Ровно через неделю, не позволяя себе задержаться в культурном Петербурге дольше положенного минимума, вернулась Маман. Девушки, понуро склонив разноцветные головы, явились пред ее ясные очи и тут же были огорошены новостью:
- Великая Императрица изволила интересоваться вашими успехами и намекнула, что будет рада видеть вас обеих при своем дворе, - девушки переглянулись, но Маман, не терпящим возражения голосом, продолжала. - Через месяц вам исполниться по пятнадцать и мы сопроводим вас обеих в Петербург. Рекомендую уделить особое внимание урокам и наверстать пробелы, если таковые имеются, - она бросила тяжелый взгляд на Фрау и та, вздрогнув, едва не посерела. - Можете идти.
Подцепив девушек под ручки, Фрау твердой немецкой походкой отвела их в комнату для занятий и тут же усадила одну за сборник стихов, а вторую за опротивевшее фортепиано. Никогда прежде сестры не занимались так долго и старательно, как в тот день. Для пущего эффекта гувернантка взяла в руки длинную тяжелую линийку, что весьма поспособствовало желанию девушек освоить нелегкие грани домашнего образования быстро и качественно.
- Что думаешь, Сильва? - поздним вечером, забравшись под одеяло к сестре, спросило отражение.
- Ой, даже не знаю… - пробормотала девушка, массирую пальчиком висок. - После зверств Фрау думать как-то не хочеться.
- Ну, Сильва!
- Ладно, - девушка перевернулась на живот, положила голову на руки и повернулась к сестре. - Я думаю, что вскоре мы с тобой выйдем замуж.
- Что?!
- Тише, Саша, - девушка снова принялась массировать виски. - А зачем, по твоему, нас везут в Петербург? Чтобы мы нашли себе "достуйную партию", - Сильва смешно перекривила губернантку, - и отправились портить жизнь слугам из других поместий.
Саша упала на подушки:
- Я замуж не хочу, - твердо заявила она. - И вообще, я слышала, что двор Екатерины Второй - самый роскошный в нынешней Европе. Кто-то даже говорит, что он затмевает двор Людовика Четырнадцатого…
- Кто говорит? - фыркнула Сильва.
- Кузена Наталья, - немного обиженно ответила Саша, садясь в кровати. - Она при дворе уже два года и не то что замуж не вышла, а даже не просватана.
- С такой рожей, как у кузены Натальи, это и не удивительно. Иногда мне кажется, что она просто уменьшенная копия своего отца, включая лысину на макушке и усы.
- Даже если так… Наталья в своих письмах столько всего рассказывала о королевских балах, петербуржских приемах и других развлечениях двора. Ты променяешь все это на тихую семейную жизнь?
- У меня, кстати, как и у тебя, не будет выбора. Если мы отправимся в Петербург с Маман, а ты знаешь, что так и будет, все эти приемы и балы пройдут мимо нас красивым строевым шагом, а мы будем лишь безмолвными сторонними наблюдателями.
- Даже Маман не выдаст меня замуж против моей воли! - гордо заявила Саша, но Сильва только фыркнула: пятнадцать лет Саша безрезультатно пыталась приручить Маман, но ей это не удалось. Неужели она дейсвтительно верит в свою победу сейчас?
- У нас есть только одна возможность, - когда пыл сестры немного угас, заявила Сильва. - Родители никогда не дадут согласие на помолвку, если будет шанс скушать кого-то повкуснее.
- Тоесть? - не поняла Саша. Сильва жестко усмехнулась:
- Жадноть, моя дорогая сестренка. Жадность - вот что будет нашим помощником. Наш шанс - это кормить родителей обещаниями "лучшего" предложения, рассказывать сказки о возможных перспективах и потенциальных "эксклюзивных" кандидатах, тогда они не будут торопиться с браком. Если можно выдать дочь за герцога, зачем размениваться на барона?
Саша выслушала, кивнула и расплылась в ехидной улыбочке. Уж она-то сделает все, чтобы поселить в душах родителей сомнение и не дать им возможности сказать окончательное "Да", пока она сама, своими руками не отыщет подходящего жениха.
В сентябре одна тысяча семьсот семьдесят седьмого года, как и было обещано, прекрасных дочерей Василия Петровича Островского представили ко двору Великой Императрицы Всея Руси Екатерины Второй. И они заблестали, закружились в водовороте лиц, празднеств, угощений, танцев… Молодая императрица благоволила театру, и обе девушки с удовольствием принимали участия в дворцовых постановках. Сильва пела и аккомпанировала себе на фортепиано, Александра же пробовалась в драматическом искусстве. Она перевоплощалась на сцене, очаровывала зрителя своей игрой и часто исполняла главные роли в пьесах маленьких театров русской аристократии.
Прошел год, но родители не подымали вопрос о браке. Правильно акцентируя внимание Маман и Отца на потенциальных ухажерах, на будущих достижениях и никогда не останавливаясь на собственных текущих успехах, Александра и Сильва умело уходили от опасной темы. К тому времени, когда девушкам исполнилось шестнадцать, они стали настоящими светскими львицами, в роскошных одеждах, с утонченными манерами и изысканным вкусом. Кроме того, открылась еще одна сторона характера молодых аристократок. Они имели разные и не совсем невинные хобби, на которые, впрочем, до поры до времени публика не обращала внимания.
Сильва пристрастилась к азартным играм. Скачки и собачьи бега, преферанс и пасьянсы, раскладываемые придворными дамами, пробудили у нее интерес к рискованным денежным инвестициям. Иногда ее, как сильного противника, приглашали к столу самой Императрицы. И тогда только Сильва красиво и эллегантно проигрывала, осторожно поддаваясь на последних ходах. То, что остальные дамы называли благоволением фортуны, а сама девушка - хорошо развитой интуицией, позволяло ей с редким постоянством обыгрывать двор. Будучи девушкой умной, Сильва не наживала себе врагов и никогда не выигрывала у сильных мира сего. Но она, как никто, угадывала карты и предсказывала результаты. Это давало возможность потихоньку, но все же наращивать собственный капитал, несмотря на недовольство Маман, но под немым покровительством Отца.
Александра же приобрела статус не просто первой красавицы двора, но и его главной любимицы. Мужчины подчинялись ей, женщины считали своим долгом помочь и пожалеть, и даже Императрица никому из придворных дам не благоволила так искренне и открыто. Как девушке удалось добиться такой любви от людей, многие из которых даже смутно представляли значение этого слова, было загадкой и для самой Саши. Но факт оставался фактом - она умела управлять людьми. Ее просьбы исполнялись мгновенно, ее капризы считались необходимыми к удовлетворению. Ее любили и старались осчастливить буквально все, прилагая к этому максимум усилий.
Наверное, именно это привлекло к девушке прусского офицера, каким-то образом оказавшегося при дворе Императрицы, Якобса Карра. Прежде всего высокий черноволосый мужчина с изящными усиками познакомился с Василием Островским и, опять-таки, неизвестно по каким причинам заручился его поддержкой. А уже потом, обласканный и получивший массу напутствий, отправился покорять сердце Александры.
- Представь себе, эдакий хлыщ - и в мужья, - хихикала Саша по вечерам, когда сестры, как в детстве, залазили в одну постель и обменивались полученными за день впечатлениями.
- Будь осторожна, Саша, - с тревогой в голосе отвечала Сильва. Ее интуиция, так часто выручавшая в играх на тотализаторе, сейчас просто кричала об опасности. Но Саша только отмахивалась.
- Он всего-навсего офицер, Сильва. Отец никогда даже не задумается о таком браке.
- Тут ты права, - пряча глаза, отвечала Сильва. Она сама себе напоминала параноика, но ничего не могла с этим поделать - было неприятно вспоминать Карра, хотя при взгляде на него, особенно когда он был в присутствии Александры, все страхи уходили. Или, может, это Саша так успокаивающе действовала на сестру?
Прошел месяц, прежде чем девушки поняли, что зря они рассчитывали на отцовское благоразумие. В начале зимы, когда еще не выпал снег, но морозный ветер с Невы пробирал до костей, Александру сосватали. Причем, при ее полном согласии. Сильва, которая была, пожалуй, единственная категорически против брака, против воли сестры пойти не решилась, хотя и прорыдала несколько ночей в бессильной злобе. Потому, когда родители предложили девушкам на Рождество вернуться в поместье, и в последний раз отпраздновать этот праздник всей семьей, несмотря на ярые предостережения, звучашие в голове колокольным звонок, Сильва с радостью согласилась. Даже когда ей сказали, что Карр будет сопровождать их с сестрой в этом путешствии, она все равно не придала значению внутреннему голосу. Как оказалось, зря…"
