— Итак? — нежно спросил Дуглас. — Согласен дизайнер войти в нашу семью? Вы, конечно, понимаете, что я делаю вам предложение исключительно по этой причине.
— Предложение? — Джоанна отдернула голову. — Вы хотите сказать — вы просите меня в-выйти за вас замуж?
— Не прошу — настаиваю, — сказал Дуглас.
Она лихорадочно размышляла. Где ее твердость? Было слабостью начать так думать. Ши не скажет. Он обещал. И я могу предупредить маму с папой. Больше ему узнать неоткуда. Несколько показавшихся вечностью секунд нерешительность, казалось, раскачивалась перед ней, словно маятник. О, я не могу, я не должна. И снова: я должна подумать. Неужели ничего нельзя сделать?
— Пожалуйста, дайте мне подумать, — начала она и прижала ладонь к его наморщившемуся лбу. — Не потому, что я не люблю вас. Я люблю. Просто я никогда, честное слово, не думала, что вы любите меня. И я хочу об этом подумать сегодня вечером одна, всего лишь несколько часов, прежде чем что-то сказать. Девушке это необходимо, — неуверенно закончила она. — Вам, может быть, это непонятно.
Дуглас серьезно изучал ее.
— Знаете, в словах «девушке необходимо» есть что-то весьма лестное. — Он улыбнулся, так что от уголков глаз побежали морщинки. — Хорошо. При условии, что завтра услышу «да», тогда и мне будет о чем подумать сегодня вечером. — Он прижался к ней щекой, и несколько минут они молча сидели, обнявшись.
— Вы в самом деле думаете, что могут быть неприятности? — с беспокойством спросила она, когда Дуглас, доставив ее обратно в «большой дом», повернулся, чтобы отправиться на свое дежурство.
— Нет, по правде говоря, — откровенно, как она почувствовала, ответил он. — Но я сказал, что приду, так что должен прийти.
Он уверенно прошел к машине, где ждал Фланн. Пес воспользовался уходом Джоанны, чтобы перебраться на переднее сиденье и в знак приветствия лизнул хозяина в лоб, словно говоря: «Она не едет с нами? Это хорошо». Джоанна вынуждена была признать, что в сущности не имела большого успеха у Фланна. Он был собакой исключительно одного хозяина. Сейчас, когда машина проехала по дорожке, две головы виднелись рядом на одном уровне.
Кейт позвонила предупредить, что она все еще у своей подруги и, возможно, ей придется отвезти ее в больницу. Джоанна пожелала спокойной ночи Пег, которую увидела в холле, и отправилась наверх. О сне не могло быть и речи. Она сидела у окна, лихорадочно размышляя. То, что сначала казалось простым «да» или «нет», с каждой минутой выглядело все сложнее.
Она думала, что пора чудес прошла, но одно чудо только что свершилось. Дуглас любит ее. И она любила его всей душой. Могла ли она выйти за него замуж, не рассказывая о прошлом, не зная, в какой момент может выдать себя? С другой стороны, могла ли она рассказать ему?
Мало-помалу выявились все тонкости проблемы. Сейчас Дуглас вполне мог выбрать любовь, но потом всегда будет существовать эта ложка дегтя. «Она в этом не виновата — но только если бы не Джоанна, Майлс все еще был бы жив, и отцу не пришлось бы продавать дело». И кроме того, Дуглас был человеком слова. Теперь, когда он сделал ей предложение, он пойдет до конца, несмотря ни на что. Скажи ему сейчас, и никогда не будешь знать, что он чувствует на самом деле.
Итак, сказать было невозможно, но и отказаться от него тоже немыслимо. Она скажет «да» и умолчит о прошлом. В конце концов, как говорится в старой считалочке, семь сорок означают секрет, который никогда не должен быть раскрыт.
Был уже второй час, когда она легла в постель, и спала беспокойно. Она проснулась от странного звука, похожего на шум водопада где-то вдалеке, и уснула опять, и не успела закрыть глаза, как проснулась снова.
— В чем дело? Что случилось? — кричала кухарка. Ответ Джоанна не расслышала, и снова восклицания: — Я так и знала! Я тебе говорила! И самой здесь нет!
— В чем дело? — это тихий голос Пег. — Из-за чего шум?
Ответили сразу три голоса, голос кухарки перекрывал остальные.
— Цыгане! Мистер Дуглас ранен!
