Подписался под этой рекомендацией, выданной 11 августа 1996 года, Колин Бленди, менеджер. Внизу значился номер телефона.

– Это где? – спросил Кэшин.

– В Квинсленде. Возле Уинтона.

– И что это? Удостоверение личности? Десятилетней давности?

– Ну вроде того.

Кэшин вынул блокнот, списал с листка имена, телефонный номер и сунул бумагу обратно в карман куртки.

– Вы напугали хозяйку, – сказал он. – Плохо.

– Здесь было совсем тихо, когда я пришел, – ответил бродяга. – Собака даже не гавкнула.

– А с полицией у тебя как, Дейв?

– Как-как… Никак.

– Может, душегуб какой, – раздался сзади голос миссис Хейг. – Убийца. Опасный убийца.

– Миссис Хейг, полицейский здесь я, – напомнил ей Кэшин, – я и разберусь. Давай подброшу до шоссе, – обратился он к бродяге. – Еще раз сюда придешь – мало не покажется. Ясно?

– Ясно.

Кэшин нагнулся, поднял куртку и протянул ее бродяге.

– Ну, пошли.

– Судить таких надо! – крикнула им вдогонку миссис Хейг.

Уже в машине Дейв Ребб уверенной рукой потрепал собак по холкам. За перекрестком Кэшин съехал на обочину.

– Тебе куда? – спросил он.

Бродяга на миг задумался и ответил:

– В Кромарти.

– До Порт-Монро подброшу, – сказал Кэшин и повернул налево.

На повороте в город он остановился, вышел вместе с бродягой, открыл багажник и отдал ему скатку.

– Знаешь, куда идти? – спросил он. – Деньги есть?

– Не надо, – отозвался Ребб. – Ты ведь со мной по-людски, не то что другие.

Разворачиваясь, чтобы ехать обратно, Кэшин видел, как Ребб зашагал по дороге, а концы скатки торчали у него поперек спины. В утреннем тумане он был похож на распятого.

– Что там за драма разыгралась? – спросила Кендалл Роджерс.

– Да какая драма! Так, бродяга, – ответил Кэшин. – Ты что, решила бесплатно поработать?

– Рано встала. Да и потом, здесь теплее, – пояснила она, перебирая что-то на столе.

Кэшин приподнял откидную доску, прошел к своему месту и, не теряя времени, принялся составлять отчет.

– Ты знаешь, я подумываю, не перевестись ли куда-нибудь, – сказала Кендалл.

– Значит, мне надо почаще мыться, – отшутился Кэшин. – Могу пересесть.

– Меня уже достала опека! – продолжила она. – Я не новичок!

Кэшин оторвался от отчета. Он давно ждал такого разговора.

– А я тебя и не опекаю. Да и вообще по характеру не опекун. Можешь отдать за меня жизнь в любое время.

Повисла тишина.

– Ну ладно, – продолжил Кэшин. – Надо кое-что утрясти. С пабом, например. Ты же домой возвращаешься часов в десять вечера.

– Эти скоты Кейны меня не тронут. Я не собираюсь объяснять всем и каждому, почему позволила тебе разбираться с этим, делом.

– Почему это они тебя не тронут?

– Потому что тогда мои двоюродные братья их убьют. А после того, что случилось, они церемониться не станут. Ну как, такой ответ устраивает, ваша честь?

Он вернулся к своему отчету, но Кендалл не сводила с него глаз.

– Что? – спросил он наконец. – Что такое?

– Схожу к Синди. Яичницу с ветчиной принести?

– Ты к этой старой карге? В пятницу утром? Нет, давай я.

Она рассмеялась, и напряжение сразу исчезло.

Уже когда Кендалл дошла до двери, Кэшин окликнул ее:

– Кен, в этот раз горчички побольше. Хватит смелости попросить?

Он подошел к окну и увидел, как она направилась вдоль улицы. Глядя теперь на ее походку, Кэшину не верилось, что когда-то она была гимнасткой, в шестнадцать лет выступала за свой штат и даже получила золотую медаль. Как-то раз она сменилась с дежурства и пошла в клуб с приятелем-фотографом. Там ее узнал парень, которого она арестовала несколькими месяцами ранее. Этот парень, ученик в автомастерской, по выходным отрывался на всю катушку – пил, гулял, дрался. За парой увязались, фотографа избили до полусмерти, заперли в багажнике его же машины, и ему повезло, что он уцелел.

