– Это как?

– Пойдем.

Они вышли с ярмарки и двинулись в северную часть города. Суконщица подвела Гвенду к маленькому домику на боковой улочке возле церкви Святого Марка.

– Здесь живет знахарка, – шепнула заговорщица.

Оставив собак на улице, девушки нырнули в низкую дверь. Единственную узкую комнату первого этажа делила надвое занавеска, перед которой стояли стул и скамья. Значит, очаг за занавеской, подумала Гвенда и удивилась, зачем прятать кухню. В чистой комнате в нос ударил сильный, кисловатый запах трав. Не духи, конечно, но не противно. Керис окликнула:

– Мэтти, это я.

Женщина лет сорока с седыми волосами и бледным лицом человека, не бывающего на свежем воздухе, отдернула занавеску. Увидев гостей, улыбнулась, затем строго посмотрела на Гвенду:

– Вижу, твоя подруга влюблена, но парень ее и видеть не хочет.

Та разинула рот:

– Откуда вы знаете?

Хозяйка тяжело опустилась на стул: она была полной и задыхалась.

– Ко мне приходят по трем причинам: болезни, месть и любовь. Ты выглядишь здоровой, слишком молода, чтобы мстить, значит, влюблена. А он, несомненно, к тебе равнодушен, иначе тебе не понадобилась бы моя помощь.

Гвенда покосилась на Керис, та кивнула:

– Я же тебе говорила: знахарка – знает все.

Девушки сели на скамейку и выжидательно посмотрели на Мэтти. Она продолжила:

– Вы живете рядом – возможно, в одной деревне, – но его семья богаче.

– Все верно, – изумилась Гвенда.

Конечно, хозяйка высказывала лишь догадки, но все так точно, будто видит насквозь.

– Он красив?

– Очень.

– И влюблен в самую красивую на деревне девушку.

– Ну, в общем, да.

– И ее семья тоже богаче твоей.

– Да.

Мэтти кивнула:

– Знакомая история. Я могу тебе помочь. Но ты должна кое-что понять. Духи здесь ни при чем. Чудеса совершает только Бог.

Гвенда нахмурилась. Прекрасно известно, что все устраивают духи умерших. Если они тобой довольны, то втолкнут тебе в силки кроликов, дадут здоровых детей и сделают так, что солнце будет светить только на твою пшеницу. Но если ты их чем-то разозлил, напустят в твои яблоки червей, изуродуют во чреве коровы теленка и обессилят мужа. Даже врачи аббатства признают, что молитвы святым помогают лучше лекарств. Мэтти продолжала:

– Не унывай. Сделаю тебе приворотное зелье.

– Это ужасно, но у меня нет денег.

– Знаю. Твоя подруга Керис очень добра к тебе и хочет, чтобы ты была счастлива. Она готова за тебя заплатить. Но принимать зелье нужно правильно. Ты сможешь остаться с юношей наедине на час?

– Да.

– Влей снадобье ему в кружку. Скоро он тебя полюбит. Поэтому и нужно остаться наедине. Если мимо пройдет другая, парень может влюбиться в нее. Так вот, уведи его ото всех и будь поласковей. Он станет думать, что ты самая желанная женщина на свете. Поцелуй, скажи, что он удивительный; если хочешь, люби. Через какое-то время молодой человек уснет. А когда проснется, будет помнить, что провел самые счастливые минуты в твоих объятиях, и потянется к тебе.

– А второй раз не нужно?

– Нет. На второй раз хватит любви и женственности. Женщина может сделать мужчину счастливым, если он даст ей шанс.

Эта мысль понравилась Гвенде.

– А можно поскорее?

– Тогда за дело. – Мэтти встала со стула и кивнула на занавеску: – Проходите. Здесь для тех, кто ничего не понимает.

На кухне селянка увидела чистый каменный пол и большую печь со всякими треногами и крючками – явно больше, чем нужно женщине для готовки. Мощный старый стол с царапинами и невыводимыми пятнами чисто выскоблен; на полке – ряд глиняных кувшинчиков, а в запертом буфете, вероятно, ценные травы, которые Мэтти использует для зелий. На стене широкая грифельная доска с числами и буквами – наверное, рецептами.

– Почему вы прячете все это за занавеской?

– Мужчина, изготовляющий мази и лекарства, называется аптекарем, а женщина, которая делает то же самое, рискует прослыть ведьмой. В городе есть женщина, ее зовут Полоумная Нелл, она ходит по городу и кричит про дьявола. Монах Мёрдоу обвинил ее в ереси. Нелл безумна, это правда, но совершенно безобидна. И все-таки этот святоша хочет затащить ее на суд. Мужчинам нравится время от времени убивать женщин, и Мёрдоу даст им эту возможность, а потом соберет с них деньги, якобы милостыню. Поэтому я всегда говорю, что только Бог совершает чудеса. Я не призываю духов. Просто использую лесные травы и свои наблюдения.

Мэтти говорила, а Керис – так уверенно, будто у себя дома – расхаживала по кухне и даже поставила на стол миску и флакон. Знахарка протянула ей ключ от буфета.

– Возьми три капли маковой эссенции и разведи ложкой чистого вина, – распорядилась хозяйка. – Зелье не должно быть чересчур сильным, иначе он слишком быстро уснет.

Гвенда удивилась:

– Керис, ты будешь делать зелье?

– Я иногда помогаю Мэтти. Не говори ничего Петронилле – ей не понравится.

– Ей не сказала бы, даже если бы у нее загорелись волосы.

Тетка Керис не любила Гвенду – вероятно, по той же причине ей не понравилась бы и Мэтти: обе ниже по положению, что для Петрониллы значит много. Но зачем Суконщица, дочь богача, прислуживает какой-то знахарке с Богом забытой улицы? Пока девушка мешала зелье, Гвенда вспомнила, что подругу всегда интересовали болезни и лечение. В детстве Керис хотела стать врачом, не понимая, почему только священникам разрешается изучать медицину. Девушка не забыла, как та плакала после смерти матери: «Ну почему люди болеют?» Мать Сесилия отвечала ей, что по грехам; Эдмунд говорил, что этого никто точно не знает. Ни тот ни другой ответ девочку не удовлетворил. Может быть, она все еще ищет ответ – здесь, на кухне Мэтти.

Керис влила жидкость в крошечный кувшинчик, заткнула, туго привязала пробку веревкой, стянув концы узлом, и вручила Гвенде. Та, засовывая снадобье в кожаный кошель на поясе, думала, как же ей заполучить Вулфрика на целый час. Храбро сказала, что может это сделать, но теперь, когда прижимала к себе приворотное зелье, задача казалась практически невыполнимой. Вулфрик начинал проявлять признаки беспокойства, стоило ей лишь заговорить с ним. Все свое свободное время он по возможности проводил с Аннет. Какая же у Гвенды может возникнуть необходимость побыть с ним наедине? «Я покажу тебе гнезда диких уток»? Но куда логичнее показать их отцу. Вулфрик немного наивен, но вовсе не глуп – сразу догадается, что это неспроста. Керис дала Мэтти двенадцать серебряных пенни – двухнедельный заработок Джоби, – и Гвенда поблагодарила:

– Спасибо, Керис. Надеюсь, ты придешь ко мне на свадьбу.

Суконщица рассмеялась:

– Вот это я люблю – полная уверенность!

Подруги вернулись на ярмарку. Гвенда решила для начала выяснить, где остановился Вулфрик. Его семья слишком богата, чтобы пользоваться бесплатным ночлегом в аббатстве. Скорее всего остановились на постоялом дворе. Можно, конечно, ненароком спросить у него или его брата, дескать, просто интересно, какой из постоялых дворов города самый лучший.

Мимо прошел монах, и Гвенда спохватилась, что не зашла к брату. Ей стало стыдно. Отец не навещал Филемона – мужчины ненавидели друг друга уже несколько лет, – но девушка любила брата. Знала, что он хитрый, злой, все время врет, но все-таки любила – ведь дети провели вместе много голодных зим. Обязательно сходит к нему, когда найдет Вулфрика. Но не успели они с Керис дойти до ярмарки, как встретили отца Гвенды.

Джоби стоял возле монастырских ворот, у «Колокола», с человеком в желтой тунике, у которого на спине висел какой-то тюк. На веревке батрак держал коричневую корову. Отец кивнул Гвенде:

– Я нашел корову.

Дочь внимательно ее осмотрела – два года, худая, своенравный взгляд, но вроде здоровая.

– Кажется, ничего, – кивнула она.

– Это Сим Коробейник, – буркнул отец, ткнув большим пальцем в желтую тунику.

Коробейник ходил по деревням, торгуя всякими мелочами – иголками, пряжками, ручными зеркальцами, гребнями. Может, конечно, корова краденая, но отца это не остановит, если цена подходящая. Гвенда спросила: