Чем ближние племена хороши — так это тем, что кровь в них не застаивается, ряды постоянно пополняются изгнанниками из Города либо молодежью из Паучатника. Дальние же, находясь в постоянной войне с соседями, уже давно вырождаются от внутрисемейных браков.

И вот мы искали племя, с которого начнется очередное объединение. Я не собирался повторять ошибок своих предшественников. Из племен будут набираться боевые подразделения с жесткой иерархией и дисциплиной, и этим отрядам будет дана четкая цель, новый, сильный враг, новые умения и символ, «знамя». Спасибо Хантеру, он показал, как много стоит мое происхождение.

Подходящее племя нашлось. Оно было немалым — около двухсот мужчин, его укрепление расположилось высоко в горах, очень легкое для обороны, вождь был в меру властным, но без мании величия. Вдобавок ко всему этому в племени сложилось искусство стрельбы из лука. Шут посмотрел на воинов и пришел к выводу, что это — нечто вроде способностей Харролов Зеленого домена. К тому же рядом жило еще два племени поменьше, когда-то давно отколовшихся от этого, с теми же умениями, — первые кандидаты на объединение.

Я подозревал, что Конклав за мной наблюдает, — дураками они не были и должны понимать: сын Хансера может стать опасным. Значит, самому объединять племена мне никак нельзя. Для этого нужен кто-то из местных. Вождь выбранного нами племени подходил на эту роль.

Грешник проснулся. Он всегда просыпался до рассвета, всегда вскакивал на ноги внезапно даже для Шута. Казалось бы, вот тело, завернувшееся в плащ, и не определишь, живое оно или мертвое. И вдруг — какое-то движение. Ты уже потом осознаешь, что то самое неподвижное тело резко вскочило на ноги, сделало несколько финтов своим шестом в высоком прыжке и приземлилось на одно колено, припав к земле. И только пару мгновений спустя понимаешь: Грешник пробудился. Для него это были «простенькие упражнения, чтобы размять мышцы и заставить тело проснуться». По крайней мере, так говорил он сам.

— Утро, — буркнул я.

— Утро доброе, — откликнулся он.

— А вот в последнем я сомневаюсь.

— Почему? — Грешник улыбнулся одной из своих редких улыбок. Я знал их наперечет, мог сосчитать на пальцах одной руки те моменты, когда их видел. Три из них предназначались Тер, четвертая была во сне, а пятая — только что. — Меня радует уже хотя бы то, что сегодня вы не собираетесь никого убивать.

— Сложный день. А мне уже, если честно, порядком надоело блуждание по этим горам. — Не знаю почему, но его приподнятое настроение начинало меня раздражать. Да и вообще этот святоша иногда выводил меня. Обычно я этого не показывал, но сегодня все прорвалось наружу. — Понимаю твое уважение к любой жизни, — язвительно продолжил я. — Легко быть святым, когда любого противника можешь вырубить даже без оружия. Вот только что же ты связался с нами, мясниками, у которых руки по локоть в крови?

— Здесь, на Плутоне, все такие, — спокойно ответил он. Улыбка сползла с его лица, передо мной опять был прежний Грешник.

— Плутон, Плутон! — Я повысил голос. — А на Луне другие? А на Земле? Легко идти по жизни в белых одеждах — я, мол, никого не убиваю. Зато убиваем мы! Каждый взятый тобой на себя наш противник — это смерть тех, чью спину он прикрывал. Смерть от наших рук, в том числе и от руки Пантеры. А с ней ты немало постранствовал, так что все трупы дели на два и половину записывай на свой счет.

— Я спас тех, кто выходил против меня, — процедил Грешник сквозь зубы. — Они отделались синяками, а могли лишиться головы.

— Вместо них головы лишились другие! Ты лицемер, самый большой лицемер, какого я знаю. Да, мы убиваем! Но мы делаем это сами! Если у нас есть цель, ради которой надо отнять жизни, мы берем оружие и отнимаем! Сами! А ты нашел тех, кто сделает за тебя грязную работу, и еще смотришь на нас свысока, святоша!

— Это неправда, — тихо ответил он. — Я никогда не смотрел на вас свысока. Вы просто не понимаете.

— Чего? Того, что подставить шею под топор гораздо благороднее, чем сражаться? Да! Мы этого не поймем никогда, но, если бы ты всегда подставлял шею, как бы выжил? А ты жив, стоишь передо мной и еще говоришь, что я чего-то не понимаю!