Джоанна вскочила с кровати, зацепилась ногой за простыню, отцепилась, дрыгая ногой, и в совершенной панике высунула голову в окно. Было достаточно светло, чтобы разглядеть голову кухарки, торчащую из другого окна, и голову Пег — из третьего. На улице стоял Пэдди и с ним еще один молодой человек.
— Пэдди, что случилось? — крикнула Джоанна.
Он взглянул вверх. Несообразительный юнец, она почти видела, как ворочаются мысли в его мозгу.
— Неприятности там, на фабрике. Хотя ничего особенного. Не беспокойтесь.
Он произнес это с полдюжины раз по дороге, когда очень неохотно согласился пойти с Джоанной на фабрику. Их сопровождал второй юнец, живший в деревне и очень возбужденный случившимся. Дуглас оставил свою машину неподалеку от фабрики. Она все еще стояла там с закрытыми окнами, и когда они прошли мимо нее в полутьме, выглядела призрачной.
— Где мистер О'Малли? — резко спросила Джоанна. — И где его собака?
Друг Пэдди проигнорировал вопрос о собаке. Дугласа, сказал он, отвезли в больницу из-за головы.
— В больницу? — кровь застыла в жилах Джоанны. — Но вы даже не сказали…
Они сказали только, что была попытка ограбления. Теперь она вытянула из них подробности. Оно было приурочено к пожару в цыганском таборе, который отвлек внимание полиции. Звук, который слышала Джоанна, был не шумом воды, а отдаленным треском пламени. Сгорели две палатки, но никто не пострадал. Тем временем на фабрике два налетчика, рассчитывавших, что там никого не будет, попали прямо в объятия Дугласа. В схватке он управился с одним из них, и сейчас тот находится под арестом. Однако второй ударил Дугласа по голове и удрал. Сейф остался нетронутым, и полиция намеревалась поймать негодяя.
— А с мистером О'Малли ничего страшного? — спросила Джоанна сержанта полиции.
— Еще рано говорить, мисс. — Далеко не обнадеживающий ответ. Дугласа без сознания отвезли в больницу графства.
— Там вы ничем не сумеете помочь, мисс, — сказал Пэдди как всегда из лучших побуждений. — Идемте, я отведу вас обратно.
Он, казалось, очень старался увести ее. Почему он так беспокоится, тупо подумала она в середине молитвы. Она молилась, словно молильное колесо; не успев окончить молитву, тут же начинала ее сначала…
— Пожалуйста, Господи, не оставь его, вылечи его…
— Так будет лучше, мисс. Придете домой и позвоните в больницу. Они скажут, как он. — Пока сержант говорил, она поняла, чего тут не хватает.
— Фланн. Куда делся Фланн, Пэдди? Где Фланн?
Никто ей не ответил. Да этого и не требовалось. Она прочла, что случилось, в уклончивом взгляде Пэдди и по ярости, на мгновение мелькнувшей в глазах сержанта.
— Это произошло быстро, — неловко сказал Пэдди. — Он не должен был мучиться.
Фланна нашли рядом с хозяином. Кто-то ударил его ножом. Сержант сказал, что такие вещи выводят его из себя. Он любил собак, а «этот был просто красавец». Он отдал Пэдди ключи от машины Дугласа и велел ему отвезти Джоанну домой.
Вряд ли можно было считать все это проявлением бессердечия. Для уголовной полиции случившееся не было концом света, и еще многое предстояло сделать. Просто они обошлись с ней по-деловому. Кошмар. Достаточно уйти отсюда, думала Джоанна, и она проснется. Она уже была на полпути к машине, когда вдруг остановилась.
— А как же Фланн?
— С ним уже ничего не поделаешь, мисс, — резонно сказал Пэдди. — Охрана все устроит.
— Нет, — резко произнесла она. — Мы не можем оставить его здесь.
Пэдди пришел в ужас.
— Нет, мисс. Вам станет плохо, точно станет.
Она не думала, что могла бы объяснить свое ощущение, что теперь она — часть Дугласа, та его часть, которая еще способна действовать, и что она должна это сделать или никогда больше не сможет жить в мире с собой. Она молча повернулась и побежала ко входу на фабрику.
Она увидела кровь, но старалась не думать об этом. Кровь залила белое пятно на груди Фланна и его единственный белый палец. Однако на благородной голове не было ни царапины. Джоанна опустилась на колени и погладила голову. Что произошло в те несколько минут, могли рассказать только Дуглас и его противник. Можно было не сомневаться в том, что Фланн, это «мирное создание», отдал жизнь за своего хозяина.
