— В гостинице Мэттью очень неудобно, — сказала она Джоанне.
Тридцать пять лет, подумала Джоанна, а она все еще любит его. Такой же чуть не стала ее любовь к Дугласу — обреченной жить лишь в памяти.
Когда в те дни, давным-давно,
Свое я сердце потерял,
То сделал это лишь затем,
Чтоб ты, любимая, нашла.
Требовалось быть очень сильной духом, чтобы потерять сердце и все-таки остаться такой жизнерадостной, как Кейт.
Глава четырнадцатая
Белый «мерседес» привез Шейлу и Мэттью из больницы. Для Кейт, которая не принимала у себя Мэттью с тех пор, как ему стало совсем трудно передвигаться, это было волнующее событие.
Он выглядел измученным, и под глазами набухли похожие на синяки отеки. Джоанна не удивилась, когда Шейла вышла из дома одна и сказала, что уговорила его отдохнуть до обеда. Шейла, однако, поразила ее. Городскую одежду сменили слаксы и непромокаемая куртка, и она пригласила Джоанну пройтись вместе.
Они пошли по дороге вдоль берега. У Шейлы была размашистая походка, и она шагала, заложив руки в карманы, словно мальчишка. Ветер разметал ее короткие медно-рыжие волосы, и она казалась бесконечно далекой от ухоженной персоны, известной в «Доме О'Малли». И возможно, думала Джоанна, бесконечно более похожей на «застенчивую восемнадцатилетку», единственного ребенка Джона Максуини.
На ходу она продолжала подробно рассказывать об обнадеживающе долгом визите, который им позволили нанести Дугласу этим утром, и о великолепных новостях, которые Ши сообщил из Лондона. Мистер Фелгейт-Уинтер не только сам подписал контракт на «Юность О'Малли», но и связал Ши с заинтересованной французской фирмой. Поэтому вместо того, чтобы вернуться в Дублин, Ши и Джеральдина в понедельник собирались в Париж.
— У меня такое чувство, что многим здесь мы обязаны вам, Джо. Ваши эскизы были так хороши! Надеюсь, Каррикду дал вам массу новых идей.
Конечно дал, с его каменными узорами, его морской синевой, его пейзажами медно-золотого оттенка. Джоанне хотелось бы, чтобы у нее было больше времени, чтобы впитать все это.
— Но, конечно, теперь вы уедете в понедельник, — настаивала Шейла. — Дуглас сможет принимать посетителей после выходных, и я знаю, что он хочет поблагодарить вас за спасение Фланна. — Она на мгновение отвернулась. — Это было такое потрясение. Он никогда в жизни не болел. Я привыкла… — Она замолчала. — Джо, я хочу, чтобы вы мне кое-что рассказали. Кейт говорит, что Дуглас считает, будто мой муж хочет внести перемены в бизнес. Он случайно не обсуждал их с вами?
— Со мной? — Джоанна сумела удивленно ахнуть. — Почему бы мистеру О'Малли обсуждать это со мной?
— Потому что вы ему нравитесь, — просто ответила Шейла. — Будьте уверены. Вы и недели не продержались бы в нашем доме, если бы ему не понравились. Поверьте мне, я знаю по опыту. — Карие глаза, которые могли быть резкими и насмешливыми, а иногда отчужденными, сейчас были просто теплыми. — Знаете, я часто думала, что вы с Майлсом были бы идеальной парой.
Четыре или пять недель в Ирландии могли бы притупить остроту подобных замечаний, но этого не случилось. Все еще существовало это захватывающее дух ощущение водоворота. Джоанна с отчаянием чувствовала, что так будет всегда.
— И я была бы очень счастлива, — обезоруживающе добавила Шейла. — Тем временем вы не ответили на мой вопрос. Я ничего не узнаю у Мэтта, пока он не решит. И сейчас я не могу волновать Дуга. И на моей стороне больше нет Майлса.
— На вашей стороне! — Слова вылетели прежде, чем Джоанна сумела сдержать их. — Но Майлс хотел… — Она в ужасе остановилась.
— Продолжайте, — сухо предложила Шейла. — Продолжайте, Джо. Вы не думаете, что мне пора узнать?
Так много рук, так много пружин, и все тянут в разные стороны. Для Джоанны это было почти трагедией. Шейла, Мэттью, Дуглас — все хотели одного — сохранения «О'Малли Твидс Лимитед».
