На этих фразах бедняжка Эллен начала кашлять и краснеть, однако она справилась с собой и продолжала читать признания Изабели.
Когда он попросил меня украсть деньги у моего нанимателя, я украла. Затем я стала гувернанткой в доме, где у детей был любимый щенок. Для проверки моей преданности Он приказал мне убить собачку. Я пришла в ужас, поскольку любила ее не меньше, чем маленькие хозяева. Он не сказал, что в случае отказа покинет меня, — я прочла это в Его глазах. Моя потребность в Нем оказалась сильнее совести. Как-то ночью я задушила собачку. Бедняжка дергалась и пищала в моих руках, пока не умерла. Как скверно я себя чувствовала, обманув ее доверие! Как мучилась, глядя на горесть детей, когда ее тельце было найдено на кладбище, где Он велел мне его оставить.
Однако все это превратилось в пустяки, когда я воссоединилась с Ним. Он погладил мою щеку, и меня охватил блаженный трепет от прикосновения, по которому я томилась. Никогда Он не показывал, что хочет меня, но теперь я увидела желание в его глазах, и прикосновение его пальцев разожгло во мне пламя. Мне хотелось закричать от нетерпения, мне хотелось убежать в ужасе, но Его взгляд сковывал меня, принуждал молчать, и я могла лишь повиноваться.
Как была я благодарна, что читать вслух выпало на долю Эллен, а мне — лишь записывать! Я покраснела при мысли, что хорошенькая скромная Изабель Уайт столь откровенно не скупится на самые интимные признания, но не стану виновато отрицать, будто одновременно я не испытывала тайного любопытства услышать побольше. Эллен хотя и стала совершенно пунцовой, упорно продолжала читать.
Я теряла сознание от Его тепла. Всюду, где Его руки прикасались ко мне, под моей кожей вспыхивал огонь. Я содрогалась и стонала. Ему были ведомы тайны моего тела, о которых сама я даже не подозревала. Охотно я служила Его наслаждению, нетерпеливо я открыла Ему себя. А когда он погрузился в меня, боли, как в прошлом, не было, а лишь экстаз.
Но как могла я совершить подобный грех — упиваться союзом с мужчиной вне священных уз брака? И женская добродетель не воспрепятствовала мне? Увы, меня не заботили ни Бог, ни приличия, ни что-либо еще, кроме Него. Когда Он сказал: «Что бы ты для меня сделала?» — я ответила от всего сердца: «Чего бы ты ни пожелал!» Он был моим господином, всеохватывающим источником моего существования. Я была Его преданной рабыней.
Он знакомил меня с именитыми людьми из всех областей королевства и с Континента. Я развлекала их на балах, в кабаках, в игорных притонах и в спальнях. Цель всего этого так и не была мне сообщена, однако я заключила, что благодаря мне мой господин приобретает власть над этими людьми. Каждый из них чем-то платился за близость со мной, пока мой господин пожинал плоды моих трудов. В какую гнусную бездну Он меня вверг!
Но я не могла позволить, чтобы это меня заботило. В первый раз, когда Он приказал мне лечь в постель с мужчиной, я сказала, что не могу, так как хочу только Его. Лицо Его потемнело, но голос остался негромким, когда Он сказал: «Ты будешь повиноваться мне». И моя решимость рухнула: я увидела, что стоит мне воспротивиться Его воле, и Он уничтожит меня, как уничтожал всех, кто противился Ему. Я повиновалась ради привилегии быть с Ним и оставаться живой.
Я приучила себя ничего не испытывать к мужчинам, которых помогала Ему губить. Когда я была представлена лорду Расселу, премьер-министру Англии, я смотрела на него просто как на еще одну добычу моего господина. Но даже рабыня способна достичь предела своей покорности, даже падшая женщина сохраняет остатки морали. Наконец настал момент, когда моя любовь к моему господину подверглась испытанию.
Он устроил меня гувернанткой в дом Джозефа Локка, бирмингемского торговца оружием. Мистер Локк был честным, добрым и благочестивым христианином. Его супруга была справедливой и доброжелательной хозяйкой для меня, а их сыновья были ласковыми и послушными мальчиками. И мне открылась радость обычной жизни. Мое сердце начало томиться по тому, чего я уже никогда не могла обрести, хотя я и старалась увлечь мистера Локка. Сначала он противился, пренебрегал моими кокетливыми взглядами, избегал меня. Испытывая ненависть к себе за горе, которое причиняю ему и его семье, я вошла в его кабинет, где он работал в одиночестве. И он взял меня там прямо на полу, так велико было вожделение, которое я возбудила в нем. Потом он плакал и молил Бога простить его блуд.
Шли месяцы, наша тайная связь продолжалась. Он все больше падал духом, а его ничего не подозревавшая жена была полна тревоги за него, и как я жалела их обоих! Он был глиной в моих руках, как я — в руках моего господина. Затем, как-то ночью, он признался мне, чего ему стоила наша связь и что мой господин приобрел благодаря ей. Мистер Локк знал лишь часть истории, но остальное я вывела из разговоров, которые подслушивала в доме моего господина. Я была потрясена, так как никогда не догадывалась о размахе Его честолюбия, но теперь получила доказательство, что Он посягает на власть королей. Это открытие стало толчком к моему раскрепощению. Я начала понимать, что должна освободиться от Него или же обречь свою душу вечной погибели. Все же я любила Его и не находила в себе сил порвать с Ним, пока Он не отдал мне Свой следующий приказ.
(Тут несколько строк были старательно зачеркнуты.)
Меня ошеломила дерзость Его плана. Однако я не сомневалась, что Он способен преуспеть: раз уж Он сумел скомпрометировать премьер-министра, то, казалось, для Него нет никаких преград. Зло этого замысла ввергло меня в смертельный ужас. Как могла я отдать в Его хищные руки невинных малюток? Как могла я позволить превратить себя в орудие, чтобы сотрясти основы мира и навлечь катастрофу на наше королевство?
Нет, я не могла, вопреки моему страху перед Ним. Покинуть Его было величайшей мукой для меня, но я должна была это сделать, хотя мое непокорство и обратит на меня всю смертоносную силу Его ярости. Я пишу это накануне моего бегства из дома мистера Локка. Как только я в последний раз побываю у моей матери, я уеду в Лондон, а затем и из страны. Я не должна никому говорить, куда направляюсь. Правду сказать, я и сама не знаю своей конечной цели. Знаю только, что должна уехать далеко-далеко и немедленно. Я уже ощущаю, как Его дух проникает в мои предательские мысли. Он непрерывно следит за мной и, чуть я покину Бирмингем, пошлет следом своих подручных, ведь Он не может допустить, чтобы я осталась жива, зная то, что я знаю.
Да защитит меня Бог, да простит мои грехи.
— Никогда в жизни не слышала такой необычайной пугающей истории! — воскликнула Эллен, закончив читать.
— Как и я. — Да, я ощущала себя потрясенной и больной, будто, записывая, я впитывала злокачественность слов Изабели. Каким унизительным испытаниям она подвергалась! С какой постыдной безнравственностью вела себя! Я испытывала отвращение к Изабели, хотя и жалела ее. Отложив перо и тетрадь, я сказала:
— Как я рада, что умолчала, не сказав миссис Уайт о тайных записях в этой книге.
— Но кто он, человек, принуждавший Изабель ко всему этому? — спросила Эллен.
Теперь я вернулась к моему подозрению, которое превратилось в смертоносную уверенность, пока развертывалась история Изабели. Ее неназванным господином скорее всего был не кто иной, как человек, которого я знала под именем Гилберта Уайта. Как точно описание подходило к нему! Должно быть, он обнаружил, что Изабель вырвалась из-под его влияния; должно быть, он испугался, что она разрушит его планы, отказавшись повиноваться ему. Кроме того, он догадался, что Изабель записала их историю, и хотел ее уничтожить, чтобы помешать разоблачению своих преступлений. Разве он не притворился ее братом, чтобы заручиться моей помощью, помощью той, что последняя говорила с ней? Разве он, кроме того, не обыскал дом ее матери? Все это слагалось в весомое неопровержимое доказательство того, что Гилберт Уайт убил свою рабыню и преследовал меня с единственной целью завладеть ее завещанием.