Кендалл увезли и насиловали до самого утра. На рассвете ее нашел какой-то мужчина, который вышел погулять с собакой. Ее жестоко изувечили: сломали бедро, руку, шесть ребер, проткнули легкое, разорвали селезенку и поджелудочную железу, свернули набок нос, скулу, выбили пять зубов, вывихнули плечо и наставили огромных синяков.

Кэшин снова занялся отчетом. Можно, конечно, обойтись и без документов, но ведь Ребб работал, а значит, платил налоги. Он набрал номер в Буринди-Даунз. Трубку долго не брали, но наконец до него донеслось:

– Алло.

– Полиция штата Виктория, детектив Кэшин, Порт-Монро. Хочу узнать об одном человеке. Он работал в Буринди-Даунз.

– Кто такой?

– Дейв Ребб.

– Когда работал?

– С девяносто четвертого по девяносто шестой год.

– Нет, уважаемый, про такого не знаем. Хозяева давно сменились, все старые бумажки выкинули.

– А Колина Бленди знаете?

– Бленди? А как же! Старый знакомый, получил пулю от Гриков и уехал в Квинсленд. Да он все равно уже умер.

– Спасибо.

Кэшин подумал, что напрасно не взял у Ребба отпечатки пальцев. Ведь был же повод, а он, видите ли, расчувствовался!

Как там выразилась миссис Хейг? Душегуб… Убийца…

Он позвонил в Кромарти и попросил к телефону знакомого следователя по уголовным делам.

– Что-то чуешь, да? – спросил Дьюис. – Ладно, я скажу там, чтобы посмотрели.

Кэшин сел, положив руки на стол. Чем-то подобным он Реббу и грозил – отпечатки пальцев, долгое ожидание в камере…

– Сэндвич принесла! – появилась на пороге Кендалл. – А уж горчицы! Она, по-моему, столовой ложкой накладывала!

Смена пошла своим чередом. Уже под самый ее конец он узнал, что Дэвида Ребба пока не обнаружили ни в одной электронной базе данных штатов и территорий. Но это еще ни о чем не говорило. Кэшин знал: бывает, за человеком тянется длиннющий хвост обвинений, а он тем не менее не проходит ни по каким базам. Он отметился на выходе, выехал на шоссе и свернул в сторону Кромарти.

Ребб прошагал уже двадцать три километра. Кэшин сбросил скорость, остановился далеко впереди, на обочине и вышел из машины.

Бродяга подошел к нему неспешно, как будто был на прогулке, остановился и замер, чуть ссутулившись, раскинув руки на своей скатке, точно на кресте.

– Дейв, мне нужны твои отпечатки, – произнес Кэшин.

– Да сказал же: я ничего не сделал.

– Мало ли что сказал, Дейв! Все так говорят. Задержим за то, что без разрешения залез в сарай.

Ребб молчал.

– Возьмем отпечатки… – продолжил Кэшин.

– Не сажайте меня, – тихо, как-то безучастно проговорил Ребб. – Не смогу я в тюрьме.

По голосу Кэшин понял, что Реббу страшно, и отметил про себя, что раньше ему было бы на это наплевать. Он подумал немного и произнес:

– Слушай, работать хочешь? Молоко там, коровы… Сумеешь?

Ребб кивнул:

– Приходилось.

– Ну так как?

– Валяй.

– В саду, на стройке?

– Сойдет. Опыт есть.

– У нас тут есть чем заняться. Сосед держит коров, а я собираюсь кое-что построить, надо участок расчистить. Поработаешь на копа?

– Да я у всяких работал.

– Вот и хорошо. Сегодня ночуешь у меня дома. Койки есть, душ тоже. А завтра начнешь разбираться, что к чему.

Они сели в машину и кинули скатку Ребба на заднее сиденье.

– Здесь что, на работу вербует полиции? – осведомился он.

– Угу, а куда мы денемся.

– А отпечатки как же?

– Ладно, я верю, что ты чист. Скажешь – дурак?

Ребб сидел и смотрел в окно.

– Сэкономил деньги налогоплательщиков, и ладно, – произнес он наконец.

Кэшин проснулся еще затемно и вспомнил, как стонал перед смертью Шейн Дейб.

Он полежал, прислушался к себе: спина, поясница, ноги – все отзывалось тупой болью. Пора было скидывать с себя уютный, теплый груз одеяла. Он сунул ноги в остывшие за ночь ботинки, вышел в коридор и через хмурую гостиную своего предка Томми Кэшина в прихожую, а потом на улицу. Снаружи было не холоднее, чем в доме, а сильный ветер с океана развеял сегодня туман.