Литмир - Электронная Библиотека

— Вам кого? — спросила она.

— Кого? В самом деле, кого?! Ну, допустим, тебя!

Нина улыбнулась.

— Проходи, Филипп, мы сейчас… Неотложное дело. Не забыл — моя комната последняя.

В квартире было двенадцать съемщиков. В коридоре — двенадцать дверей и длинный ряд электросчетчиков на стене. Пузатых и черных. Филиппу казалось, что двери, мимо которых он тащил сверток с конским хвостом, дышали и шевелились. За одной кто-то ехидно хихикнул. Из другой вышла гражданка в халате и с грядками бигуди на голове. Она задержала взгляд на свертке и, не ответив на вежливое «здрасьте», толкнула дверь напротив. Да, это, пожалуй, не Ковальские с Жизневыми…

Филипп втащил в комнату Нины сверток.

— И вы уже давно не стучитесь?

Филипп оглянулся. Если бы пожилая женщина и не была так похожа на Нину, он все равно узнал бы ее по насмешливой прямолинейности вопроса.

— Извините… Я не заметил.

Женщина слегка улыбнулась. Филипп приободрился и стал «распрягаться». Откуда так много бумаги? Заворачивал всего в две газеты. Женщина посмотрела на мощный круп лошади из папье-маше.

— Понимаю. Вы не постучались, решив, что попали в конюшню?

Голос ее звучал строго, без тени доброжелательства. Она вышла, едва не опрокинув лошадь. Филиппу стало неловко. «Что она разозлилась? Не пойму… Неласковая, видно, теща».

Лошадь стояла на полу. У нее был довольно глупый вид. В комнату вошла Нина. Она посмотрела на игрушку и потрогала хвост.

— Не обращай внимания!

— Я ничего не понимаю…

— Она считает, что человек, который делает такие дорогие подарки, имеет право на большее. А это слишком скоропалительно, ее не было дома только месяц. Прочла мне сейчас лекцию о моральном облике. Строгая мама…

Нина распахнула шкаф, сняла с вешалки платье и зашла за ширму. Филипп увидел, как ступни ее ног освободились от домашних туфель и стали, босые, прямо на пол. Через ширму перекинулся халат, и вверх взлетели загорелые руки с платьем, она собиралась его надеть через голову… До ширмы было два-три шага. Не больше. Филипп встал и решительно сделал эти шаги. Он увидел испуганные и негодующие Нинины глаза.

— Ненормальный! Мама войдет! — Нина высвободила руку и оттолкнула его. Филипп вернулся к своему креслу…

Лошадь по-прежнему стояла, опустив хвост.

— Я тебя очень люблю… Очень.

— Верю, — ответила Нина. — Но если б я тебя не оттолкнула, ты бы черт знает чего натворил…

В комнату вбежала Лариска. Увидев лошадь, она замерла, секунду постояла и осторожно стала приближаться.

— Она живая или детсадовская?

Лариска потребовала, чтобы ее усадили на лошадь. Но тут же испугалась и попросила, чтобы ее сняли. Ей понравился лошадиный хвост. Особенно, как он гладит щечки…

Вошла Нинина мать. Одернув на Лариске фартучек, она принялась что-то высматривать в буфете. Филипп подошел к ней.

— Вы извините меня… Я не думал, что это так вас обидит… Это подарок одних стариков, моих близких. Она куплена давно. И с тех пор стояла без дела. Честное слово…

Он говорил искренне. Женщина это почувствовала и улыбнулась. Доброй улыбкой.

— Будет вам… Значит, вас зовут Филипп?..

6

Через Кировский мост переползали трамваи, пробегали автобусы и такси. Обычная вечерняя жизнь.

— Я сегодня чуть не опоздала на вокзал встречать своих, — проговорила Нина.

— Заработалась?

— Представь себе… Да, новость. Я несколько дней буду сидеть в плановом. Трещать на арифмометре. Приказ директора. От каждого отдела по два человека. Готовим план снабженцам и вспомогательным цехам. Они будут работать с расчетом на три месяца вперед. Например, сборщики в апреле гонят апрельскую программу, а вспомогательные и заготовительные цеха — августовскую. Не будет штурмовщины! Идея директора… Смешной он… Я представляю, как он, взъерошенный, ездит по управлениям и банкам, выколачивая деньги…

Филипп смотрел, как тощий буксирчик тянул самодовольную баржу. Мелкая волна суетливо разбегалась от тупого носа: казалось, что баржа брюзжит. Совсем как живая. Но буксирчик был настойчив. Может быть, его вдохновляла надпись «Якорей не бросать!»?