— Да, миссис О'Малли, — спокойно сказала она. — Я думаю, пора.
Мэттью собрался переодеться к обеду. Ничто в течение дня не вызывало в нем такого раздражения, как одевание и раздевание. Он не мог натянуть рубашку через голову. Он ронял вещи и не мог их поднять. В данный момент галстук, который он выбрал, шелковый, переливчатый, с рельефным узором, лежал на полу.
— Подними эту штуку, будь добра, — обиженно сказал он, когда вошла Шейла.
Еще одно обстоятельство, которое она считала само собой разумеющимся, — услуги, привычно оказываемые Дугласом отцу. Телефон в его комнатах временами звонил, должно быть, по двадцать раз в день с коротким требованием «зайди сюда, будь добр». И никогда не звал меня, думала она, разве только ни Дугласа, ни Ши не было поблизости. Если бы не фабрика, он давно бы ее оставил.
Сейчас она машинально достала ему свежую рубашку из плотного кремового шелка. Мэттью наверное даже на смертном одре обсуждал бы, какую рубашку надеть.
— Мне придется научиться, верно? — сказала она, расправляя блестящие складки на его очень загорелых руках.
— Зачем?
Помоги мне, молча молилась она.
— Ну, я подумала, Мэтт, что нам с тобой следует встретиться с Фелгейт-Уинтером… и с французами тоже. Чтобы представить «Юность О'Малли» наилучшим образом.
Лицо, почти глуповатое от удивления, повернулось к ней.
— Конечно, нам придется посоветоваться с доктором Хантером, — осторожно сказала она. — Но он только и может, что говорить «нет».
— Так что мы дадим эту возможность, верно? — Мэттью больше не выглядел глуповато. Он был ярким, смуглым и снова в седле. — Именно с этим я борюсь каждый день — боязнь ответственности, пораженчество. Что Хантеру за дело до этого? Это я долен следить, чтобы все колеса вертелись. Ну… — он помолчал, — во всяком случае, на пятьдесят процентов.
— Спасибо, Мэттью, — любезно сказала Шейла.
Он уловил улыбку и уклончивый взгляд расширившихся глаз. Она заметила, как он вспыхнул и отвел взгляд. Но затем снова посмотрел на нее.
— Интересно, что у тебя на уме?
— Это, Мэтт, исключительно твое дело. — Она расстегнула куртку и бросила ее на кровать. — Это ты принимаешь решения, не забыл?
Если не считать нескольких неуютных часов в гостинице, уже много лет они с Мэттом не спали в одной спальне, много лет прошло с тех пор, как она неуклюже и поспешно надевала свадебный наряд, сшитый портнихой из Каррикду, много лет с тех пор, как Мэтт взглянул на нее и скорчился от смеха. Жестокий смех, напомнила она, обидный до глубины души. Через тридцать четыре года это показалось ей очень забавным. Теперь она совершенно не торопясь умылась и выбрала кремовую комбинацию, отделанную поверху пеной широких кружев.
— Во что я ввязался? — спросил Мэттью. — А, будь ты проклят! — Он уронил носовой платок, который хотел сложить. — Нет, дай я сам. — Он рискованно наклонился. — Мне еще рано на пастбище. — Черные глаза странно замерцали. За тридцать пять лет она могла бы к ним привыкнуть, но внезапно отвела взгляд, схватила платье и быстро натянула его через голову.
— Значит, Дуглас ошибался? — выстрелила она вопросом.
— Дуг? Ошибался? В чем? — Ему не удалось поднять платок. Он все еще лежал на вишневом ковре Кейт.
— О Мэтт! — Это фехтование могло длиться часами. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Это объединение. Дуг о нем прослышал. — Лучше не впутывать Джо. Девочка рассказала под нажимом и только после внутренней борьбы. Она это заметила. — Он рассказал Кейт.
— История повторяется? — пробормотал Мэттью.
— Ладно. — Теперь она все скажет. Она устала и нервничала. — Он всегда любил Кейт, и он не изменился. Она всегда любила тебя, Мэтт, и она тоже не изменилась. Ты всегда… — Она заставила себя замолчать. Нет смысла двум немолодым людям вести себя по-ребячески.