– Ну, об этом поговорим в другой раз, – сказал Питт. – Сейчас давайте о нашем деле.

Федералы, по-спортивному поджарые мужчина и женщина, попросили Кэшина дважды повторить свое заявление и начали цепляться к каждому его слову.

– Полагаю, – начал мужчина, – сейчас вы готовы признать, что это было ошибочное решение?

– Задним числом можно всю предыдущую жизнь счесть ошибкой, – ответил Кэшин.

– Вы серьезно отвечаете на вопрос, детектив? – вставила женщина.

Кэшин с превеликим удовольствием сказал бы ей: «Заткнись!» Но он произнес:

– В тех же обстоятельствах я принял бы то же самое решение.

– Все закончилось гибелью двух молодых людей, – продолжала она.

– Да, два трупа. Суд решит, кто в этом виноват, – согласился Кэшин.

Стало тихо. Чиновники переглянулись.

– Как вы считаете, можно ли было проводить операцию в такой сильный дождь? – спросила женщина.

– Погоду не выбирают. Какая была, такая была.

– Но какой смысл? О чем вы думали?

– Ни о чем таком не думал, пока не стало слишком поздно.

Слишком поздно. Он слишком долго ждал.

– А потом, как вы говорите, вы поручили Даву вызвать Хопгуда и дали указание отменить операцию.

– Да.

– Вы полагали, что обладаете подобными полномочиями? – спросил представитель отдела по правам человека.

– Да.

– Вы и сейчас так полагаете?

– Я полагал, что командую всеми, да.

– Вы полагали? А что, разве было неясно, кто главный?

– Я расследую дело Бургойна, а эта операция была следственным действием, связанным с упомянутым делом.

Они посмотрели друг на друга.

– Пойдем далее, – произнесла женщина. – Вы утверждаете, что трижды выходили на связь и пытались отменить операцию?

– Верно.

– Но прием сообщения никто не подтвердил?

– Никто.

– Дав просил подтвердить получение?

Кэшин отвел глаза. Терзала боль, хотелось добраться до дому, выпить виски и завалиться в постель.

– Да, постоянно. После первого сообщения Хопгуд попросил его повторить, сказал, что не расслышал.

– Вы не удивились?

– Нет, случается, что связь плохо работает.

– Вернемся к тому моменту, когда выразвернулись, – заговорил мужчина. – Вы утверждаете, что слышали выстрелы.

– Правильно.

– Видели вспышку рядом с пикапом?

– Да.

– Вы услышали выстрел или выстрелы, а потом увидели вспышку?

Кэшин подумал: «Хочет узнать, кто стрелял первым – Люк Эриксен или мы» – и ответил:

– Был ливень, я услышал выстрелы, увидел вспышку у пикапа. Приказ, что ж…

– А может быть, вспышка была от выстрела Эриксена, стрелявшего после остальных? – спросил Питт.

– Не могу этого утверждать, – ответил Кэшин.

– Но все-таки это возможно?

– Возможно. Возможно, сначала стреляли из дробовика.

– Извините, вы меняете свое заявление? – осведомилась женщина.

– Нет, разъясняю.

– Мы ждали, что человек с вашим опытом будет выражаться поточнее, – произнес мужчина.

– Мы? – переспросил Кэшин, глядя тому прямо в глаза. – Или вы? Да что, черт возьми, вы вообще знаете?

Это ему не очень помогло. Домой Кэшин отправился только через час. Он ехал не спеша, усталый, нервы были на пределе. На повороте в Кенмар вспомнил, что надо купить хлеба, молока и собачьей еды – в холодильнике остался только шмат колбасы. Он подъехал к гаражу Каллахана и остановился у магазина.

В сыром воздухе магазина витал запах кислого молока и черствых хлебных корок, хозяина за прилавком не было. Кэшин взял последнюю пачку молока и подошел к полкам с собачьей едой. Там сиротливо стояла одинокая банка консервов.

– Опять пришел!

Прямо перед ним возник Дерри Каллахан с масляными пятнами на лице, в застегнутом на молнию кардигане, едва сходившемся на огромном пузе.

– Наконец-то вы, ребята, не зря свои деньги получите, – произнес он.

Кэшин огляделся, почуял вонь перегара, заметил поросячьи красные глазки Каллахана, редкие пряди жирных волос, зачесанные кверху на лысый череп.

