Он ел в баре, а она устроилась напротив. Рекальдо утопил главный вопрос в череде ничего не значащих фраз об ужасном происшествии в Трианаке. Джорджи сказала, что с понедельника в глаза не видела Крессиду Суини.

Покидая «Джорджиану О», помрачневший Рекальдо разволновался, расстроился и чувствовал себя подавленным. Мимолетная реплика Джорджи выбила его из колеи, и он впервые позволил себе не на шутку разозлиться на возлюбленную. Он был слишком зол, чтобы ехать к Диллонам и встретиться с ней лицом к лицу. Вместо этого он отправился на лодочную станцию Терри Уилана и взял напрокат небольшой моторный катер. И следующие два часа провел в поисках Вэла Суини, хотя не собирался задерживать того без поддержки здоровяка Макбрайда. Он ставил перед собой одну цель – обнаружить местонахождение мужа Крессиды и, если возможно, отрезать пути к отступлению. Но только зря потратил время. Ни на «Кинаре», ни на «Алкионе» не было никаких признаков жизни, хотя на борт судов не поднимался. Корибин тоже выглядел абсолютно пустым.

Рекальдо вернулся на лодочную станцию, забрал джип и все-таки поехал к Диллонам. Кресси месила на кухне тесто для хлеба. Она подняла голову и нервно улыбнулась.

– Где все? – Несколько поостывший Рекальдо остановился в дверях, наблюдая за ней.

– Мэри повезла их купаться.

– А не слишком ли холодно?

– Они поехали не на море. Здесь в гостинице в пяти милях есть хороший бассейн.

Сержант кивком показал на тесто:

– Тебе еще долго?

– Нет, сейчас поставлю подходить. А что?

– Надо поговорить. Выходи в сад, когда сможешь. – Рекальдо круто повернулся и закрыл за собой дверь. Кресси должна прийти к нему по собственной воле. Довольно ставить всех мужчин на одну доску со своим необузданным супругом. Давно пора бы ему довериться.

Рядом с ней он едва сдерживался – так хотелось коснуться ее, обнять, прижать к себе. Он опустился на скамейку под одинокой яблоней, откуда был виден дом. Крессида появилась минут через пять. «Вот женщина, которую я люблю, – думал Рекальдо, глядя, как она идет к нему. – Восторг моего заблудшего сердца. Это меня просто убьет».

При свете дня лицо Крессиды показалось настолько измученным, что он чуть не вскрикнул от боли. Злость моментально испарилась. Щеки Кресси пылали, глаз заплыл, синяк под ним отдавал желтизной. Она выглядела нездоровой, напуганной и все же казалась ему самой красивой. Рекальдо едва справлялся с желанием взять ее за руку, увести в укромное место и заняться любовью. Долго и нежно целовать и ласкать, чтобы прогнать все же страхи. Но время пока не настало, предстояло еще многое вытерпеть. Крессида неуверенно подошла и молча села рядом.

Рекальдо попробовал обнять ее за плечи, она на мгновение прильнула к нему, но затем снова отстранилась. А Рекальдо сидел, перебирая в уме, как лучше выразить то, что хотел сказать, но не мог вымолвить ни слова. Так они сидели и смущенно молчали.

– Ты мог бы узнать человека через двадцать с лишним лет? – наконец спросила Крессида.

Он задумался над ее вопросом. Одно неосторожное слово – и он снова ее потеряет.

– Смотря о каком возрасте идет речь. Если о ребенке, едва ли. Со взрослыми, конечно, легче. – И осмотрительно добавил: – Одни меняются больше, другие – меньше.

– Я тоже так считаю. А раньше не верила. – Она говорила неестественно высоким голосом, так, будто он понимал или мог догадаться, о чем идет речь. – Знаешь, я не очень сообразительная.

– Ты должна мне доверять, Крессида.

Она криво усмехнулась:

– Все копы так говорят.

– Но не всякий коп так тебя обожает, – легкомысленно, словно шутя, отозвался он. И, ужаснувшись собственной пошлости, поспешно поправился: – Слово «обожает» здесь не к месту. Я люблю тебя, Крессида. Люблю всей душой. – Красивое имя нежным шелестом отозвалось в его душе.

Казалось, эта женщина в миллионе миль от него. Навеки потеряна. Рекальдо протянул руку, накрыл ее ладонь и почувствовал, как она напряглась.

