— Думаю, доменовцы откроют. — Я рассмеялся. — По крайней мере, у нас есть все, чтобы заставить их это сделать.

— Иногда я тебя не понимаю, — покачал головой Хантер. — Проклятье! Может быть, все-таки объяснишь? А то мне надоело слушать твое бесконечное «я знаю, как попасть на Луну». Мы — союзники, не забыл?

— Что-то в последнее время именно ты слишком часто об этом напоминаешь, — подпустил я шпильку. Хантер начал закипать, и я поспешил погасить готовую вспыхнуть ссору: — Доменовцы действительно сами откроют нам дверцу на Луну. Все очень просто. Основа моего плана — Магнус. Так что попрошу тебя выделить своих лучших людей для его охраны. Особенно духов. Какой-нибудь особо рьяный меркурианец может разгадать мой план и попытаться ударить по самому слабому звену. Как известно, многие высшие, попавшие на Плутон, сохраняют верность своему домену.

— Чем нам поможет этот трус? — Стоун презрительно скривился.

— То, что он — трус, просто великолепно, — возразил я. — Храбрецов, размахивающих сабельками, у нас и так как грязи. А Магнус — познавший таинства. Он может провести ритуал приобщения к алтарю.

— Ерунда. — Хантер рассмеялся. — Попавших на Плутон сразу отлучают от алтаря. Это проверено. После Войны Планет так делают во всех доменах. А без приобщения к алтарю твой Магнус ничего не стоит.

— В том-то и дело, что его не отлучили. Он направлен на Плутон для… как бы это сказать… перевоспитания, что ли. Он приобщит всех наших к алтарю своего домена. Потом мы воспользуемся пауком, — я погладил изваяние по его уродливой каменной голове, — для того, чтобы сократить количество бьющих один раз в Северном домене. Они закажут новых, откроют портал…

— А из портала посыплемся мы! Клянусь саблями Хансера, мне это нравится. — Хантер расхохотался. — Проклятье, а ведь это может сработать! Ты все продумал!

— Конечно. Алтарь домена будет распознавать наших бойцов как своих. Защитные системы замка на них не сработают. А уж живой силой мы их просто задушим. К тому же все, кто попадет под удары меркурианцев, юпитерцев или сатурнцев, будут тут же воскресать на алтаре. А наши бойцы станут разить насмерть. Про низших вообще можно забыть. Это не «может», это «должно» сработать. А уж после захвата домена мы установим постоянный портал на Плутон, как в городах Воинства Небесного. И тогда нас уже никто не остановит.

— Хорошо придумано, — кивнул Хантер, а потом, прищурившись, добавил: — Жаль, не тобой.

— Как это не мной? — опешил я.

— Ты идешь по тропинке, протоптанной твоим отцом. Детали, конечно, отличаются, но суть — та же. Ты не изобрел ничего нового.

Я задумался. Ведь действительно план захвата домена практически копировал то, что сделал отец. Глупо злиться на Хантера или в чем-то упрекать себя. Другого пути действительно не было. Только овладев алтарем, можно взять замок любого домена. И все-таки злость прозвучала в моем голосе:

— Да, ты прав. Это очень похоже на путь моего отца. Обучение принципиально новых бойцов, захват одного из городов, принадлежащих бессмертным, прорыв в алтарный чертог доменовского замка и захват замка оттуда. Можно даже отбросить то, что Хансер действовал только на Луне, а мой план позволит накрепко связать Луну с Плутоном. Только я по этой дороге пойду гораздо дальше. Рано или поздно я вырвусь за рамки, которых не смог преодолеть Хансер.

— Как бы далеко ты ни прошел, он останется первым, кто бросил вызов системе доменов и победил. — Хантер сказал это тихо, но с твердой уверенностью в своих словах. — Он был первым, и тебе его не затмить. Ты сломал его оружие, но это ничего не значит, потому что задолго до этого он от своего оружия отказался. Но тебе не уничтожить его наследия. И ломать оборону Северного домена предстоит именно детям Хансера, а не гвардии Миракла. Твоих гвардейцев доменовцы забьют обратно на Плутон, даже не поморщившись…

— Разговор окончен, — перебил я его. — Вам надо отдыхать, а мне разбираться с этим каменным пауком. Так что не будем напрасно тратить время на пустую болтовню.