– Ты о чем это? – поинтересовался Кэшин.

– Да об этих двух черномазых из Даунта. Жалко, не целый автобус настреляли.

Ни минуты не раздумывая, Кэшин перекинул банку мясного собачьего корма с гороховой подливой в правую руку, слегка развернулся и ударил Дерри прямо по лицу, не сумев как следует размахнуться, потому что стоял слишком близко. Боль была такая, что ему показалось, будто он сломал себе пальцы.

Каллахан отступил на два небольших шага, медленно опустился на колени, молитвенно сложил руки, закрыл ими лицо. Из-под ладоней заструилась кровь – сначала красная, а потом почти черная, подсвеченная неоновым огнем рекламы.

Кэшину хотелось врезать ему еще раз, но он только швырнул в него пакетом молока. Пакет просвистел мимо головы Каллахана. Кэшин шагнул вперед, собираясь пнуть торговца, но что-то его остановило.

Уже в машине Кэшин заметил, что продолжает держать в руке банку консервов. От удара банка погнулась. Он швырнул ее на заднее сиденье.

Ребб услышал звук мотора, увидел свет фар. Собаки запрыгали, рванулись к нему, большие уши трепыхались на бегу. Он потрепал их по головам, хотя руки и ныли от боли. Собаки вертелись у него между ног, просили приласкать еще.

– Я уж думал, ты куда смылся, – сказал Ребб. – Оставил меня тут со своими чокнутыми собаками и всеми делами.

Собаки подняли Кэшина задолго до рассвета. В полусне он прошел через спальню, запустил их в холодную темную комнату, опять лег. Они принялись шарить по кухне в поисках еды, ничего не нашли, вернулись к нему и забрались в постель. Совсем разбаловались.

Кэшин не обращал на это внимания. Собаки ложились на него, пихали носами, клали свои легкие головы ему на ноги. Он снова заснул, резко проснулся, разбуженный скрипом металла о металл, приподнял голову, напряг шею, прислушался.

Нет, приснилось… Собаки давно почуяли бы что-то необычное. Но сон ушел. Он лежал на спине, чувствовал, как ноют пальцы правой руки, и прислушивался к печальному шелесту предрассветного ветра.

Мальчишки в пикапе.

В тех же обстоятельствах я принял бы то же самое решение.

Все закончилось гибелью двух молодых людей.

Перед этим разговором в душной комнате до него не доходило, что между истекшими кровью и погибшими подростками и его телефонным разговором с Виллани существует прямая связь.

Ты не преувеличиваешь? Всего-навсего три пацана в пикапе. Что здесь сложного?

А что изменилось бы, если бы Хопгуд поговорил с Виллани? Проигнорировал бы Виллани совет, услышь он его непосредственно от Хопгуда?

Не важно, насколько неуклюже они провели бы задержание мальчишек дома, но по крайней мере не было бы двух трупов.

Он попробовал переключиться мыслями на другое.

Отремонтировать взорванный дом Томми Кэшина, который лежит в руинах чуть ли не со времен Первой мировой. Дурацкая мысль! Ничего не получится, он только впустую потратит время и в конце концов бросит эту затею. Руками он работать не умел, в жизни не уложил ни одного кирпича. И как вообще такое пришло ему в голову?

Он впервые задумался об этом, гуляя как-то с собаками у заброшенной стройки. А однажды утром, по дороге на работу, он повстречался на перекрестке с Берном. В кузове его «доджа» громоздилась груда старых, грязных красных кирпичей. Рядом с Берном сидел древний старикан по прозвищу Колло. Он занимался тем, что отбивал цементную грязь с кирпичей, целыми днями сидел в туче серой пыли, насвистывал себе сквозь дыры меж зубов и сосредоточенно колотил по затвердевшему раствору.

Они остановились у обочины, вышли. Берн перешел дорогу, пыхтя сигаретой.

– Рановато ты что-то, – сказал Кэшин. – По ночам, что ли, дома рушишь?

– Что вы, лентяи, понимаете в честном труде? – ответил Берн. – Только и знаете, что задницы себе нажирать.

– Ты что, по задницам специалист? – парировал Кэшин и круто поменял тему разговора: – Кирпичей здесь сколько?