– Извини, Фрэнк. Задумалась.

– Ты хорошо знаешь Джона Спейна? – Настала его очередь взглянуть в глаза тому, чего он больше всего боялся.

– Не хуже, чем любого в округе.

– Это как?

Крессида удивленно посмотрела на него, однако не стала спешить с ответом. А когда заговорила, немного запиналась, словно старалась точнее сформулировать мысли.

– Кроме тебя, Джон Спейн – единственный мужчина, который воспринимает меня всерьез: как человека с мозгами, а не полную дуру. Да, я знаю его историю. Настоящую, а не скандально-сенсационную версию Эванджелин. Ты сам понимаешь, кто распускает о нем слухи. А иначе разве бы стали о нем болтать?

– Объясни.

– Видимо, в то время, когда разразился скандал, она жила в Риме. Разумеется, там об этом кричали все газеты. «Священнослужитель соблазнил жену дипломата». Чертовски театрально! Ей оставалось только сообщить детали своему дружку. О'Дауд выполнил все остальное. Шепнул здесь, шепнул там… Капелька за капелькой – и дело сделано. Джон Спейн тогда просто влюбился. Он совершил ошибку.

– Честно говоря, здесь уже многие знали об этом.

– Раньше – может быть. Когда он только приехал… Потом все заглохло, пока она снова не замутила воду. Но на этот раз распустила слухи намного гнуснее прежних. – Крессида перевела дыхание и отвернулась. Ее лицо и шея залились краской. Рекальдо смотрел на Кресси, и ему пришло в голову то, о чем он раньше не задумывался: Эванджелин Уолтер умело отвлекала любопытных от собственного прошлого, подкидывая истории о пороках тех, кто находился рядом. Уж не испытывала ли она страх перед Джоном Спейном, в то время как старательно демонстрировала отвращение к его мнимым грехам? А на самом деле боялась, потому что старик знал нечто о ее прошлом.

– Почему она так его не любила? – как бы между прочим спросил Рекальдо.

Кресси пожала плечами.

– Мне кажется, Эванджелин никого не любила.

– А я слышал, что ты ей как раз нравилась. И одно время вы были подругами.

– Ничего подобного. – Крессида обожгла его взглядом. -Просто она считала меня жалкой. Глупой. Сама слышала, как она это говорила. Возилась со мной, потому что ей понравился Вэл. А я как дура их познакомила.

– Значит, речь не только о Джоне Спейне. Речь еще и о тебе, Крессида. – Рекальдо произнес ее имя с нежностью и кончиками пальцев коснулся плеча. Она сжала его руку и от этого его пронзила светлая радость. Он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть счастливый миг.

– Она болтала, что Спейн спит со мной, – выпалила Крессида и порывисто повернулась. – Поэтому я за ним бегаю. Называла его грязным старикашкой. Трепалась, что… он представляет опасность для Гила. Не могу ручаться, что все это говорилось именно такими словами. Только вижу – люди сторонятся меня, когда я выхожу в деревню. Отводят взгляды или смотрят так, словно я грязь под ногами. Самое страшное, что в лицо мне ничего не говорят. Но в этом и нет нужды. Я знаю, что у них на уме. Но это все неправда – Спейн хороший человек.

Женщина подняла голову. В глазах блестели непролившиеся слезы. И вдруг взорвалась:

– Он меня и пальцем не коснулся! И уж абсолютно точно, что не имел грязных помыслов в отношении Гила. Он самый одаренный на свете педагог. – Крессида посерьезнела. – И никогда бы не добился таких результатов, если бы не завоевал доверия мальчика. А теперь Гил бегло читает и пишет. – В ее голосе появились горделивые нотки. – Даже латынь учит. Джон Спейн – хороший, добрый человек. Он мне нравится, но не в том смысле, в каком обо мне судачат. То, что болтала Эванджелин Уолтер, было омерзительно. Джон Спейн – мой единственный друг.

– Ты заблуждаешься.

– Ах, Фрэнк, я о тебе не забыла. Но ты, к несчастью, полицейский. Тебе не следовало приходить. Джон боится, что ты лишишься работы. Что эти парни из Корка шкуру с тебя спустят.

– Не думай об этом. Ты должна мне рассказать, что произошло вечером во вторник, – резко скомандовал он. – Я хочу тебе помочь. А для этого мне надо знать, как обстояло дело.