— Если сорвется эта идея, ему здорово влетит. Кое-кто шипит в кулачок, а он плюет и рискует! Восхищаюсь людьми, которые рискуют по-крупному. Рискуют для дела. Что ты молчишь?

Филипп усмехнулся:

— Собираюсь рискнуть по-крупному.

— Ставка?

— Жизнь.

— Громко… Посидим?

Сели. Мимо прошел милиционер. Он ел мороженое и смущенно поглядывал на молодых людей. Милиционер был на посту, и ему было жарко. Отойдя немного, он огляделся и скомкал серебристую обертку. Урны поблизости не было. Милиционер, продолжая вышагивать, вытянул руку в сторону. Серебристый комок скользнул по гранитной стенке в воду. Совершив «нарушение», милиционер выпрямился и строго удалился… Филипп и Нина рассмеялись.

Сидеть на гранитном полукруге было уютно.

— Нина… Я хочу с тобой серьезно поговорить.

— Очень серьезно не получится.

— Почему?

— Не знаю… Я старше тебя.

— Но ты ведь меня… любишь?

— Ты уверен?!

— Что?! Тогда как же ты была со мной? Неужели?..

— Перестань, Филипп. Не все в жизни подчиняется логике… Мы живые люди.

— Но я люблю тебя! Я никогда еще никого не любил так, как тебя!

Нина откинула голову и обхватила затылок руками.

— Я старше тебя. У меня дочка… Посмотри внимательно, у меня морщинки возле глаз.

— Я ничего не хочу знать. Я люблю тебя. Не меньше, чем любил тебя твой муж…

— Только не об этом, — проговорила Нина. — Зачем осложнять? Мы встречаемся. Нам хорошо… И не стоит рисковать по-крупному. Нет причин.

— Но я так не хочу! Так ты чужая… Я не хочу, чтоб ты была чужая!

— Но я не могу иначе… Через несколько лет ты поймешь, почувствуешь по-настоящему разницу в нашем возрасте. И все окажется очень сложным и запуганным…

Она не договорила. Филипп сжал голову Нины и повернул к себе. Это было больно. Нина молчала и насмешливо смотрела на Филиппа.

— Тогда ты… ты дрянь! Ты хуже всех, кого я знаю…

Он оттолкнул ее голову и встал.

— Филипп! Подожди!

Набережная пуста. Только Филипп… Сейчас он перейдет мостовую и свернет к Зимней канавке. Так он и делает. Как он быстро идет… Нина нагнала Филиппа и схватила за руку. Филипп повернулся. У него были влажные глаза.

— Ну… — Филипп отвернулся к воде.

— Перестань… К чему эти сцены? — Она хотела сказать что-то ласковое, но получилось неискренне. «К чему эти сцены?» Противно…

— Тебя любит Кира. Она очень тебя любит. Она мне все рассказала… Я с ней виделась. Мне жаль ее…

Филипп молчал, глядя в застывшую черную воду. Нина видела его широкую спину… Кира и Филипп?! Жаль, что она не вправе помешать этому.

— Как ты встретилась с ней?

— Она позвонила мне по телефону.

— Кто ей дал номер?

— Не знаю… Смешная, она решила, что ты станешь моим мужем, — не сдержалась Нина…

…Она смотрела ему вслед. Филипп свернул на улицу Халтурина.

У Ковальских было темно. Полоска света пробивалась под дверью Жизневых… Филипп прошел на кухню и в темноте набрал в чайник воду. Принялся пить прямо из носика. Зажег конфорку и поставил чайник. Механически… Потом подошел к телефону и снял трубку.

Казалось, что Кира стояла у аппарата и ждала звонка. Может быть, так и было…

Филипп.Это ты? Здравствуй… Я прошу тебя не встречаться с Ниной. Кто тебе дал ее телефон? Левка? Я знаю, Левка.

Кира.Если уж ты позвонил ко мне… Я хочу тебя видеть.

Филипп.Не нужно, Кирилл. Это ни к чему.

Кира.Я люблю тебя… А ей ты безразличен. Она сама сказала… Что ты молчишь?! (Кира торопилась.) Почему тебя тянет к этой старухе?! Ну, почему? Ведь я лучше. И я люблю тебя, Филипп… Я жду тебя… У нас никого нет. Папа уехал за город. Ты придешь?

Филипп.Нет.

Он повесил трубку и стоял, глядя на тускнеющие в полумраке кружочки с цифрами на телефонном диске. Набрал номер…

31
{"b":"161878","o":1}