— Ты веришь мне?

— Конечно, верю. Трудно выдумать подобный кошмар. Кроме того, ты чиста, как стеклышко. Это ясно даже такому закоренелому цинику, как я.

У Мэгги защипало глаза, слезы побежали по щекам.

— Эй! — мягко позвал он, нежно вытирая ее слезы пальцами. — Это что еще такое? — Внезапно пальцы замерли, он заглянул ей в глаза. — Проклятие, Мэгги, неужели во всем обвинили тебя? Тот мерзавец отправил тебя в тюрьму за собственное преступление?

— Да, — задыхаясь, ответила она. — Меня приговорили к восьми годам. Я отсидела четыре. Вышла полгода назад.

— О, моя милая бедняжка. Но что же это за подлец! Тебе известно, что стало с ним? Надеюсь, он перебрал наркотика и отправился на тот свет, ублюдок.

— Не знаю, что случилось с Кевином, он меня больше и не интересует.

Как ни странно, так оно и было.

— Тебе до него дела нет? Ты столько страдала по его вине, а он даже не наказан за свои преступления! Да я бы задушил его голыми руками. Его место в аду.

— Гордон, люди, подобные Кевину, находят свой ад на земле.

— Но ты же сама не веришь в это!

— Нет, верю. Возьмем твою Этель. Ты знаешь, она несчастлива. С возрастом ее красота поблекнет, и жизнь для нее превратится в мучение. Никто не будет любить ее, никому она не будет нужна.

— Я ждал десять лет, — сухо заметил Гордон, — но пока возмездие не свершилось. Бог с ней, мне бы не хотелось говорить об этой стерве. Вернемся к тебе. Должно быть, ты была совершенно убита горем, когда тебя арестовали?

— Я думала, что погибла. Отец отказался нанять для меня опытного адвоката. Я должна была довольствоваться назначенным властями, но тот, видимо, не мог смириться с мыслью, что дочь миллионера пользуется бесплатной юридической помощью. По этой же причине против меня были настроены и судья, и присяжные. Мое дело преподносили как пример справедливого суда — богатую, порочную девицу упекли за решетку за аморальные проступки и эгоизм. Восемь лет — довольно суровый приговор.

— О, Мэгги… Я страшно тебе сочувствую… По сравнению с тем, через что пришлось пройти тебе, мои несчастья — сущая безделица. Ты побывала в аду, а я… — Он внезапно умолк. Черные брови сошлись на переносице. Гордон задумался. — Подожди-ка! А что это за история о богатом покровителе и драгоценностях, полученных от него в подарок? — Гордон снова замолчал, вперив в нее вопрошающий взгляд. — Ты рассказывала о своем отце, не так ли? Ты не договаривала тогда, верно? Кевин был твоим единственным любовником, а твое заграничное путешествие оплатил твой отец. Как и твои жемчуга. Ничего себе, добренький старенький покровитель! — фыркнул Гордон. — Всего-навсего твой настоящий отец!

Мэгги внимательно посмотрела на него.

— Ты сердишься на меня?

— Мне бы следовало бушевать от гнева. Но вместо этого я лишь диву даюсь, какой дерзкой, маленькой озорницей способна быть иногда наша мисс Причард!

— Пойми, ты был такого низкого мнения о моей персоне… Мне было на руку, чтобы оно не менялось и помогало удерживать тебя в рамках приличий. Ну, вот… На самом деле мне ужасно хотелось, чтобы ты занялся любовью со мной. Я кричать была готова об этом.

— Тебе не удалось бы вечно держать меня в рамках, поверь мне, — сказал Гордон сдавленным голосом. — Я почти дошел до последней точки: еще немного, и последовал бы взрыв.

— Зато теперь нам не надо больше скрывать свои чувства, верно? — прошептала она, прижав голову к его обнаженной груди.

— Больше никогда.

— Я несказанно рада, Гордон, что ты мне веришь.

— А я невероятно рад, что ты мне все рассказала. Никогда, любовь моя, не бойся сказать мне, что у тебя на душе.

Сердце Мэгги зашлось от восторга. Он назвал ее «любовь моя», и она ему верит. Гордон любит ее! Он еще просто не готов сказать об этом.

— И ты тоже не бойся поведать мне обо всем, — сонным голосом пробормотала она.

