А к этому добавилась еще странная информация Злыдня, которую он сообщил Пузану, — что якобы автомобилю, который преследует по городу другую машину, приходится ехать в среднем на двадцать километровчасбыстрее, чем преследуемому им авто. Это в газете пишут, утверждал Злыдень.

Не знаю, что это такое — 20 километровчас, Пузан считал это бредом, ссылаясь на законы физики, а Злыдень напирал на то, что машина может ведь проскочить на желтый свет светофора, а следующая за ним — не успеет, и потерянное время ей нужно как-то наверстывать.

Я думаю, что дело совсем не в этом. Еще в детском саду я обратила внимание на т. факт: на физкультуре, когда нужно было идти строем, страус, шествовавший впереди, шел вразвалочку, не спеша, в то время как следующим почему-то приходилось ускорять шаг, а последнему — просто бежать.

Тарзан видел фильм, где птицы учиняют восстание, нападают на людей и в конце концов устанавливают на планете свое господство.

Маяк, или фарус, поэт назвал морским светочем. В пустыне, не то Нубийской, не то Аравийской, тоже есть маяк. Но он так только называется, потому что, как говорят, он никогда не светил. Во всяком случае в наше время он не то что не светит, а испускает мрак, который потоками льется из специальных шварцевых ламп, что установлены в черных проемах башни.

В слепящие знойные утренние и дневные часы, когда изможденным путникам на проходящем вдали караванном пути (а еще дальше — морякам, уже потерявшим надежду в бушующем море) начинает казаться, что они окончательно сбились с пути, так вот: именно в это время на башне вспыхивают лучи мрака; медленно описывая круги, лучи погружают в полную темноту все, на что они падают, и уже издали указывают дорогу путникам, чем и служат им добрую службу.

Но страусы обходят этот маяк стороной.

И снова эти знакомые голоса:

— А льва дамы не забоятся?

— Как пить дать забоятся…

— …ибо нет дичины страховитей льва.

— Дать еще пролог — растолковать, что наш актер не лев.

— И назвать обязательно имя, и половина чтоб лица виднелась сквозь львиную гриву, и чтоб Цикля сам сказал в таком, примерно, духе: «Сударыни… Умоляю вас, не бойтесь, не тряситесь. Я жизнь мою отдам за вас. Если я, по-вашему, сюда явился львом, то рубите мне голову с плеч».

У Лацы Зашибленного пропали часы. Злыдень считает, что их украли беглые негры, он слышал недавно ночью, как они пели на кукурузном поле, узнал их по хриплым голосам.

Пики весь день ходила от страуса к страусу и каждому задавала вопрос:

— Сколько у меня чего на чем?

— Ты что, одурела? Чего на чем?!

На что Пики, победно хихикая, фальшивым тоном:

— У меня на юбочке семь да семь оборочек.

В городе Ф. было некогда два знаменитых храма. Оба увековечены в описаниях путешественников итальянцев и в искусных рисунках тушью, сделанных семь веков назад, после татарского нашествия и окончания гражданской войны.

Один храм был готический, стометровый, причем то была высота не башни, а только стен, над которыми возвышались еще и крыша с башней. Храм во славу Десяти Заповедей был заложен Бартоломеем, сыном Хеннинга, который перед смертью поручил завершить строительство некоему Никошу Заячьей Губе (Nykus dictus Hazinschort — так он поименован в средневековой летописи). Кафедра в храме Десяти Заповедей, будто ласточкино гнездо под стрехой, лепилась под капителью колонны на высоте 98 метров. Оттуда и низвергал на прихожан свои проповеди священник, при этом так перевешиваясь через кафедру, что, казалось, того и гляди вспорхнет на крылах своей черной мантии или свалится вниз. В храме этом звучали глаголы ветхозаветные, в сводчатой же крестильне под громогласные звуки органа крестили маленьких Мозешей, Якабов, Михаев, Аронов, Габриэлей и Абелей, девочкам же давали имена Эстер и Шара.

Второй храм был посвящен Младенцу Иисусу и построен был — к величайшему ужасу археологов и искусствоведов — в стиле барокко приблизительно за пятьсот лет до того, как этот стиль вообще появился. Достоверность старинных гравюр подтвердили раскопки. И объяснить это не могли ничем, только чистой случайностью. То есть ч. архитектор, чисто случайно, построил его именно так, не зная — да и откуда он мог бы узнать, — ч. такое барокко. Точнее, каким оно, это барокко, будет.

Размерами храм тот больше напоминал часовню, священники двигались по нему бесшумно и в полумраке проповедовали свои новозаветные истины еле слышно, чуть ли не шепотом. В храме этом перед резною скульптурой Чудотворной Мадонны, под доносившиеся откуда-то издали слабые звуки сопрано, что возносили славу младенцу Иисусу, крестили маленьких Марий, Яношей, Магдольн, Петеров, Андрашей и Аннушек.

А потом, во время очередной гражданской войны, Ароны, Михаи и Габриэли схватились с Палами, Миклошами и Дёрдями и разрушили храмы друг друга.

Сегодня на ферму явились два следователя. Опросив охранников и конторских, они с мрачным видом отбыли на черной «победе».

Как выяснилось, следователи вынюхивают трансильванского князя-невидимку, так как кто-то им стукнул, что князь прячется в нашем лесу. Поскольку служебный транспорт по нынешним временам в связи с экономией получить было невозможно, разбитую вдрызг и пережившую два капремонта «победу» агенты арендовали у фирмы ритуальных услуг «Закат». Иначе на поиски нелегального князя пришлось бы им отправляться на «скотовозке», как прозвали в народе автобус дальнего сообщения.

А все дело в том, что после смерти в 1735 году Ференца Ракоци [17]князья Трансильвании ушли в подполье и так вот, инкогнито, чуть ли не из-под земли, опираясь на верных людей, правят своим народом. Эти самые верные люди по смерти предшествующего князя избирают нового, и они же хранят как зеницу ока княжескую корону, меч и иные регалии. Ни татарам, ни туркам, ни жандармам, ни охранке, ЧК, ГПУ или НКВД (то есть Народному комиссариату внутренних дел), а также гестапо, абверу и венгерскому УТБ вкупе с румынской сигуранцей (понятия не имею, что это были за органы и чем они занимались), как они ни старались, какие бы награды ни назначали за голову трансильванских князей, так никого из них и не удалось поймать. Всего один раз им удалось, да и то уже после смерти, идентифицировать одного князя, который в обычной жизни для маскировки, или, можно сказать, ради хохмы, выдавал себя за еврея-лоточника.

Окраинная часть Буш-Вельда, которую в народе нарекли Страной львов, казалось, не соответствовала зловещему своему названию, ибо после трех-четырех дней пути им так и не повстречался ни один страшный хищник.

По-видимому, все это лишь предания, и львы скрываются где-то в глубине пустыни, подумал Сиприен.

Но когда он сказал об этом Джеймсу Гильтону, тот рассмеялся.

— Неужто вы полагаете, что львы — это вымысел? — сказал он.

Утром из помещения для охранников раздался душераздирающий рев. Я сразу подумала о львах, но ошиблась.

— Без цукру? — орал Пузан. — Чай без цукру?

По утрам охранники пьют служебный чай, однако сегодня, в связи с дефицитом и удорожанием, они, насколько я поняла, сахар к чаю не получили, точней, получили, но в не-переработанном виде. (По сахарной свекле на чашку.) Отсюда и бурный протест Пузана, оставшийся, разумеется, без ответа.

В лесу появились новые статуи.