В последней папке находилась пачка писем, связанных джутовой бечевой. Данфи развязал узел и развернул первую страницу. Это было поздравительное послание, адресованное К.Г. Юнгу в Швейцарию, в Кюснахт. Страничка была датирована 23 февраля 1931 года, написана от руки зелеными чернилами на бланке нью-йоркской юридической фирмы «Салливан и Кромвель»:
Дорогой д-р Юнг!
Примите, пожалуйста, мою глубокую благодарность за Ваши постоянные усилия, направленные на избрание меня членом «Общества Магдалины». С этого момента и впредь оно будет для меня маяком, освещающим жизненный путь. Я хочу, чтобы Вы знали, что в нашем общем поиске Нового Иерусалима я всегда буду Вашим верным союзником. (Мой брат Джон направит Вам отдельное письмо, но я уже имел с ним беседу, и его чувства и устремления являются точным отражением моих собственных.) С глубочайшим уважением и признательностью,
Аллен.
P.S. Клоув вспоминает о Вас с любовью (и благодаря Вам процветает).
«Аллен? Какой Аллен?» — подумал Данфи. И тут вспомнил перекрестные ссылки в файле Шидлофа, не в том, который лежал сейчас перед ним на столе, а в том, который он видел еще в Лэнгли. Даллес… Данфи… Юнг. Ну и что? Данфи попытался восстановить в памяти что-нибудь еще. «Оптикал мэджик»… или 143-й. Но в любом случае Даллес. Брат Джона. Аллен.
Данфи ворошил письма, держа их в руке. Вот что, оказывается, Шидлоф приобрел у Фогеляй. Но кто она сама такая? Ответ не заставил себя долго ждать: антиквар, родственница или кто-то из сотрудников Юнга. На самом деле это не имело принципиального значения. Главное заключалось в том, что Шидлоф пытался установить подлинность бумаг, что сейчас лежали перед Джеком. И именно за них поплатился жизнью.
Чувствуя, что впервые за несколько месяцев наткнулся на нечто реальное, Данфи развернул второе письмо и продолжил чтение. Подобно предыдущему, оно тоже было написано на фирменном бланке компании «Салливан и Кромвель». Отправлено двумя годами позже и формально являлось письмом благодарности за гостеприимство, оказанное Юнгом Даллесу и его супруге летом предшествующего года. Тем не менее, закончив выражением признательности, Даллес переходил к более деликатному предмету — определенной озабоченности, которую ощущал по поводу «нашего нового Кормчего».
Его гений, вне всякого сомнения, запечатлен в его восхитительных творениях. Немногие литераторы способны были писать так хорошо, а еще меньше среди них тех, кто оказал столь сильное влияние на современников. Совершенно очевидно и то, что его исключительный ум и духовное мужество, бесспорными доказательствами которых служат все его произведения, помогут ему в исполнении тех сложнейших и предельно ответственных обязанностей, что ныне возложены на него.
Несмотря на то что нашими Кормчими на протяжении столетий часто бывали люди искусства или литераторы (Бэкон, Гюго, Дебюсси — может ли какой другой список быть более блестящим?), я боюсь, что мы находимся на пороге того, что китайцы, называют «интересными временами». А в такие эпохи для ордена, подобного нашему, в качестве Вожатого предпочтительнее иметь спокойного дипломата, способного надежно провести наше судно среди бесчисленных столкновений государственных кораблей. Мне представляется, что Эзра излишне прям в своих высказываниях, слишком, даже вызывающе ярок, чтобы направлять наше небольшое сообщество к благополучному сретению тысячелетнего царства.
Аллен.
Да уж, действительно блестящий список, подумал Данфи. Бэкон, Гюго, Дебюсси? Эзра? Они обсуждали именно того человека, о котором он подумал? Или какого-то другого? Нет, конечно же, его! Какие могут быть сомнения! Сколько других «прямых и ярких» Эзр были известными литераторами в тридцатые годы, и сколько их могло быть включено в перекрестные ссылки в файлах «Андромеды»? Естественно только один — Эзра Паунд.
Значит, Паунд был Кормчим. Кормчим чего? «Общества Магдалины». Но что это такое? А слова насчет Нового Иерусалима?..
Расположив письма в хронологическом порядке, Данфи обнаружил, что Даллес писал Юнгу по четыре или пять раз в год. Большей частью смысл писем был довольно ясен. К примеру, когда он спрашивал совета у швейцарского профессора относительно «состояния нервов» своей жены. Но были в них и таинственные места. Особенно заинтересовали Джека частые упоминания Даллесом о загадочном «нашем молодом человеке». Из писем о нем можно было узнать очень немногое — лишь его возраст (он явно был молод) и пол. Одной такой подробностью было и родимое пятно. В письме из Биаррица, датированного 9 июля 1936 года, Даллес писал о том, что он…
* * *
…провел сегодняшний день с нашим молодым человеком, и считаю это большой честью для себя. Он прибыл из Парижа на уик-энд, и мы были счастливы принимать его в нашем коттедже на побережье. И вот именно вчера я увидел отметину у него на груди — то, что Вы называли «эмблемой». Ее форма настолько точна, что Клоув поначалу приняла ее за обычную татуировку, что очень повеселило нашего молодого человека.
В других письмах их автор выказывал удивительный пророческий дар по поводу многих геополитических проблем. Как, например, в послании от 12 июля 1937 года:
Подозреваю, что в конце концов будет гораздо легче вернуть Иерусалим евреям, чем объединить беспокойный континент, на который мы возлагаем свои надежды. И все же и то и другое должно быть и будет сделано. Если не к середине нынешнего столетия, то уж по крайней мере к его концу. Очень скоро мы увидим Израиль (хотя иногда у меня и возникают сомнения, останутся ли к тому времени еще евреи, чтобы населить его) и объединенную Европу. И дабы избежать неверного понимания, я выражусь яснее: под «объединенной Европой» я имею в виду Европу, которая говорит одним голосом, живет на одну валюту и молится одному повелителю. Континент без внутренних политических границ.
Каким образом мы сможем достичь названных целей — другой вопрос, и, откровенно говоря, боюсь, что наш Кормчий возложил свои надежды на шаткие и недостойные основания. (Что доброго исходило когда-либо из Рима или Берлина?)
Я со своей стороны глубоко убежден, что европейские границы будут когда-нибудь разрушены не солдатами на танках, а людьми с пером в руке. То же самое, по моему мнению, относится и к Святой Земле, и к возвращению ее евреям. Но каким бы способом упомянутые мной цели ни были достигнуты, одно совершенно ясно, друг мой, — мы победим!
Конечно, он прав, подумал Данфи. Надежды их Кормчего зиждились на весьма ненадежном основании. Отринув Рузвельта и обратившись вместо него к Муссолини, он забил «гол в свои ворота» и в ворота того Общества, которое возглавлял.
Но возможно, все-таки не так уж недальновиден был этот Эзра Паунд, как может показаться на первый взгляд? Если взглянуть на все происшедшее под несколько иным углом зрения, можно сделать вывод, что война и геноцид, развязанные Гитлером, пусть невольно, но помогли проложить путь для возникновения государства Израиль и Общего рынка. И тот и другой в определенном смысле были реакцией на кровавую бойню, которая предшествовала их созданию.
Джек еще раз взглянул на письмо и заметил нечто, на что не обратил особого внимания при первом чтении: «…и молится одному повелителю». Данфи нахмурился. Повелителям не молятся. Это надо обдумать более основательно, решил Джек, но почти сразу забыл о своем решении, как только принялся за чтение самого короткого и самого загадочного письма в связке. На нем стояла дата — 22 ноября 1937 года, и оно начиналось со слов:
Данфи многое бы отдал, чтобы узнать, о чем здесь идет речь, но в отсутствие ответа Юнга понять вопрос Даллеса было невозможно. Из следующего письма, однако, становилось ясно, что начались какие-то очень серьезные события.
Мой дорогой Карл!
Ваше письмо меня по-настоящему успокоило. Мне ничего не было известно об институте в Кюснахте и о тех пожертвованиях, которые он внес. Слава Богу, он сохранен! Наука когда-нибудь, возможно, найдет способ осуществить то, что уже не может сделать он.
Наверное, это было предначертано. Узнав о катастрофе в Испании, я искал утешения в апокрифе и впервые понял истинный смысл тех роковых и таинственных строк:
Его царство придет и уйдет,
И вновь придет опять,
Когда, пораженный под корень,
Он станет последним, последним не став,
Один и со знаком священным на теле.
Тогда все земли те
В единую страну соединятся.
Он будет царствовать над ними,
Пока им не дарует сыновей навек.
Сам будучи безбрачен
И словно мертвый недвижим.
С пониманием того, что Его царство «придет и уйдет», мы живем вот уже несколько столетий. То, что оно должно прийти снова, когда он будет «поражен под корень», — основание для радостного ожидания. Ибо, дорогой Карл, это именно то, что случилось с нашим молодым человеком, чьи страшные раны лучше всего характеризует приведенная строка. Раненный таким образом и не имеющий ни братьев, ни сестер, он является, как доказывает и эмблема у него на груди, «последним» представителем своего рода.
Но далее мои способности толкователя зашли в тупик. То, что он станет «последним, последним не став» — загадка, решения которой, по-видимому, придется ждать до тех пор, пока «все земли те в единую страну соединятся».
Но это не единственное темное место в тексте. Как можно истолковать обещание, что «Он будет царствовать над ними, пока им не дарует сыновей навек, сам будучи безбрачен и словно мертвый недвижим»? Я надеюсь только на то, что значение вышеприведенных строк будет объяснено тем даром, который он сделал институту в Кюснахте. Если именно так и произойдет, тогда Наука бесспорно будет Спасительницей Спасения, а наш молодой человек станет «последним, последним не став».
Чтение апокрифа так, как если бы он был христианской каббалой, конечно же, в высшей степени спекулятивное предприятие. Но если мое толкование верно, то молодой человек, находящийся под нашей опекой, сам есть исполнение пророчества и как таковой — последнее знамение. Значит, он sine qua non [44]всех наших чаяний… По этой причине не следует жалеть ни усилий, ни денежных расходов, чтобы сохранить его в безопасности до того дня, когда со всей очевидностью будут явлены все другие предзнаменования.
Тогда и только тогда сможет наш молодой человек, каким бы старым он ни был на тот момент, стать повелителем. И уже не будет иметь принципиального значения, продлится ли его царствование многие годы или всего лишь минуту. Он «пройдет», как сказано в пророчестве, и, если так будет угодно Науке, породит бесчисленное количество сыновей.