Если бы Мэгги не задремала, она почувствовала бы, как внезапно замерла ласкавшая ее рука. Она заволновалась бы оттого, что не услышала его ответа.

Площадка для игры в гольф выглядела как картинка. Свежая зеленая трава, по краям такие же сосны. Видимо, засуха не достигла здешних мест.

— Кто с кем играет? — спросил Фрэнк, когда обе пары встретились днем за чаем.

— Мне все равно, — сказал Гордон и улыбнулся Мэгги.

Она ответила ему радостной улыбкой. День начался прекрасно. Проснувшись, вспомнила минувшую ночь, и как будто камень свалился у нее с души — она поведала Гордону правду! Таким же облегчением было видеть, как Гордон за завтраком и потом после утренних лекций, за ланчем, игнорировал все наглые заигрывания Этель. Та была просто ошеломлена, что он не обращает на нее никакого внимания, и смерила Мэгги самым яростным взглядом из возможных.

— Но если Мэгги играет в гольф так же, как в теннис, — предупредила Эдна, — то можно выступить девочкам против мальчиков.

— Она не такой уж мастер, — ответил Гордон. — Я прав, дорогая?

— Гм… да. Я слабовато играю.

— Тогда ей лучше быть твоим партнером, Гордон, — предложил Фрэнк.

— Прекрасно, — с удовольствием согласился тот. — Мэгги, не беспокойся, я не буду в претензии, если ты сыграешь не блестяще.

Мэгги внутренне напряглась. Надо забыть первоначальную идею о том, чтобы оставить Гордона в дураках, расколотив его на глазах у всех. Теперь она должна постараться сыграть блестяще и притом не выставить его идиотом. Она давно не брала в руки клюшку для гольфа, но прежде достигала, черт возьми, очень неплохих результатов. Недаром отец шесть лет подряд посылал ее в спортивные лагеря, где давали уроки профессионалы. Долгий перерыв, надеялась Мэгги, поможет ей на первых порах изображать неумеху.

Ей удалось встать в такую нелепую позу и так вывернуть локоть, что после первого удара мяч оказался где-то в кустах. Окружающие сочувствовали, видя огорченное лицо Мэгги, и показывали, как надо было бить.

— Все зависит от взмаха, — терпеливо объяснил Гордон, когда они вприпрыжку отправились на поиски мяча. — Я покажу, когда мы найдем твой мяч. Вернее, если найдем. И ногу надо ставить при ударе прямо! — прозвучал его последний совет.

Однако вовсе не нога беспокоила Мэгги, а то, что у нее было написано на физиономии. Очень не просто делать вид, что ты ничего не умеешь. Но на восемнадцатой лунке она показала себя. Ее мяч, благодаря виртуозному удару, лег ближе всех к цели.

— Черт знает что! — Фрэнк изумленно почесал затылок.

— Вот это да! — воскликнула Эдна.

— Неужели это я так ударила? — спросила Мэгги, надеясь, что ее удивление выглядит правдоподобно. — Твои советы мне немного помогли, Гордон.

Тот промолчал, что было подозрительно, но сощуренные глаза говорили о многом.

— Значит, слабовато играем, да? — проворчал он, когда пары разошлись. — Надеюсь, ты хорошо провела время, посмеиваясь надо мной за моей спиной.

— Повеселилась неплохо, — проказливо призналась она.

Гордон ответил ей свирепым взглядом. Его быстро сменила беззащитная улыбка, когда Мэгги захихикала. Он покачал головой:

— Ну что мне с тобой делать?!

— Можешь поцеловать, если тебе хочется.

— Ты неисправима.

Однако поцелуй последовал, жадный и страстный, какого Гордон всего три дня назад не позволил бы себе даже дома, не говоря уж об общественном месте. Поцелуи сыпались градом.

Супруги Гилмор отвлекли их от этого занятия, и вскоре Мэгги нанесла победный удар по восемнадцатой лунке.

Гордон подхватил обе сумки с клюшками, и они пошли бок о бок к отелю.

— Знаешь, Мэгги, — тепло сказал он, — я так привык к тебе за эти дни…

Надеюсь, подумала она. Надеюсь всей душой.

Вечер того дня был таким же радостным и приятным. После коктейля подавали ужин из пяти блюд. Черное крепдешиновое платье Мэгги потрясло Гордона не меньше, чем кружевное. Весь вечер он говорил ей на ухо, что собирается делать с ней позже и сколько раз.