела на Уильяма.

— Уильям, если я спрошу тебя кое о чем, ответишь?

— Если смогу, Эстер. Выкладывай.

— Что за женщина живет наверху?

— Ты что, голову мне решила поморочить? — Уильям рассмеялся. — Какая женщина?

— Та самая, которой носят еду. А ты посуду забираешь.

— Знаешь, что я тебе скажу, Эстер? Все это фантазии, не туда тебя занесло.

— Никакие не фантазии, я видела ее собственными глазами. Она сидела у окна. Женщина с темными волосами и немигающим взглядом.

Эстер почувствовала, что повысила голос, и уловила пару брошенных на нее любопытных взглядов.

— Эй, не так громко, — грубовато ответил Уильям. — Не так громко и не вмешивайся не в свое дело. Что скажет хозяин, если узнает, что о его делах болтают на главной улице Уоттона?

— Так, стало быть, женщина есть?

— Ничего нет. И никого. Что же касается подноса с едой, то, наверное, ты видела, как я выхожу из комнаты миссис Финни.

— Миссис Финни не живет в западном крыле дома. К тому же…

— К тому же что, Эстер?

— Как-то утром пришел Сэм Постмен и передал мистеру Рэнделлу почту. Тут его куда-то позвали, а письма остались лежать на подносе, и я просмотрела всю пачку. — О том, что выискивала она корреспонденцию, имевшую отношение к Сариному брату, Эстер умолчала. — Кто такая миссис Айрленд?

Эстер увидела, как глаза Уильяма сузились от гнева.

— Так звали прежнюю кухарку.

— Угу, ту самую, которую уже десять лет как сменила миссис Уэйтс. По-моему, ты принимаешь меня за дуру, Уильям Лэч.

Из соседнего зала донесся мощный аккорд, за ним взрыв смеха, и в буфетную, таща за руку партнера, ввалилась какая-то толстуха в розовом платье. Уильям нервно оглянулся.

— Знаешь что, Эстер, это несправедливо. Я пришел сюда потанцевать, именно потанцевать, а не выслушивать вопросы, которые и задавать-то не следует. Нельзя так с людьми обращаться.