IV Что за жизнь! Никчемные затеи, Скука споров, скука вечеров. Только по ночам, и все яснее, Тихий, вкрадчивый, блаженный зов. Не ищи другого новоселья. Там найдешь ты истину и дом, Где пустует, где тоскует келья О забывчивом жильце своем. V «Понять—простить». Есть недоступность чуда, Есть мука, есть сомнение в ответ. Ночь, шепот, факел, поцелуй… Иуда. Нет имени темней. Прощенья нет. Но, может быть, в тоске о человеке, В смятеньи, в спешке все договорить Он миру завещал в ту ночь навеки Последний свой закон: «понять—простить». * * * Там солнца не будет… Мерцанье Каких-то лучей во мгле, Последнее напоминанье О жизни и о земле. Там солнца не будет… Но что-то Заставит забыть о нем, Сначала полудремота, Полупробужденье потом. Там ждет нас в дали туманной Покой, мир, торжество, Там Вронский встретится с Анной, И Анна простит его. Последние примиренья, Последние разъясненья Судеб неведомых нам. Не знаю… как будто храм Немыслимо совершенный, Где век начнется нетленный, Как знать? быть может, блаженный… * * * Пора смириться, сэр. А. Блок «Пopa смириться, сэр». Чем дольше мы живем, Тем и дружить с поэзией труднее, Тем кажутся цветы ее беднее Под голубым беспечным ветерком. Наш ветер — северный. Он гнул дубы и ели, Он гулом отзывался вдалеке, Он замораживал на языке Слова, которые слететь хотели. На чужую тему Так бывает: ни сна, ни забвения, Тени близкие бродят во мгле, Спорь, не спорь, никакого сомнения, «Смерть и время царят на земле». Смерть и время. Добавим: страдание, …Ну, а к утру, без повода, вдруг, Счастьем горестным существования Тихо светится что-то вокруг. Памяти М. Ц. Поговорить бы хоть теперь, Марина! При жизни не пришлось. Теперь вас нет. Но слышится мне голос лебединый, Как вестник торжества и вестник бед. При жизни не пришлось. Не я виною. Литература — приглашенье в ад, Куда я радостно входил, не скрою, Откуда никому — путей назад. Не я виной. Как много в мире боли. Но ведь и вас я не виню ни в чем. Все — по случайности, все — по неволе. Как чудно жить. Как плохо мы живем. Мадригал Ирине Одоевцевой Ночами молодость мне помнится, Не спится… Третий час. И странно, в горестной бессоннице Я думаю о Вас. Хочу послать я розы Вам, Все — радость. Горя нет. Живете же в тумане розовом, Как в 18 лет. 1971 Из книги «Чистилище» (1922)
* * * Звенели, пели. Грязное сукно, И свечи тают. «Ваша тройка бита. Позвольте красненькую. За напиток Не беспокойтесь». И опять вино, И снова звон. Ложится синий дым. Все тонет — золото, окно и люди, И белый снег. По улицам ночным Пойдем, мой друг, и этот дом забудем. И мы выходим. Только я один, И ветер воет, пароходы вторят. Нет, я не Байрон, и не арлекин, Что делать мне с тобою, сердце-море? Пойдем, пойдем… Ни денег, ни вина. Ты видишь небо, и метель, и трубы? Ты Музу видишь, и уже она Оледеневшие целует губы. 1916 ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ Звенит гармоника. Летят качели. «Не шей мне, матерь, красный сарафан». Я не хочу вина. И так я пьян. Я песню слушаю под тенью ели. Я вижу город в голубой купели, Там белый Кремль — замоскворецкий стан, Дым, колокольни, стены, царь-Иван, Да розы и чахотка на панели. Мне грустно, друг. Поговори со мной. В твоей России холодно весной, Твоя лазурь стирается и вянет. Лежит Москва. И смертная печаль Здесь семечки лущит, да песню тянет, И плечи кутает в цветную шаль. 1917 * * * Тогда от Балтийского моря Мы медленно отступали По размытым полям… Звезды Еще высоко горели, Еще мы победы ждали Над императором немецким, И холодный сентябрьский ветер Звенел в телеграфных нитях И глухо под тополями Еще шелестел листвою. Ночь. Зеленые ракеты То взлетали, то гасли в небе, Лай надтреснутый доносился Из-за лагеря, и под скатом Робко вспыхивала спичка. Тогда — еще и доныне Мне виден луч синеватый, — Из мглы, по рядам пробираясь, Между смолкнувших пулеметов, Меж еще веселых солдат, Сытых, да вспоминающих Петербургские кабаки, Пришла, не знаю откуда, Царица неба — Венера, Не полярным снегом одета, Не пеной Архипелага, Пришла и прозрачною тенью У белой березы стала. Точно сон глубокий спустился Покровом звездным. Полусловом Речь оборвалась, тяжелея Руки застыли… Лишь далекий Звон долетел и замер. Тихо Я спросил: «Царица, Ты зачем посетила лагерь?» Но безмолвно она глядела За холм, и мне показалось, Что вестницы смерти смотрят Так на воинов обреченных, И что так же она смотрела На южное, тесное поле, Когда грудь земли пылала Златокованными щитами, Гул гортанного рева несся, Паруса кораблей взлетали, И вдали голубое море У подножия Трои билось. 1919 |
