— Вы можете об этом не знать, Джо, — резко сказал Дуглас, когда их взгляды встретились, — но моему брату очень хотелось, чтобы мы стали частью объединения, управляемого из-за границы. В прошлом году он закинул несколько пробных шаров в этом направлении.

— И вызвал кучу неприятностей, — заметила Кейт. — Не то что бы мистера Майлса это беспокоило. Я так и скажу, Дуг, это правда.

— Понятно, — неуверенно сказала Джоанна. Еще один шок. Она всегда принимала все, что говорил Майлс, за чистую монету, считая его полностью преданным семейной фирме.

— Но я все же не понимаю, почему теперь… — продолжала Кейт. — Мэтт действительно чувствует себя так хорошо, как ты говоришь, правда? — В ее голосе появилась беспокойная нотка.

— О да. Физически он чувствует себя гораздо лучше, — сдержанно сказал Дуглас. — Не знаю, Кейт. Может быть, я очень ошибаюсь. Он скажет нам, когда захочет, и не раньше. Так что пока оставим это.

— А вам это не безразлично? — неожиданно спросила Джоанна.

Он посмотрел на нее, теперь совершенно серьезный, широко раскрытыми и задумчивыми глазами.

— Да, — просто ответил он. — Да. Не безразлично.

Джоанна уже начала удивляться, где же обещанное пение, когда появился старик с мелодионом и извлек из него несколько хриплых нот. Один посетитель запел, и вскоре весь бар соединился в радостном, если и не всегда мелодичном хоре. Все песни были ирландскими, некоторые из них хорошо известны, другие были незнакомы Джоанне, но, очевидно, очень популярны.

Пение стало тише, и Джоанна обнаружила, что ее все больше захватывает окружающая обстановка. Она прониклась ощущением присущих Ирландии дикости и зачарованности, и ее охватило чувство неуверенности. Не то чтобы Каррикду мог исчезнуть, как сказочный Бригадон; он все еще будет здесь в воскресенье, дремлющий среди холмов, но уже без нее. Всего несколько волшебных дней, наследием которых будет боль любви — и одиночество.

Она очнулась, услышав громкий настойчивый голос:

— Давайте, сэр. Какую-нибудь старую песню!

К нему присоединились другие голоса:

— Давайте, мистер О'Малли. Что-нибудь для этой крошки! — Она с изумлением поняла, что они обращаются к Дугласу.

— Ничего не выйдет, — говорил он, ухмыляясь и качая головой. — Какие песни после пары пива? Я еще совсем трезвый.

Тут же Лайэм О'Флаэрти, владелец пивной, налил большую порцию виски и под приветственные крики поставил ее на стол перед Дугласом.

— Вот, сэр. За счет заведения.

Дуглас на мгновение принял нарочито печальный вид и потом медленно встал со стула.

— Хорошо, но помните, что вам некого винить, кроме самих себя.

— Неужели он действительно собирается петь? — удивленно прошептала Джоанна.

— Конечно. Почему бы нет? — также шепотом ответила Кейт. Она не стала уточнять, что давно уже Дуглас, солидный не по годам и отягощенный ношей стольких разногласий на своих широких плечах, не выглядел так, как сегодня.

Дуглас не показывал своих чувств. Ни в семь лет, когда его мать, приходя с фабрики, при виде сына, с надеждой поджидающего в холле, говорила: «О Боже! Ты еще не в постели? Куда смотрит Нэнси?» Ни в двенадцать-тринадцать, когда она восклицала: «Ох, Дуглас! Отдай это крошке Майлсу, пожалуйста. Разве ты не видишь, ему этого хочется!» И в течение всей битвы, разразившейся, когда он решил стать ветеринаром. Никаких высокопарных речей, только упрямая решительность, вызывавшая постоянные жалобы: «Не знаю, откуда у нас взялся Дуглас, он ни чуточки не похож на Майлса».

