Красавица тронула его за плечо, посмотрела на дверь и, прикрыв рот рукой, ахнула:
– Да они будто живые!
Мерфин заволновался. Ее похвалу заслужить нелегко. И все-таки нужно держаться скромнее.
– Я просто сделал их разными, а на старой двери все одинаковые.
– Нет, не просто. Девы как будто сейчас сойдут и заговорят с нами.
– Спасибо.
– Но весь собор совсем в другом стиле. Что скажут монахи?
– Брату Томасу нравится.
– А ризничему?
– Годвину? Не знаю. Но если поднимется шум, пойду к аббату Антонию. Тот не станет заказывать новую дверь и платить дважды.
– Ну что ж, – задумалась девушка, – в Библии не говорится, что они все одинаковые. Просто пять мудрых подготовились и встретили Жениха, а пять юродивых тянули до последней минуты и в результате не попали на брачный пир. А что Элфрик?
– Такое не для него.
– Но он твой мастер.
– Его волнуют только деньги.
Элизабет покачала головой:
– Проблема в том, что ты лучше. Это стало ясно несколько лет назад и всем известно. Элфрик никогда этого не признает и потому ненавидит тебя. Можешь пожалеть, что сделал такую прекрасную дверь.
– И всегда-то ты все видишь в черном свете.
– Вот как? – обиделась Клерк. – Что ж, посмотрим. Надеюсь, я ошибаюсь.
Белокурая красавица собралась уходить.
– Элизабет?
– Да?
– Я правда очень рад, что тебе понравилось.
Девушка не ответила, но, кажется, несколько оттаяв, махнула на прощание рукой.
Мерфин решил, что дверь готова, и обмотал ее грубой мешковиной. Все равно показывать Элфрику, почему бы и не сейчас. Дождь прекратился, по крайней мере на время. Фитцджеральд попросил одного работника помочь. У строителей имелся особый способ переноски тяжелых громоздких вещей. Параллельно клали на землю два прочных шеста, а на них перпендикулярно по центру – доски, на которые затаскивали груз, затем люди вставали между шестами с обоих концов и поднимали. Это называлось растяжкой; так же носили больных в госпиталь. Но даже на растяжке дверь оказалась очень тяжелой. Мерфин, правда, был привычен к тяжестям. Мастер никогда не давал ему поблажек из-за хрупкости телосложения, и в результате подмастерье стал удивительно сильным.
Вдвоем с помощником занесли дверь в дом Элфрика. На кухне сидела Гризельда, сегодня еще более аппетитная – грудь даже вроде стала больше. Мерфин терпеть не мог ссориться с людьми и попытался быть приветливым.
– Хочешь посмотреть мою дверь? – спросил он, проходя мимо.
– Чего мне на нее смотреть?
– Она резная. Это притча о мудрых и юродивых девах.
Дочь хозяина невесело усмехнулась:
– Только не надо мне про дев.
Пронесли дверь во двор.
Мерфин не понимал женщин. После того случая Гризельда была холодна с ним. Если она так к нему относится, то зачем это сделала? Девушка ясно давала понять, что больше не хочет. Сказал бы он этой пышке, что разделяет ее чувства – молодого человека в самом деле воротило при воспоминании, – но это оскорбление, и он вообще ничего не говорил.
Поставили растяжку на землю, и помощник Мерфина ушел. Крепкий Элфрик, наклонившись над кучей дерева, считал рейки, постукивая по каждой квадратным бруском в пару футов длиной и высунув язык, что делал всегда, когда приходилось шевелить мозгами. Мастер сердито посмотрел на ученика, и тот, не говоря ни слова, просто развернул дверь и гордо прислонил ее к груде камней. Следуя традиции и образцу, он вместе с тем сделал нечто свое, что приводило людей в восторг. Резчик с нетерпением ждал, когда дверь навесят в собор.
– Сорок семь, – буркнул Элфрик и повернулся к Мерфину.
– Я закончил дверь, – небрежно сказал тот. – Как вам?
Хозяин бросил взгляд на работу. Ноздри его большого носа удивленно раздулись. Затем он без предупреждения ударил Мерфина по лицу бруском, которым отсчитывал рейки. Это был приличный кусок дерева, и удар вышел сильным. От неожиданной боли юноша вскрикнул, оступился и упал.
– Кусок дерьма! – завопил мастер. – Ты обесчестил мою дочь!