— Сегодня ты понял, что не каждая цель требует крови, и вы не будете убивать. И это уже хорошо.

— Это — не твоя заслуга! Мне нужно это племя и не нужны всевозможные долги крови, потому наши клинки останутся в ножнах, а вовсе не из-за твоих сопливых проповедей! Я решаю, кому из моих врагов жить, а кому умереть, и ты этого не изменишь!

— Тихо вы, расшумелись, — проворчал проснувшийся Шут. — Небось все часовые вашу перебранку слушают.

Он выглянул из-за скального выступа, который скрывал нас от жителей селения, но, увы, не мог скрыть от ветра. Наш отряд из трех человек расположился на небольшом более-менее ровном пятачке чуть выше частокола. Вообще-то ведущая сюда козья тропа сторожилась, но мы смогли прокрасться мимо часовых. Появиться собирались сверху, со стороны вечных льдов.

— Моралисты тут собрались, философы, вашу через колено. Поспать не дадут.

— Тихо все, — прошипел я. — Отдыхайте, еще времени чуть-чуть есть, с рассветом выступаем.

Они замолчали. Я вновь завернулся в плащ, прикидывая напоследок детали плана. Пройти по лезвию бритвы. Все строилось именно на этом, а еще — на культе Хансера, который в наибольшей мере был популярен именно в этом племени. Пожалуй, шанс упасть с десятком стрел в разных частях тела у нас гораздо больше, чем успешно исполнить задуманное. Кольчуг мы не надевали. Стрелы, выпущенные из деревянных луков с накладками из костяных пластин, прошибли бы их насквозь. Я выглянул из-за выступа. Вон они, два стражника в кожаных куртках с костяными нашивками, кожаных же шлемах, с луками в руках. Да, металла здесь было немного. Добывать руду и плавить ее умели немногие, а все, что попадало в руки племени, пускалось на оружие.

Да, и еще, забыл упомянуть, здесь был известен мой облик и то, что я — сын Хансера. А значит, при всем безумии наших планов шанс на успех оставался.

Над горами начало всходить солнце. Я толкнул ногой Шута, а потом Грешника, сгоняя с них дрему. Мы тщательно выбирали это место строго на восток от деревни. Мы четко выбрали время: первый луч солнца ослепит стражей, осмелившихся взглянуть на нас. Это была постановка, лицедейство, мы играли на потребу дикарям, чтобы пробудить в них определенные чувства. На такие идеи натолкнул меня Шут — тогда, в таверне месяц назад, когда кривлялся перед публикой. Мозг у человека слабо развит, к нему не достучишься, — дави на чувства.

Я все просчитал. Стражники услышали громкий рык белого плутонского тигра. Он прокатился по горам, цепляясь за уступы, эхом гуляя в расщелинах и уносясь к вершинам. Они обернулись на звук, все, кто был на улицах селения, обернулись, но солнце ударило им в глаза.

Я прыгнул первым, Шут и Грешник — чуть запоздав. «Пружина», так обычно называют это заклинание. Творится оно почти мгновенно — воздух сгущается, превращаясь в ступеньку, а как только ты ставишь на эту ступеньку ногу, освобождается и толкает тебя в нужную сторону.

Мы преодолели расстояние до частокола, легко перелетев через верхушки заостренных бревен. Стражники увидели нас в последний момент. Я пролетел между ними, Грешник — над ними: его «пружина» была самой сильной. Шут выхватил свои мечи и прямо в приземлении перерубил обоим луки. Он опустился на самом краю помоста, который шел по внутреннему краю частокола, и, сделав сальто, спрыгнул к нам.

Приземлялись мы не просто так. Для этого служило еще одно специальное заклинание — «подушка». Оно точно так же сгущало воздух, но в меньшей степени, так, что ты входил в него, как в воду. Эти фокусы доступны любому высшему.

Селение было не таким уж большим. Мы могли бы совершить бросок к центру до того, как ошеломленные воины придут в себя. Только планы у нас другие. Мы шли медленно, демонстрируя полное спокойствие. В спину нам полетели с запозданием возмущенные вопли стражников, только сейчас понявших, что случилось с их оружием. К счастью, по самому селению воины с луками просто так не разгуливали, иначе… Я не знаю, что было бы иначе. Ведь и с мечами они на нас не набросились, хотя могли. Я чувствовал их напряжение. Они не знали, что делать, но были готовы ко всему.