Медея, глядя на детей, горестно восклицает:

Медея прижимает к себе детей, но затем заставляет себя изжить теперь уже неуместную жалость. Дети уходят — несчастные, молчаливые, невинные жертвы разыгравшейся драмы.

Появляется Вестник. Он подробно рассказывает об ужасной кончине Главки. Надев на себя драгоценное одеяние и украсив волосы диадемой, та стала смотреться в зеркало. Яд, которым была покрыта одежда, проник в тело, диадема, как медный обруч, стала сжимать голову, а одежда принялась жечь огнем ее тело [48], отделяя от костей мясо — «по коре еловой так сочатся слезы». На помощь Главке поспешил Креонт. Он обнял несчастную дочь, но ее одежда стала прилипать и к нему, а когда он попытался оторвать эту одежду, то вместе с нею стал отрывать и куски своей плоти и в результате испустил дух [49].

Узнав, что ее коварный план удался, Медея ликует. Но гибель Креонта и Главки не утолила месть Медеи: ведь она решила убить своих детей, чтобы еще сильнее заставить страдать Ясона. Медея уходит во дворец, и тотчас оттуда раздаются крики и стоны ее сыновей, которые слышать еще мучительнее оттого, что это первые звуки, ими произнесенные за все время действия пьесы.

Ясон, узнав о гибели Креонта и Главки от руки Медеи, спешит во дворец, опасаясь, что родственники Креонта из мести погубят его сыновей. И тут хор оповещает его, что он опоздал [50].

В это время в воздухе на запряженной драконами колеснице появляется Медея; у нее на коленях убитые ею сыновья. Ясон молит оставить ему хотя бы тела сыновей, чтобы он сам мог похоронить их, но Медея отказывает, обещая, чтобы искупить невинную кровь детей, установить в Коринфе обряд и праздник. После этого она улетает на колеснице.

Ясон подавлен, он в ужасе, а хор, завершая трагедию, поет о превратностях жизни:

В своей трагедии Еврипид использовал мифологический материал, чтобы исследовать социальную проблематику: слабость женщин в мире мужчин и ненадежность взятых на себя обязательств, когда они начинают противоречить собственным интересам. Но ответов на эти вопросы Еврипид не дает, да и зрители, смотревшие в его время эту трагедию, хотя, вероятно, и подмечали в ее сюжете свои собственные проблемы, тоже, по всей видимости, не знали, каким образом их верно решить. Актуальность этих спорных вопросов и попытка Еврипида их заострить являются, пожалуй, причиной того, что греческий миф, им описанный, интересен и в какой-то мере насущен и для нынешней публики.

О дальнейшей судьбе Медеи рассказывают по-разному. Согласно Аполлодору, Медея, бежав из Коринфа, поселилась в Афинах и стала женой Эгея, родив ему сына Меда. Однако затем, испугавшись, что не Мед, а Тесей, сын Эгея, унаследует власть отца, Медея решила погубить Тесея, но ее план не удался, и она была вместе с сыном изгнана из Афин. Мед стал воином, сражался с варварами и погиб в походе против индов. Медея вернулась в Колхиду, где к тому времени Ээта сверг с престола его брат Перс. Медея убила Перса и вернула престол отцу.

По версии Гигина, Мед оказался в Колхиде раньше Медеи, но, хотя назвался Гиппотом, сыном Креонта, был тут же посажен в темницу Персом, которому предсказали, что его убьет потомок Ээта. Тем временем в Колхиде начался голод. Возвратившаяся в Колхиду Медея, выдавая себя за жрицу Артемиды, узнала, что в темнице находится сын Креонта, и решила принести его в жертву богам, чтобы остановить голод. Но в последний момент Медея признала в узнике сына, дала ему жертвенный нож, и Мед убил Перса.

По Ивику и Симониду, Медея вышла замуж за Ахилла в Элизии, стране блаженных.

Что касается Ясона, то по одной версии мифа, он покончил жизнь самоубийством, а по другой версии, погиб под обломками обветшавшего «Арго», когда прилег под его кормой отдохнуть.

«Аргонавтика» — настоящий агломерат мифов и сказок. Отдельные мотивы этого мира обычны для волшебных сказок многих народов: героя отправляют в опасное путешествие, чтобы отделаться от него; невыполнимое задание, которое герой осиливает с помощью дочери главного противника; враждебные существа, которых герой побеждает, натравив друг на друга; триумфальное возвращение героя с достойным трофеем.

К подобным историям относятся, например, скандинавское сказание «Правительница-служанка» и британская поэма «Сражение птиц». Русский фольклорист Владимир Пропп, анализируя русские волшебные сказки, выделил в них тридцать одну повторяющуюся постоянную функцию и остался весьма доволен, когда оказалось, что его схема подходит для «Аргонавта ки».

По поводу золотого руна, цели путешествия аргонавтов, еще со времен античности ходят разные домыслы. Несомненно, это — архетип сказочного сокровища, в поисках которого герои отправляются в путь. Но поискам золотого руна еще в стародавние времена попытались дать рациональное объяснение. По мнению древних, в Колхиде имелось природное золото, и географ Страбон, опираясь на эти слухи, предполагал, что Ясон отправился в Колхиду за золотом. Страбон даже пояснял, откуда появилось понятие «золотое руно». На его взгляд, колхидцы добывали крупинки золота, опуская в золотоносную реку шкуру овцы.

Согласно античному словарю Свиды, существовала книга «Золотое руно», трактат по алхимии. А уже в наше время Эрихом фон Дэникеном выдвинута и вовсе фантастическая гипотеза. По его мнению, золотое руно — корабль инопланетян.

Аполлоний Родосский — не единственный автор, писавший о Ясоне и аргонавтах. Пребывание аргонавтов на Лемносе описано в пьесах Эсхила и Софокла. Некоторые исследователи считают, что порядки, царившие на Лемносе, подтверждают существование в исторические времена местной гинаэкакросии— верховенства женщин над мужчинами. Овидий в сочинении «Героиды» описывал страдания Гипсипилы, оставленной Ясоном. В I веке римский эпический поэт Валерий Флакк написал свою «Аргонавтику». Не обошли эту тему и писатели Возрождения. Эдмунд Спенсер в поэме «Королева фей» (1590) писал:

Не оставили вниманием миф о путешествии аргонавтов и писатели XIX столетия. Австрийский драматург Франц Грильпарцер написал трагедию «Золотое руно». Американский беллетрист Натаниель Готорн использовал миф о походе аргонавтов в «Тэнглвудских рассказах» (1853), а рассуждая о греческих мифах, писал: «Эти бессмертные мифы подходят любому времени, стоит лишь наделить их героев подходящими манерами, чувствами и моралью». Англичанин Чарльз Кингсли в своем сочинении «Герои» (1856), рассказывая об аргонавтах, отмечал их мужество, тягу к приключениям и бесстрашие, а затем писал об этом мифе: «Среди всех известных волшебных сказок миф о походе аргонавтов выделяется красотой, мудростью и правдивостью, он прививает детям стремление совершать возвышенные поступки, учит их благородству и наставляет верить в Господа Бога и Его милосердие». Уильям Моррис написал поэму «Жизнь и смерть Ясона» (1867), в которой сильный привкус средневекового рыцарского романа сочетается с мифологической фабулой; в результате поэма представляется странной смесью романтизма Китса, христианского социализма и викторианской эротики, чему служит примером любовная сцена с оставившим Медею Ясоном и Главкой: