Старик и устье. Выносливость Джона Спейна вызывала глубокое почтение. Рекальдо не мог думать о нем без восхищения. Старик вел спартанский образ жизни. Появился здесь один и с тех пор жил в одиночку. Прикатил на раздолбанной машине, которая волокла за собой его любимую лодку, поставил палатку в Трианаке, в стенах разрушенной школы, и взялся восстанавливать ее собственными силами. Возможно, это было продиктовано чисто экономическими соображениями, поскольку руки у него росли явно не из того места. Соседи с интересом наблюдали, как Спейн упорно, но без особых результатов бился над ремонтом, однако стеснялись или были слишком деликатны, чтобы навязывать свою помощь. Дали время себя проявить: пусть, мол, вытворяет со старым зданием все, что угодно. Восхищались его настойчивостью. Однако через некоторое время поняли, что этот человек ничего не понимает в строительстве, и вскоре плотник, затем кровельщик и, наконец, сантехник предложили помочь. Гордый, но доведенный до отчаяния Джон Спейн с благодарностью принял предложения, однако расплатиться мог единственным способом: натаскивать детей, если те не справлялись со школьной программой. И поскольку благодетели вежливо, но твердо отказались от подобной услуги, настоял на том, чтобы снабжать их свежей рыбой.

Потом потребность в помощи миновала, благодетели исчезли, и он остался при своей рыбалке и при своих книгах. К нему не лезли, не беспокоили, держались с отстраненной сдержанностью. Казалось, в этих местах царило негласное правило: не откровенничать и не слишком общаться с пришлыми. В этом смысле Спейн был защищен, поскольку люди в глубине души сохраняли уважение к религии, к тому, кто он есть или кем был раньше. И по мере того как распространялась молва о его учености, зашита становилась только крепче. В то время как местные держали дистанцию, другие приезжие не особенно замечали Спейна. А если замечали, считали отшельником. Все, кроме Крессиды Суини, которую забросали непрошеными советами и даже осудили после того, как стали замечать ее сына в компании старика.

Рекальдо раздумывал об этом и следил за лодкой, пока та не скрылась за мысом в двухстах ярдах выше по течению от границы сада Эванджелин Уолтер. Спейн либо возвращался к себе домой, либо шел дальше вверх по реке. Рекальдо по опыту знал, что Спейн был одним из немногих, кто умел управлять суденышком в темное время суток, когда на воде не разглядеть ориентиров и путешествие становится предательски опасным. А сегодня особенно, подумал сержант, подняв глаза на грозное небо. Интересно, подумал он, сколько людей были свидетелями того, как старик пытался передать ему свои навыки? Это была одна из удивительных загадок Пэссидж-Саут и его обитателей. Даже если сам ты никого вокруг не заметил или отплыл далеко от берега, все равно всем известно, чем ты занимался и с кем.

Рекальдо было не по себе из-за того, что он не присутствовал на допросе Спейна. Старик бывал то надменным, то грубым, а иногда и тем и другим сразу. Задира Макбрайд с его шуточками мог спровоцировать его на самое худшее. Однако полицейский тут же оборвал себя: когда Спейн только-только поселился в Трианаке, ему приходилось выдерживать и не такое. Даже после двенадцати лет жизни здесь его продолжали считать чужаком. «Как и меня», – погрустнел Рекальдо. От печальных мыслей у него по спине пробежали мурашки. Они здесь все были чужаками, кроме О'Дауда: миссис Уолтер, супруги Суини, он сам и Спейн.

А тех, кто втерся в чужую компанию, не помешает выставить вон.

Рекальдо выждал пятнадцать минут, затем соскользнул в надувную лодку и оттолкнулся от берега. Посудина была неуклюжей, но благодаря мощному подвесному мотору исключительно быстрой. Он брал моторку, если требовалось преодолеть значительные расстояния. Нередко в компании с таможенником и сотрудником акцизного управления. Лодка была темного цвета и в сумерках сливалась с водой. Поэтому он и выбрал ее, а не свой ялик, у которого, впрочем» отсутствовал мотор.

Управляться с веслами, укрепленными на раздутых, покатых бортах, было нелегко, однако через пятнадцать минут Рекальло удалось добраться до яхты Эванджелин Уолтер «Кинара». Предстояло вести надувную лодку поперек стремнины; дело сложное но Рекальдо надеялся, что, если отойти подальше, можно запустить мотор. Он подкрался с правого борта и осторожно встал на ноги. Рука легко достала до планшира. Он провел ладонью по внутренней стороне, пока не нащупал крюйсы. Смотал линь, подтянулся к борту и тщательно закрепил надувную лодку. От греха подальше. Сбоку по реке бил сильный ветер, яхта плясала на воде и забраться на борт оказалось не так легко. Но Рекальдо подтянулся ухватившись за леер, и сумел поставить колено на палубу «Кинары». Оказавшись в кокпите, поблагодарил судьбу за то, что она наградила его длинными ногами.