Что такое «магия», «чары», «колдовство» для простого смертного? Раньше я ни разу не задавался этим вопросом. А сейчас почему-то стало интересно. Я-то ведь рос там, где все эти вещи вполне естественны и воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. А взглянуть со стороны: вот человек помахал руками, дунул, плюнул, пукнул — и где-то полыхнуло огнем, или сорвавшийся с цепи ветер разметал все на своем пути. Да внешние проявления могут быть какими угодно. А ведь значение имеет только воля творящего чары и понимание стихии, на которую он воздействует. Это, конечно, только про сотрясающих Вселенную, а не про познавших таинства. У последних как раз значение имеет вера. Но не в этом суть. И те и другие создают себе инструменты в виде слов, жестов, начерченных знаков. Инструменты облегчают труд, но они не заменят веры, воли и знаний.

Все эти размышления посетили меня, когда я начал разбираться в действии Паука. Да, именно так, Плутонский Паук, оба слова с большой буквы. Мир Видений — счастлив имеющий туда ход. В нем инструменты не смогут облегчить манипулирования стихиями, но это и не нужно: ты сам словно сливаешься с ними. И приходит глубинное осознание, что и как нужно делать, за какую ниточку дернуть, чтобы минимальными усилиями достигнуть результата. Там становится видна истинная суть всего, связанного с чарами.

В Мире Видений Паук был такой же статуей, как и в обычном мире. На нем все еще виднелся отпечаток мастера, гениального скульптора. А по-другому и быть не могло. Содержание требовательно к форме. Столь великий артефакт древности просто обязан быть шедевром. И ни капельки сверхъестественного. Оружие высших в Мире Видений больше похоже на магический предмет, чем Плутонский Паук. Простая статуя. Я бы отступил, не знай я наверняка, что он собой представляет.

Опустил ладонь на голову статуи — и тут же почувствовал, как плоть сливается с камнем. Первую панику я подавил. Необратимости не чувствовалось, я легко мог освободить свою руку. Опустил вторую ладонь, чувствуя, что полностью растворяюсь в этой странной статуе. Впрочем, теперь обычной я бы ее не назвал. Паук встряхнулся под моими руками, разбрасывая во все стороны каменные чешуйки. Теперь он стал живым. Не знаю, как использовали его члены Конклава, — я торил свой путь, какие-то глубинные инстинкты вели меня по Миру Видений. И этот Мир менялся. Теперь он представлял собой паутину. И в центре — Я-Паук.

Тысячи и тысячи паутинок, теперь я ощущал их все. Вот людишки, которых давно запеленали в кокон, на других — только пара витков, а вот третьи: нить лишь прилепилась к ним. За последними я могу только следить, иногда, когда они ослабляют внимание, дергая за нить, подправляя их дела, их поступки, но мне не заставить их повиноваться своей воле. Восемь паучьих ног, восемь человек. Да, я могу контролировать одновременно ровно столько. А эта паутинка делает петлю, и… Это я! Нить всего лишь прилепилась ко мне. На ней несколько узелков. Петли, которые пытались накинуть на меня и которых я удачно избежал. Все это отражено здесь. Порвать ее! Немедля!

Порыв отозвался тупой болью. Только сейчас я заметил, что обрывок моей паутинки — лишь один из многих. Некоторые — старые, некоторые образовались не так давно, но от них веет пустотой. Мне-Пауку никогда не узнать, кто был настолько крепок волей, что сбросил липкую нить Плутона.

Грешник. Почему я сразу подумал о нем? Паук заметался по своей сети и тут же замер. Грешника здесь не было. Скорее всего, одна из оборванных нитей вела к нему.

Пантера. Стоило мне подумать — и я увидел свою сестру. Очень тонкая паутинка, а на нее намотан обрывок второй. И этот обрывок все время трет нить. Рано или поздно она не выдержит. А потом я увидел саму Пантеру. Сад в одном из внутренних дворов замка, она идет рядом с Грешником. Они о чем-то разговаривают, глаза моей сестры блестят, как звезды в морозную, ясную ночь. Их ладони на волосок от соприкосновения. Их души открыты друг для друга, но отгорожены от остального мира сферой слепящего Света. Я не могу услышать слов, я не могу дернуть за ниточку и заставить ее уйти. Рядом с ней тот, кто может все. Или он может все, пока рядом с ней?