У Дугласа был довольно неплохой голос, хотя на деревенских подмостках всегда звучал голос Майлса. Дуглас пел, только когда его заставляли. Или, возможно, когда это был единственный способ выразить то, чего не могли произнести его губы.

Он выбрал донегальскую песню «Она шла по ярмарке».

Моя любимая сказала:

— Моей мамаше все равно.

Джоанна слышала, как эту песню исполняли лучше, но вот так — никогда. Свет над головой Дугласа придавал блеск его глазам. Она подумала, что, наверное, из-за света он остается на этом месте. Он почти не шевелился и смотрел прямо на нее.

Почти как будто… но нет, она не должна так думать… это было нелепо, смешно, неправильно. И все же были моменты, когда он наблюдал за ней так заботливо, так нежно, как в ту ночь на холме, когда она затосковала по дому, и показал ей огни аэропорта; или как в тот вечер, когда он сидел на полу и смотрел, как она причесывается; или как вчера у моста Фей, когда у него действительно была причина следить, чтобы она не упала. Да, вот и все, просто разум и доброта — вот и вся причина…

Просто никогда, вот сколько ждать, думала Джоанна, никогда.

Очень мило, выставляешь себя таким ослом из-за чужой девушки, подумал Дуглас и спел последнюю ноту.

— Конечно, так гораздо лучше, — заявил на следующее утро Пэдди, универсальная прислуга Кейт, когда Дуглас и Джоанна собирались отправиться к холмам. — Теперь там хорошая мощеная дорога, вот что.

Дуглас хотел свозить ее к Брендану О'Коннору, деду Ши. Коттедж Брендана находился в двадцати милях от Каррикду.

Дуглас был весьма молчаливым, и Джоанна все время печально вспоминала, что он прождал целый час после завтрака, чтобы узнать, не хочет ли Кейт поехать с ними. Это могло означать лишь то, что он не хотел оставаться с ней наедине. Вчера вечером она… О, не думай об этом, приказала она себе, зардевшись, когда машина остановилась.

Крытый камышом низенький побеленный домик Брендана располагался, как и Каррикду, в плодородной долине. Рядом с ним стояла великолепная рябина, и вокруг разрослись зеленеющие кусты. Спереди, сзади и по бокам на фоне неба выделялись вершины гор, синие и туманно-лиловые, словно костяшки пальцев, или лбы, или старческие подбородки.

У Брендана О'Коннора был как раз такой подбородок, резко очерченный и заострившийся от возраста. Они еще не успели постучать, когда он появился на дороге, ведя ослика, нагруженного двумя корзинами с торфом.

Он с гордостью показал ей ткацкий станок, который переходил в его семье из поколения в поколение, и продемонстрировал его серьезно и педантично. Мастер своего дела, он с подозрением относился к новым химическим красителям и с тоской говорил о растительных красителях и об оттенках, которые давали лишайники, собранные на высоких валунах Эрригала, высочайшей горы Донегала. Эти темно-коричневые, коричнево-красные и желтые цвета были, по его уверению, традиционными для Донегала, точно так же как в Конемаре основными красителями были красные и фиолетовые, полученные из фуксий.

— Конечно, теперь все переменилось, — недовольно сказал он.

— И хорошо, — неожиданно вставил Дуглас. — Что правда, то правда, Брендан. Сейчас доходы гораздо выше, чем были раньше, — для всех.

— Не найдется ли у вас сказки для мисс Дайкс? — спросил он примирительным тоном. — Она проделала ужасно длинный путь, чтобы послушать.

— Правда? — Старый Брендан заметно смягчился. — Ну, по-моему, совсем не годится ее разочаровывать.

С очевидным удовольствием он принялся рассказывать историю Брендана-морехода, похоже, своего святого покровителя, который на плетеной из ивняка лодке пустился из своего дома в Керри в плавание, чтобы отыскать мифические острова Блест, и, если можно было верить его современному тезке, вместо этого преуспел в открытии чуть ли не всех других мест на земном шаре.