Подмастерье хотел возразить, но рот его оказался полон крови.
– Как ты посмел! – рычал хозяин.
Как по сигналу из дома вышла Алиса.
– Змея! – завопила она. – Пробрался в наш дом и позоришь юную девушку!
Делают вид, что так вышло случайно, однако все спланировали, понял Мерфин. Выплюнул кровь и усмехнулся:
– Обесчестил? Она не была девушкой!
Элфрик вновь замахнулся. Фитцджеральд откатился, но полено больно пришлось по плечу. Алиса не унималась:
– Как ты мог поступить так с Керис? Моя бедная сестренка! Если она об этом узнает! Это разобьет ей сердце.
– А ты, конечно, поспешишь ей сообщить, сволочь.
– Но ты не сможешь тайно жениться на Гризельде, – удивилась Алиса.
– Жениться? Я не собираюсь на ней жениться. Да она меня ненавидит!
На этих словах появилась Гризельда:
– Конечно, я не хочу выходить за тебя замуж. Но придется. Я беременна.
Мерфин уставился на нее:
– Это невозможно – мы делали это всего один раз.
Элфрик грубо рассмеялся:
– Для этого достаточно и одного раза, дурак.
– И все-таки я не женюсь на ней.
– Не женишься – вылетишь вон, – набычился хозяин.
– Вы этого не сделаете.
– Почему же?
– Мне все равно, я на ней не женюсь.
Элфрик положил полено и взял топор.
– Боже милостивый! – прошептал Мерфин.
Алиса сделала шаг вперед.
– Элфрик, не убивай.
– Отойди, женщина. – Мастер занес топор.
Всерьез испугавшись, Фитцджеральд на карачках быстро отполз в сторону. Элфрик опустил топор. Но не на Мерфина, а на дверь.
– Не-ет! – завопил тот.
Острое лезвие вонзилось в лицо длинноволосой девы и расщепило древесину.
– Прекратите! – кричал юноша.
Элфрик вновь поднял топор и с силой опустил. Дверь раскололась. Подмастерье вскочил. К его ужасу, по щекам текли слезы.
– Вы не имеете права! – Молодой человек хотел кричать, но издавал лишь какой-то свистящий шепот.
Элфрик занес топор:
– Отойди, козявка, не искушай меня.
Мерфин заметил в глазах мастера безумный блеск и отступил. Хозяин снова опустил топор на дверь. Резчик стоял и смотрел, а по щекам текли слезы.
11
Две собаки, Скип и Скрэп – из одного помета, хоть и не похожие друг на друга, – обрадовались встрече. Скип был коричневым, а Скрэп маленькой и черной. Скип тощий и подозрительный – типично деревенский пес, – а горожанка Скрэп упитанная и благодушная.
Прошло уже десять лет с тех пор, как Гвенда выбрала Скипа на полу комнаты в большом доме торговца шерстью, в день, когда умерла мать Керис. Девочки подружились. Правда, виделись они всего пару раз в год, но рассказывали друг другу все. Дочь бедняка почему-то знала, что может поделиться с подругой чем угодно и это не станет известно ни ее родителям, ни кому другому в Вигли. От души надеялась, что это взаимно: сама она не общалась с кингсбриджскими девчонками и не могла по неосторожности чего-нибудь ляпнуть.
Гвенда приехала в Кингсбридж в пятницу ярмарочной недели. Ее отец отправился на торг продавать шкурки белок, пойманных в силки, которые он расставлял в лесу возле Вигли. Девушка пошла прямо к Суконщице. Как всегда, заговорили про мальчиков.
– Мерфин ходит какой-то странный, – покачала головой Керис. – В воскресенье был нормальный, мы целовались, а в понедельник отводил глаза.
– Он в чем-то виноват, – тут же решила Гвенда.
– Может, это Элизабет. Клерк всегда на него заглядывалась, хотя холодная как ледышка и слишком старая.
– А ты с Мерфином уже это делала?
– Что?
– Ну, ты понимаешь… В детстве я называла это хрюканьем, потому что звуки, которые издают взрослые, похожи на свинские.
– Ах это. Нет, еще нет.
– Почему?
– Не знаю…
– Не хочешь?
– Хочу, но… Скажи, неужели ты собираешься всю жизнь выполнять чьи-то приказы?
Гвенда пожала плечами: