Майклс отрешенно посмотрел на меня.

– Да. И, разумеется, вакцина долголетия по-прежнему течет в его венах. Но и все. Его забрасывают во тьме, машина исчезает, и он отрезан от своей жизни. Он знает лишь, что ему подобрали такую эпоху… с такими чертами… которые сделают наказание достойным вины.

В комнате вновь наступила тишина, и тиканье часов на каминной полке вдруг заполнило весь мир, как будто все остальные звуки замерли. Ночь была холодна.

– Какое преступление вы совершили? – спросил я.

Он ответил спокойно и горько.

– Это не имеет значения. Я же говорил: преступления одного века служат примером героизма в другом. Если бы моя попытка удалась, потомки славили бы мое имя. Но я потерпел неудачу.

– Вероятно, многие пострадали, – сказал я. – Вас, должно быть, ненавидел весь мир.

– Да, – коротко ответил Майклс. И, помолчав, добавил: – Разумеется, все это выдумки. Мы просто коротаем время сказкой.

– Стараюсь подыгрывать, – улыбнулся я. – Куда и когда вас бросили?

– Меня оставили под Варшавой, в 1939-м, – чуть слышно проговорил он.

– Вам, полагаю, не хочется вспоминать военные годы?

– Нет.

Тем не менее он продолжал:

– Мои враги просчитались. Смятение, вызванное нападением Германии, позволило мне затеряться. Постепенно я стал разбираться в обстановке. Конечно, я ничего не мог предсказать; не могу и сейчас – только узкие специалисты знают, что происходило в двадцатом столетии. Но когда меня забрали в фашистскую армию, я понял, куда попал, связался с американцами и стал их разведчиком. Рискованно – ну и что? А потом мне помогли устроиться здесь.

Его настроение менялось. К нему вернулись былые уверенность и спокойствие.

– Да, конечно, сначала было трудно. Я не имею в виду условия жизни. Вы, без сомнения, ходили в походы и замечали, как быстро можно приспособиться к отсутствию горячей воды, электрического освещения и прочих вещей, к которым привыкли с детства. Я бы не отказался от гравикостюма или нейростимуляторов, но прекрасно обхожусь и без них. Тоска по дому – вот что не дает покоя. Это хуже всего. Но я привык…

На его лице внезапно появилась усмешка.

– Даже если бы меня сейчас помиловали, я бы не вернулся назад.

Я допил свой бокал, смакуя виски.

– Вам здесь нравится?

– Да, – ответил Майклс. – Теперь да. Эмоциональное потрясение прошло. Мне помогло то, что я был очень занят: сперва боролся за жизнь, потом – за становление в этой стране. Времени на переживания просто не хватало. Дело, которым я занимаюсь, все больше и больше интересует меня. Я обнаружил здесь у вас такие приятные черты, которые будущее утратило… Спорю, вам и в голову не приходит, в каком экзотическом городе вы живете. Подумайте, в эту самую минуту солдат стоит на часах у атомной лаборатории, в подворотне замерзает бродяга, в разгаре оргия у миллионера, где-то сидят проповедник, торговец из Индии, шпион…

Его возбуждение спало. Он отвернулся от окна и посмотрел назад, в сторону спальни.

– И мои жена и дети… – произнес он с огромной нежностью. – Нет, я не вернусь ни за что на свете.

Я в последний раз затянулся сигарой и неохотно затушил ее.

– Вам действительно неплохо живется.

Мрачное настроение окончательно покинуло его. Он широко мне улыбнулся.

– Кажется, вы всерьез поверили этой ерунде.

– О, не сомневайтесь. – Я встал и потянулся. – Уже поздно. Нам пора идти.

Он не сразу понял.

– Нам?..

– Конечно. – Я достал из кармана пистолет-парализатор. – В таких делах нельзя полагаться на случай. Мы проверяем.

Кровь отхлынула с его лица.

– Нет, – прошептал он. – Нет, нет, нет. Амали, дети…

– Это, – объявил я, – часть наказания.

Я оставил его в Дамаске, за год до вторжения Тамерлана.

История о том, как Асмодей наперекор всей современной скептической науке пришел к выводу, что некоторые старинные легенды – чистая правда, и о том, как он разыскивал нужную книгу, и как это ему, наконец, удалось, сама по себе интересна. Но не об этом сейчас речь.

