Директор положил трубку. Филипп представил, как на другом конце провода прислушивались к коротким гудкам отбоя.

— Главный инженер болен, и мне приходится решать массу дел, — проговорил директор и взял в рот сигарету. Несколько раз торопливо затянулся. Сигарета не раскуривалась. Потухла. Он переломил ее и положил в пепельницу.

— Что ж нам делать, Филипп Матвеевич? — заговорил он, приглаживая ладонью заявление Филиппа. — Что вам сказали в кадрах?

Филипп в недоумении посмотрел на директора. Он был уверен, что тот все знает.

— Видите ли, какая штука, — продолжал директор, не дожидаясь ответа на свой вопрос. — У нас действительно трудно с единицами для конструкторского отдела. Проще говоря, битком! И потом, ваше назначение сюда — явное недоразумение… Но нет худа без добра! У вас появилась возможность получить диплом на руки. А работу, тем более конструкторскую, в Ленинграде вы найдете…

Филипп не ожидал такого оборота. Ему казалось, все в порядке. Сейчас ляжет наискосок его заявления резолюция директора о зачислении…

— Как же так?! — растерянно произнес Филипп. — А я хочу работать здесь. Мне здесь нравится…

Получилось глупо! Он не мог сообразить, что нужно сказать.

— Ладно. Я постараюсь что-нибудь придумать. Тем более мы с вами кончали один институт, — улыбнулся директор. — Вы будете работать конструктором через полгода. Двое в отделе уйдут на пенсию. Ну как? Согласны?

Филиппу улыбаться не хотелось. Ему нужно было работать конструктором сейчас. В крайнем случае — завтра.

— А что я буду делать полгода?

— Работать. Хотите в ОТК? Старшим контрольным мастером?

— В ОТК?

— Да. В отдел технического контроля. Оклад — сто десять рублей.

Директор встал и подошел к окну. Два голубя побежали вдоль подоконника; настороженно поглядывая на директора, и дружно вспорхнули.

— Беда просто с ними. Весь подоконник перепачкали, нежные создания…

Повернувшись спиной к окну, директор засунул руки в карманы брюк. Сквозь окно падал яркий дневной свет. Фигура директора показалась Филиппу расплывчатой и нелепой. Как слово «роткерид».

— Так что решайте, — произнес «роткерид». — Если согласны, идите прямо в отдел кадров…

Документы лежали на краю стола. Диплом, справки, заявление… Надо их взять, попрощаться и выйти. Кто-кто, а конструктор без работы не останется, даже «свежеиспеченный». Надо что-то ответить, серьезное и значительное. Но в голове вертелась какая-то бессмыслица. Он устраивается работать в бюро. Неважно какое. Обнаруживается, что он чертовски талантлив. Его конструкцию, неважно какую, выдвигают на Ленинскую премию. Случайно на улице он встречает директора. Тот…

Вошла секретарша.

— Роман Александрович, — проговорила она, с любопытством взглянув на Филиппа. — К вам товарищи из Харькова.

— Пусть подождут.

Секретарша вышла, еще раз с любопытством и раздражением взглянув на Филиппа. Удивительно назойливый.

Роман Александрович взял со стола документы Филиппа и легонько постучал ребром диплома по столу.

— Бросьте мучиться. Соглашайтесь. Мне очень нужны молодые способные парни в ОТК. Умеющие читать чертежи. Вы не представляете, что значит для конструктора пройти школу ОТК. Современная конструкция — это произведение искусства. Современный прибор можно поставить в гостиной. Таким он должен быть по крайней мере. Любой. А чтоб создать такой прибор, недостаточно обладать только талантом. Надо досконально знать производственные процессы. Теперь ответьте мне: какая служба столь же разносторонняя, как ОТК в сборочном цехе? Они и технологи, и конструкторы, и механики, и электронщики. Вот что значит ОТК. Завод в заводе! Будь я на вашем месте, я не упустил бы такой практики. Ну что? Хорош я в роли пропагандиста?

Филипп молчал. Но молчать все время было неловко. Тогда он улыбнулся. Директору собственная агитация показалась смешной, и он расхохотался. Филипп заметил, что при этом его правый зеленоватый глаз сузился и тонкие губы скривились вправо.

Резким коротким движением руки директор протянул Филиппу документы.

— Вот. Если согласны, идите в отдел кадров. Нет — выдадим вам справку, устраивайтесь сами. Больше я ничего не могу предложить.

Пожав руку директору, Филипп пошел к двери. От стола до нее лежала широкая малиновая дорожка. Очень мягкая, с нежно-кофейной окантовкой. «Почему я ее сразу не заметил?» — подумал Филипп и толкнул дверь.

В приемной сидели двое. Те, из Харькова. На коленях у них покоились одинаковые толстые желтые портфели. Оба были в одинаковых белых, с расстегнутыми воротами, рубашках. По их позам можно было догадаться — они уже отнимали от слова «ДИРЕКТОР» по одной букве, а также читали слово «ДИРЕКТОР» справа налево.

При виде Филиппа мужчины, как по команде, поднялись и так стремительно пошли к кабинетной двери, что Филиппу пришлось протиснуться между ними.

В коридоре стояли три девушки. Одна из них прислонилась к стене, стараясь удержаться на правой ноге. Левую ногу она поджала. По-видимому, это было неудобно: девушка то и дело касалась носком пола, но тотчас отдергивала ногу.

Глухо хлопнула дверь приемной, выпустив Филиппа. Девушка уронила босоножку: на голой подошве уздечкой накинута красная полоска кожи. В точно такую же была запряжена ее правая нога. Девушка поправила босоножку и продела левую ногу в красную кожаную уздечку.

Все трое обернулись и глянули на Филиппа.

— Скажите, — обратился к ним Филипп, — как пройти в конструкторский отдел?

— Идемте. Покажу! — ответила хозяйка босоножек.

— Двадцать… сколько? — спросила ее одна из девушек.

— Двадцать один шестьдесят. Там еще коричневые были. Никакого вида!

По узкому и длинному коридору девушка шла быстро, слегка склонив голову. Она прислушивалась к легкому перестуку новых босоножек.

Вдоль стен четкой шеренгой выстроились двери: «Главный диспетчер», пять шагов — «ПТО», пять шагов — «Завком», пять шагов — «Отдел кадров», пять шагов — «БРИЗ», десять шагов — «М». Коридор упирался в лестницу.

На лестничной площадке стояло несколько человек. Все мужчины, и все курили. Среди них был и тот худощавый конструктор, которого Филипп видел в приемной. Раскрытая пачка отсинькованных чертежей лежала на изгибе перил. Зажатой между пальцами папиросой он указывал в какой-то узел схемы, а другой рукой придерживал чертежи. Его собеседник удивленно рассматривал узел, прислушиваясь к негромкому голосу худощавого. Трое других курящих стояли на ступеньках с отчужденно-сосредоточенным видом, словно незнакомые между собой люди. Может быть, они действительно были незнакомы, кто знает?!

— Вам не «главный» нужен? — торопливым полушепотом спросила девушка, кивнув головой в сторону конструктора.

— Нет, — ответил таким же полушепотом Филипп, еще раз взглянув на худощавого. — Я хочу видеть Леву Гликмана или Женю Маркелова.

— Ах, Леву, — протянула девушка. — Можно и Леву, можно и Женю…

Сверху спускался парень в рабочем комбинезоне. Увидев девушку, он остановился и заговорил, хотя между ними лежал целый пролет:

— Значит, когда взносы тебе платить — первый Рябчиков, а когда в Таллин экскурсия — Рябчикову фига?!

— Взносы не мне платишь, а в союз, — ответила девушка, поднимаясь навстречу перепачканному Рябчикову. — Сто тысяч лет висело объявление насчет Таллина. Думаешь, за каждым бегать будем?

— А я не «каждый». Я пять лет плачу взносы. Исправно. Не так, как другие. А кроме благодарности на Новый год, ни черта не имею… Нужна мне ваша благодар…

Филипп и девушка уже поднялись на третий этаж, а вслед еще слышался вздорный голос парня. Ясно было одно — лояльный парень незаслуженно обойден.

— Ну и человек, — пробормотала девушка и указала на распахнутую дверь: — Здесь конструкторский отдел.

Филипп и сам видел, что это конструкторский отдел. Нетрудно догадаться. За распахнутыми дверями тянулся ряд кульманов. Из-под них виднелись ноги. Разные. В широких брюках. В узких брюках. В капроновых чулках… Над кульманами где стремительно, где лениво двигались противовесы. Люди работали.