14 февраля 1865 г.

От Дикси ничего не слышно. Я послал в поместье последний выпуск журнала «Корнхилл» со статьей мистера Госсе, но подтверждения не получил.

27 февраля 1865 г.

Дни становятся длиннее. Продолжаю работать над «Защитой». От Дикси ни слова.

11 марта 1865 г.

От Дикси ни слова.

Позднее Эстер будет вспоминать, что ее жизнь в Истон-Холле была так или иначе связана с числами.

Пятьдесят шесть — количество столовых приборов, хранящихся в огромном буфете красного дерева в столовой. А именно: дюжина изогнутых, как ятаганы, с острыми концами и костяными ручками ножей; дюжина суповых ложек с монограммой Дикси на оборотной стороне; дюжина десертных ложечек, таких маленьких, что их ничего не стоило потерять в складках скатерти, а потом целый час искать; полдюжины столовых ложек, большой нож для разрезания мяса и вилка восемнадцати дюймов длиной. Все это хозяйство следовало каждую неделю чистить специальным порошком и протирать полой фартука, ибо если хозяин заметит хоть пятнышко, непременно вернет назад.

Семнадцать — количество ключей, висящих на медном кольце в буфетной мистера Рэнделла. Ключ от парадной двери и ключ от черного хода. Ключ от самой буфетной и ключ от кладовки миссис Финни. Ключ от винного погреба и ключ от молочной. Ключ от сейфа в кабинете хозяина, где хранятся главные бумаги, имеющие отношение к поместью. Ключ от комода с бельем и двух застекленных книжных стеллажей в гостиной, и ключ от ящика в буфетной, в котором мистер Рэнделл держит свои религиозные книги и подшивку «Мишенерс газетт». Ключ от крышки рояля в гостиной. Ключ от стоящей в холле пустой клетки для попугая. Ключ от футляра полевого бинокля мистера Дикси и ключ от переплета гигантских размеров семейной Библии. Заводной ключ от старых часов в холле. И наконец, ключ, предназначения которого не знал никто в поместье — ни мистер Рэнделл, ни хозяин.

Двенадцать — количество медных кастрюль, висящих на больших крюках в судомойне. Большой котел, в котором миссис Уэйтс варит варенье. Девять кастрюль для приготовления овощей, мясных пудингов и чего-то в том же роде. Две — для кипячения молока. Все это следует выдраивать изнутри и начищать до блеска снаружи, ибо, по словам миссис Уэйтс, тусклая кастрюля — плохая примета для кухни и тех, кто в ней работает.

Девять — количество гравюр, каждая в квадратный фут размером, на стене в помещении для слуг. На них были изображены дамы в необъятных платьях, с прическами в императорском стиле, и господа в париках, панталонах и туфлях с застежками. Дамы едут на великолепных лошадях, покачиваясь в своих дамских седлах, либо выходят из экипажей; господа прогуливаются с собаками или занимаются своими делами. Эстер дивилась на них: в каком веке живут и как удается сохранять такие прически этим дамам и о чем, положив правую руку на рукоятку меча и печатая шаг своими квадратными башмаками, разговаривают эти господа?

Шесть (информация, полученная от Сары) — количество посудомоек, которые переменились в Истон-Холле, вызвав неудовольствие миссис Уэйтс, за то время, что она служила там кухаркой.

Того, что, как представлялось Эстер, она найдет в сельской местности в первую очередь, как раз там и не оказалось. Это тишина. В Истон-Холле было очень шумно. Ветер хлопал оконными ставнями. Лошади, впряженные в экипажи, тяжело бухали копытами по гравию. Откуда-то из дальней комнаты доносился женский смех. Ночами раздавались зловещие шепоты и шорохи; раскачиваясь, вдали скрипели деревья. А вместе с шумом происходило движение: то из угла огорода бросится в сторону лиса, то горностай выскочит прямо из-под ног, когда они с Сарой прогуливаются по саду, то грачи стаями пролетят над вязами. Впрочем, посреди шума и движения можно найти зоны тишины и неподвижности: кухонный комод с откинутой крышкой, где поселилась колония полевых мышей; глиняный горшок тысячелетней давности и груда серебряных монеток, откопанных в каком-то овраге одним из слуг мистера Дикси; кольцо с печаткой, обнаруженное между плитами кухонного пола. Однажды тусклым полднем, когда миссис Уэйтс и миссис Финни уехали в Уоттон, а мистер Рэнделл спал, сидя на стуле у себя в буфетной, Сара провела Эстер в чердачную комнату, где стоял сундук, набитый юбками с кринолином, платьями и туфельками, которые разве что Золушке впору.

— Это еще что такое? — поинтересовалась Эстер, пропуская между пальцами выцветший падуанский шелк и куски тафты.

— Ну как что? Такие платья важные дамы носили. Сто лет назад или даже больше, а теперь их мыши съели. Пари держу, ты никогда такого не видела.

— А это? Похоже на набивку волосяного тюфяка.

— По-моему, парик.

Эстер нерешительно — ей казалось, что за ними наверняка кто-нибудь наблюдает и потом им достанется на орехи, — приложила остатки фальшивых волос к голове. Они пахли пылью и плесенью.

— Ну вот, посмотри. Ты сейчас похожа на герцогиню.

— Скорее на дуру, это уж как пить дать, — откликнулась Эстер. И все же ей было интересно. Они с Сарой провели целый час, примеряя одно платье за другим, расхаживая по комнате и отвешивая друг дружке поклоны.

— Интересно, что миссис Уэйтс сказала бы, спустись мы к ужину в каком-нибудь из этих нарядов? — усмехнулась Сара.

— Мы бы просто место потеряли, вот и все, — фыркнула Эстер. — Эй, слышишь, часы на церкви бьют. Уже пять.

Платья были сложены и возвращены в комод.

— Эй, Эстер, малышка, это ты? Тысячу лет тебя не видел.

С трудом удерживая обеими руками корзину со сложенным бельем, поверх которого лежала связка прищепок, Эстер возвращалась с задней лужайки на кухню. Она равнодушно посмотрела на Уильяма.

— Скажешь тоже, тысячу. — Эстер попыталась было протиснуться мимо него в открытую дверь, но тот, вытянув руку (другую он сунул в карман), остановил ее.

— Погоди, мне нужно сказать тебе кое-что.

Эстер настороженно огляделась. Стояла осень, было четыре часа пополудни, верхушки вязов уже темнели, воздух пронизывала холодная влага, истекавшая, казалось, из самых глубин земли. Вокруг никого не было видно — ни на кухне, ни в помещении для слуг. Эстер осторожно поставила корзину с бельем на ступеньки.

— Ну что там у тебя?

С момента своего появления в Истон-Холле Эстер многому научилась. Не в том смысле, что ей открылся большой мир и его законы, но в своем закутке она теперь ориентировалась гораздо увереннее, чем раньше. Под руководством миссис Уэйтс Эстер научилась варить компот из айвы и готовить голландский соус («Верный признак того, что ты ей нравишься, — восхищенно пояснила Сара. — Вообще-то она страшно боится, что посудомойка может занять ее место»). По обрывочным замечаниям за обеденным столом и в помещении для слуг она узнала и кое-что о родословной своего хозяина. Дикси — древняя норфолкская фамилия, настолько древняя, что корни ее уходят во времена Вильгельма Завоевателя, а то и раньше, так что первые Дикси вполне могли считать этого господина узурпатором. Говорят, один из них был брадобреем и одновременно хирургом у короля Эдварда Исповедника и погиб в битве при Гастингсе. Но к сожалению, добрые времена не длятся вечно. Были некогда Дикси — лорды-наместники, Дикси — коменданты Пяти Портов: Дувра, Гастингса, Сандвича, Ромни и Хаита, Дикси — королевские фрейлины, а теперь остался только один. Около тридцати лет назад некий член семьи затеял судебную тяжбу против соседа. Началась она со спора по поводу охотничьих угодий, но потом перекинулась почти на все стороны жизни, которые регулируются законом. Дикси сражался яростно, не считаясь с затратами, и проиграл. Другой Дикси, кузен того сутяги, потратил кучу денег на нефтяную скважину в Корнуолле, а под конец, когда ее пробурили, выяснилось, что там только вода. А теперь под яблонями в угодьях мистера Дикси лежат и гниют плоды, а фермеры из окрестных деревень отстреливают ленивых фазанов, разгуливающих по некогда превосходным землям, которые он не сумел уберечь.