Немало времени прошло, прежде чем он раздобыл все необходимые ингредиенты, а главное – собрался с духом. Наконец пробил урочный час, и он позвонил своей секретарше. Та впорхнула в кабинет.

– Да, сэр?

– У меня крайне важное дело, – сказал Асмодей. – Я хочу, чтобы меня ни по каким вопросам никто не беспокоил, пока я сам не разрешу. Вам ясно?

Он был горд тем, что сохранял спокойствие, и даже сам себе немного удивлялся.

– Да, сэр, – кивнула секретарша. – Что’ы никто не ‘ешал. Если только не ‘озвонит Его Адское ‘еличест’о.

Ее клыки производили внушительное впечатление, но зато несколько портили дикцию, и, уж конечно, мечтой ее жизни была сценическая карьера.

– Вот именно, – саркастически сказал Асмодей. – Или если не начнется Армагеддон. Теперь идите и никого сюда не пускайте.

Секретарша распростерлась перед ним ниц и упорхнула. Асмодей выскользнул из-за обсидианового стола и запер за ней дверь. Подойдя к окну, он посмотрел, не пролетает ли кто мимо. Впрочем, это было маловероятно: как Уполномоченный по Производству Серы и Зловония, он занимал третий этаж административного небоскреба, а летать так низко мало кому разрешалось. Он увидел лишь привычную пустынную равнину, кое-где озаренную пламенем. Он был необычайно взвинчен, и когда, перекрывая привычный шум, где-то раздался истошный вопль, Асмодей навострил уши.

– Ля-бемоль, – кивнул он и сделал повелительный жест. Окно закрылось.

Не теряя времени, чтобы чего доброго не испугаться, он выдвинул ящик стола и достал оттуда старинный полуистлевший фолиант в переплете из драконовой кожи. Раскрыв его, он еще раз просмотрел нужные места, потом приготовил все, что могло понадобиться, и приступил к работе.

Первый этап процедуры был неприятен, но терпим: нужно было прочитать молитву задом наперед.

Дальнейшее было ужасно, но, к счастью, после совершения нужных действий Асмодей был уже настолько ошеломлен, что все остальное проделал почти механически. Лишь когда он начертил мелом на трехмерном полу поверхность Мебиуса, он отчасти пришел в себя и уже надменно провозгласил:

– Приди! Приди! Приди!

Беззвучно вспыхнуло ослепительное пламя, и, когда Асмодей вновь обрел способность видеть, внутри магического чертежа стоял человек.

Асмодей отшатнулся. Он знал, что заклинание должно подействовать, но когда это произошло на самом деле… Он почувствовал, что дрожит, закурил сигару, глубоко затянулся и только тогда смог взглянуть на того, кого вызвал.

Асмодей считал себя довольно красивым дьяволом. Но человек, даже по его понятиям, не казался таким уж омерзительным. Он был примерно такой же величины, тоже с двумя руками и двумя ногами, только без рогов, крыльев и хвоста. Рубашка его не отличалась свежестью, но он не был похож на бедняка. Экземпляр попался пожилой, худой и лысый, и кожа его напоминала старый пергамент. Что же в нем было такого ужасного? Вглядевшись получше, Асмодей понял: глаза. За толстыми стеклами очков светилось что-то необычное. А еще глубже скрывалась душа… Асмодей с трудом поборол вечно глодавшую его зависть.

Человек некоторое время повертелся, пытаясь сойти с поверхности Мебиуса, но это ему не удалось. (Книга предостерегала, что, если вызванный человек вырвется на свободу прежде, чем будет заключен договор, последствия будут ужасны.) Но скоро человек успокоился и встал, скрестив руки на груди, сжав губы и вглядываясь в окружающую тьму, прорезаемую вспышками пламени. Заметив Асмодея, он кивнул головой.

– Никогда не верил в эту чепуху, – сухо усмехнувшись, сказал он. – Но это не сон. Слишком много подробностей. Кроме того, стоит мне понять, что я сплю и вижу сон, как я просыпаюсь. Придется здравому смыслу отступить перед фактами. Они действительно имеют форму блюдец?

– Кто? – разинул рот Асмодей.

– Ваши космические корабли.

– Космические корабли? – Чтобы понять, о чем речь, Асмодей начал припоминать все человеческие языки всех времен. – А, понимаю. Нет, это не космический корабль.