Никаких инструментов не потребовалось. Задвижка оказалась открытой, и не было ни малейших признаков замка или иного охранного устройства. Рекальдо немного помешкал, а затем включил фонарь и направил луч вниз. Потолок был слишком низким, чтобы он мог распрямиться во весь рост. Но все же нельзя было не позавидовать: из всех яхт на реке Рекальдо больше всего хотел бы иметь «Кинару». Она, как и дом миссис Уолтер, находилась в превосходном состоянии, сверкала словно ирландский шиллинг, хотя на борту все же ощущался легкий затхлый запах. И еще были едва заметные налеты плесени на переборке и иллюминаторах. Сержант провел рукой по потолку, понюхал пальцы и заключил, что не далее чем несколько недель назад яхту старательно отскребли. Более того – лишили всех индивидуальных примет. Интересно, подумал он, когда Эванджелин Уолтер последний раз всходила на борт своего судна?

Решила продать? Рекальдо знал, что «Кинара» все лето не покидала место стоянки. Миссис Уолтер слыла опытным уважаемым яхтсменом. Она плавала в одиночку, без посторонней помощи, регулярно участвовала в регатах, и ее отсутствие на соревнованиях в этом сезоне породило множество пересудов и сплетен по поводу состояния ее здоровья. Но если бы она выставила яхту на продажу, Терри Уилан обязательно бы об этом упомянул. Разве что это не он ее продавал.

Тщательный осмотр не дал ничего, кроме валявшейся под штурманским столиком старой фотографии. Нагибаясь, Рекальдо различил какой-то запах. Принюхался. Виски. Он пошарив рукой в темноте у основания переборки и уколол палец осколком. Обернув руку носовым платком, поднял стекляшку. От нее исходил сильный запах. Рекальдо завернул находку в платок и в тусклом свете фонаря принялся изучать фотографию. Снимок в прошлом складывали и мяли, и там, гае еще сохранилась эмульсия, сильно поблекли цвета. На нем были изображены три человека: молодая пара и сидящий между ними на столе ребенок. Оба взрослых курили. На обратной стороне кто-то написал дату, однако в слабом свете фонаря Рекальдо не сумел ее разобрать. Он опустил фотографию в карман, выключил фонарь и выбрался со своими трофеями на палубу.

Надувная лодка была едва различима, и сойти в нее оказалось посложнее, чем подняться на борт «Кинары». Рекальдо больно ударился, задохнулся и распластался на борту. Непокорное суденышко плясало под ним, как резиновый мячик. Потребовался добрый глоток бренди, чтобы прийти в себя. Он отвязал веревку, развернул нос в другую сторону и вышел на стремнину. Немного поколебался и запустил двигатель. Урчание прокатилось над рекой подобно раскату грома. Рекальдо затаил дыхание, уменьшил газ почтило минимума и пошел вниз по реке по направлению к плавучему дворцу Вэла Суини.

Фрэнк Рекальдо спал как убитый. Выпил две большие порции бренди и вырубился. Очнулся лишь в половине восьмого в четверг. Он еще немного полежал в полудреме, затем вскочил с кровати, в рекордное время принял душ и оделся. Спустился на первый этаж и проверил автоответчик. Ему звонили пятнадцать раз, в том числе семь назойливых репортеров, которые требовали «сообщить хоть словечко». Рекальдо так и подмывало стереть все разом, но что-то заставило прокручивать пленку дальше. Предпоследнее сообщение оказалось от Крессиды. «Фрэнк, – говорила она, – не тревожься. С нами все в порядке. Извини». От отчаяния Рекальдо чуть не сделалось дурно, и он привалился к стене. Получила она его сообщение или нет? Он позвонил ей домой и на сотовый, но ни там, ни там не ответили. «Это сведет меня с ума», – подумал он. Ну почему она не хочет ему довериться? Или пытается защитить его от него же самого? Озарение возникло словно вспышка: нет, не его. Человечек, которого Кресси могла броситься спасать в первую очередь, – это Гил. У Рекальдо отлегло от сердца. Однако это не объясняло, почему она прячется и что делала в саду Эванджелин. По собственному признанию Крессиды, она сильно недолюбливала миссис Уолтер. Итак, ему предстоял еще один ужасный день.